Откуда каждый из нас получает опыт собственной субъективной идентичности, неповторимости? С чего начинается опыт собственного бытия?
Можно сказать, что ощущения бытия младенец получает из опыта слияния с собственной матерью. Хотя новорожденный и отделен физически от тела своей матери, он этого еще не осознает. Он и его мать в его восприятии - это одно целое. У ребенка есть иллюзия единства с матерью: одна душа на двоих, одно тело на двоих. И все, что угрожает разрушить эту иллюзию, вызывает у него отчаянное сопротивление и стремление вернуть «утерянный рай» единства. Мать, реагируя на плач ребенка, интуитивно стремиться понять какая неудовлетворенная потребность ребенка нарушает эту иллюзию и ищет способы ее продления. Можно сказать, что она защищает ребенка от реальности внешнего мира, которую он пока не в состоянии принять и пережить. Этот опыт защищенности и материнской отзывчивости и заботы дает ребенку жизненно важную возможность сформировать внутренний образ защищающей и заботящейся матери, то, что в психоанализе называется первичным нарциссизмом (всемогущество младенца - владельца материнской груди ). Имея внутри своей психики образ удовлетворяющей его матери, ребенок может спокойно отпустить мать и уснуть. С этого образа, запечатленного во внутреннем мире ребенка, начинается личная идентичность, личный внутренний мир и собственное бытие. Ребенок идентифицирует (запечатлевает в своей памяти) голос матери, тепло и запах ее тела, вкус ее молока, ее образ и взгляд.
Это детское стремление к слиянию таится глубоко в душе у каждого из нас – желание вернуться в беспечное, раннее детство, когда не было ответственности и невыносимых требований желания.
В тоже время, вместе со стремлением к слиянию, ребенок имеет столь же необходимое ему мощное стремление к отделению, сепарации от матери и установлению отличий с ней. Эти же тенденции и во взрослой жизни проявляются: «Мы с тобой одной крови!», «Я такой-же как все!», но «Я – другой!», «Я не хочу сливаться с толпой!». Достаточно хорошая мать, не будет препятствовать и мешать отделению ребенка, его растущей автономии, также как и его стремлению к слиянию с ней.
В статье Недолюбленный ребенок я описал различные варианты поведения матери, которые приводят в дальнейшем к тяжелым психосоматическим и психическим травмам в развитии ребенка. Проявляются они в невозможности жить собственной жизнью, иметь собственное бытие. Их жизнь подчинена бессознательным нарциссическим фантазмам (сценариям): «одна жизнь на двоих», «одно тело на двоих», «один пол на двоих», «одна психика (душа) на двоих». В этих фантазмах зашифровано как само детское желание слияния с матерью, обладания ею, так и защита от этого желания – «У меня все есть и мне ничего не нужно», отрицание своей отделенности от нее, своей нужды в ней, гнева на нее. Почему он все переворачивает?
У этих людей тенденция к слиянию с матерью была связана с сильной тревогой, поскольку мать не давала должной заботы и не защищала от внутреннего и внешнего возбуждения. Вместо интроецированного (помещенного внутрь) образа заботящейся, помогающей и успокаивающей матери возникает пустота, либо ужасающее имаго(представление) связанное со смертью.
По этой причине таким людям очень страшно оставаться наедине с собой. Часто выявляются проблемы со сном, отсутствием оргазма, поскольку и наслаждение сном, и получение удовольствия от оргазма – эти два важнейших типично психосоматических переживания, напрямую связаны с опытом слияния и наличием внутреннего образа успокаивающей матери. Вместо этого образа у них пугающая пустота, за которой скрывается смертельный ужас.
Но, в тоже время, они не могут иметь удовлетворяющих их отношений с другим человеком. Они не могут быть с кем-то, поскольку это бытие не может быть параллельным (все на двоих), нет двух параллелей, один – есть продолжение другого: в их фантазиях один отнимает жизнь, тело, душу у другого. Это проявляется в ощущениях отсутствия бытия («Я не чувствую, что я живу» или «Я живу чужой жизнью», « Он вампирит меня, выпивает из меня жизнь!»). Это постоянная борьба не на жизнь, а на смерть, гамлетовский вопрос «быть или не быть». Отношения со значимым другим только лишь при возможности жесткого контроля за действиями, мыслями и желаниями партнера.
Главное стремление – быть целостным, не испытывать никакой нехватки и нужды в другом человеке, избегнуть зависимости. Этой целостности (рая слияния) он пытается достигнуть за счет «ампутации» собственных желаний (и любовных, и агрессивных). Все отрицается и проецируется вовне: «Это не я злюсь, а вы!», «Это не я вас хочу, а вы меня!»
Отсюда и нарциссические выводы: «Душа вечна!», «Мертвые наблюдают за мной и жаждут меня!», «Никто не умирает и не исчезает!» «Я буду жить вечно!» «Смерти нет!»
«Никто никому не уступает место!»,«Все будет потом!», «Мне не больно!», «Мне ничего не нужно».
Главное, что предстоит понять такому пациенту в терапии, что жизнь конечна, а он еще не жил. Жизнь проходит мимо, а он сидит в слиянии со своей мамой, отношения с которой увековечены из-за запрета на гнев.
