Этот человек Моисей

Прогресс духовности

Чтобы оказать длительное психологическое воздействие на коллектив, недостаточно убедить людей, что они специально избраны Богом, — нужно эту избранность подтвердить. В религии Моисея таким подтверждением был Исход; Бог — или Моисей от Его имени — не уставал напоминать об этом доказательстве Своей благосклонности. Чтобы сохранить его в памяти людей, был установлен праздник Пасхи, точнее — прежний праздник был привязан к этому воспоминанию. Но позднее Исход стал уже далеким прошлым. К этому времени знаки Божьей благосклонности были довольно скудны: судьба народа Израиля свидетельствовала, скорее, о Его неудовольствии. Мы знаем, что примитивные народы имеют обычай наказывать и даже свергать своих богов, если они не выполняют своей обязанности даровать людям победу, богатство и благополучие. Во все века так поступали с царями; тем самым подтверждается соответствие царей и богов, то есть их древнее общее происхождение. Современные народы тоже имеют привычку избавляться от своих правителей, едва лишь блеск их правления слегка затмевается неудачами, да если они к тому же сопровождаются потерей земель и богатств. Почему же парод Израиля тем крепче держался за своего Бога, чем хуже Он с ним обращался? Этот вопрос мы пока оставим открытым.

Задумаемся лучше, дала ли религия Моисея евреям еще что-нибудь, кроме возросшей — благодаря сознанию "избранности" — уверенности в себе. И впрямь, нетрудно указать еще один элемент. Новая религия дала евреям также куда более грандиозное представление об их Боге, или, выражаясь более осторожно — идею более величественного Бога. Каждый, кто верил в этого Бога, соприкасался с Его величием и мог ощущать себя возвышенным. Скажем, гордость англичанина за величие Британской империи коренится в чувстве большей безопасности и защиты, которое он ощущает. Но то же самое верно и в отношении великого Бога, а поскольку человек вряд ли может претендовать на участие в Божественном управлении миром, то его гордость за величие своего Бога связана, прежде всего, с тем, что этот Бог именно его "выбрал".

Но среди предписаний этого Бога есть одно, значение которого много больше, чем представляется на первый взгляд. Это запрет на изготовление подобий Бога, который, по сути, означает приказ поклоняться Богу незримому. Я полагаю, что в этом пункте Моисей превзошел в строгости даже религию Атона; его Бог не должен был иметь ни имени, ни облика. Этот запрет поначалу был, видимо, еще одной предосторожностью против магических ухищрений. Но, будучи принят, он неизбежно должен был оказать глубокое влияние на евреев. Ибо он означал подчинение чувственных ощущений абстрактной идее; это была победа духа над чувствами, или, более строго, отказ от удовлетворения инстинктивных потребностей со всеми вытекающими отсюда психологическими последствиями.

Чтобы понять значение этого шага, следует поставить его в ряд с другими процессами аналогичного характера в развитии человеческой культуры. Самый ранний из них и, возможно, самый важный мы можем различить лишь в неясных очертаниях архаического прошлого. Только его поразительно долгое влияние заставляет нас заключить, что он действительно имел место. У наших детей, у взрослых невротиков, у примитивных племен мы обнаруживаем психический феномен, который я называю верой во "всемогущество мысли", иными словами — переоценку того влияния, которое наши духовные способности — умственные, в данном случае — могут оказать на окружающий мир, вызывая в нем желаемые изменения. Вся магия, эта предшественница науки, в сущности, основана на таком представлении. Сюда относится вся магия заклинаний, равно как и вера в могущество, связанное со знанием и произнесением некоего имени. Можно предположить, что эта вера во "всемогущество мысли" была выражением чувства, некогда охватившего человечество, когда оно овладело речью и благодаря этому вступило на путь небывалого взлета интеллектуальных способностей. Именно тогда перед человечеством открылась новая область "духовного", в которой решающее значение приобрели концепции, воспоминания и умозаключения — в отличие от чисто физической активности, связанной с непосредственными восприятиями органов чувств. Это, несомненно, было одним из важнейших этапов становления человека.

Другой процесс, происходивший уже в более поздние времена, появляется перед нами в более ощутимой форме. Под влиянием внешних условий (которые нам нет нужды здесь прослеживать) произошла смена матриархальной структуры общества патриархальной. Естественно, это повлекло за собой революцию в существующих законах. Отголосок этой революции все еще слышится в эсхиловской "Орестее". Такой поворот от матери к отцу — означал, прежде всего, еще одну победу духовного над чувственным, иными словами — еще один этап развития культуры. Ведь материнство ощутимо непосредственно, тогда как отцовство — это вывод, основанный на умозаключении и предположении.

В какой-то момент между этими двумя событиями произошло еще одно, обнаруживающее тесную связь с происхождением религии. Человек пришел к представлению о существовании неких "спиритуальных" сил, иными словами — таких, которые нельзя уловить органами чувств, в частности зрением, но которые, тем не менее, оказывают несомненное, даже исключительно сильное воздействие. Если верить показаниям человеческих языков, первый духовный образ возник благодаря движению воздуха, ибо само духовное начало получило свое название от дуновения ветра ("анимус", "спиритус", на иврите — "руах"). Так возникла идея "души" как некоего духовного стержня личности. Наблюдения обнаружили этот "руах" в человеческом дыхании, которое прекращается со смертью; еще и сегодня мы говорим о том, что умирающий "испустил последнее дыхание". Отныне перед человеком открылась область духов, и он принялся поспешно наделять все существующее в природе той душой, которую обнаружил в самом себе. Весь мир стал одухотворенным, и наука, появившаяся много позже, оказалась перед трудной задачей восстановления первичного состояния вещей — так и не покончив с ней по сей день.

Благодаря Моисееву запрету, Бог был поднят на высший уровень духовности; тем самым был открыт путь к дальнейшим изменениям идеи Божества, о которых я скажу позже. Сейчас интереснее другое следствие. Прогресс духовности, несомненно, вел к росту человеческой уверенности в себе, к тому, что люди начинали считать себя выше тех, кто еще оставался во власти непосредственных ощущении. Мы знаем, что Моисей дал евреям гордое сознание "избранности" Богом; но, дематериализовав этого Бога, он внес еще один важный вклад в тайную духовную сокровищницу народа. Впоследствии евреи сохранили эту свою склонность к духовному. Все позднейшие политические неудачи научили их ценить то единственное, что они сохранили, свои писаные хроники, как некое величайшее достояние. Не случайно сразу же после разрушения Титом Иерусалимского Храма рабби Иоханан бен Закай попросил разрешения открыть в Явне первую школу для изучения Торы. С того момента Священная Книга и ее изучение оставались тем единственным, что удерживало рассеянный народ в единстве.

Все это хорошо известно, и я хотел только подчеркнуть, что это специфически характерное для евреев развитие было инициировано именно моисеевым запретом на поклонение Богу в видимом облике.

Предпочтение, которое евреи в течение двух тысяч лет отдавали духовным начинаниям, несомненно, оказало влияние на их характер; оно помогло им выстроить плотину, защищавшую их от насилия и жестокости, которые обычно торжествуют там, где идеалом является чисто физическое совершенство. Увы, гармоническое развитие физического и духовного, достигнутое греками, не было уделом евреев. В конфликте духа и плоти они отдали предпочтение тому, что имело большее культурное значение.

Человек по имени Моисей

"Человек по имени Моисей и монотеистическая религия" - последняя работа великого австрийского психолога и психиатра, основоположника психоанализа. Вывод Фрейда о том, что Моисей библейский вождь, законодатель и освободитель еврейского народа - был египтянином, противоречит каноническим представлениям. В своих изысканиях Фрейд опирается на колоссальный историко-культурный материал. Поразительная цепкость мышления ученого, стройная логика и почти детективный сюжет, несомненно, захватят внимание читателя, который сам сможет судить о правомерности психоаналитического толкования истории Моисея и глубже разобраться в бессознательных мотивах коллективного и личного поведения.