Глава 3. Хороший тренажер для мозга найти нелегко
(фрагмент главы)
Как оказалось, сегодня рынок предлагает огромное множество коммерчески доступных программ, создатели которых утверждают, что у них имеются научные доказательства эффективности их тренажеров для мозга. Но выяснить, какие из них не выдерживают критики, а какие стоит включить в свою тренинговую схему (если таковые вообще найдутся), было, признаться, задачей не из легких. Пожалуй, самым популярным продуктом, впервые выпущенным в 2005 году, считается Dr . Kawashima ' s Brain Training (Тренинг для мозга доктора Кавашимы), также известный как Brain Age : Train Your Brain in Minutes a Day ! («Век мозга: развивай свой мозг за считаные минуты в день!»). Однако, несмотря на то что на сегодняшний день продано более 19 миллионов копий этой программы и некоторые неврологи даже рекомендуют ее как эффективную профилактику болезни Альцгеймера, производитель игры Nintendo настаивает на том, что она исключительно развлекательного свойства, и отрицает какую-либо пользу от нее в деле развития интеллекта. Впрочем, надо признать, фактические результаты и правда выявили лишь очень немногие исследования.
Тем не менее рынок все же предлагает пять продуктов, чьи претензии на эффективность имеют под собой довольно веские основания; один из них разработан Торкелем Клингбергом, шведским ученым, чье исследование 2002 года вдохновило (и обескуражило) Джегги и Бушкюля. К моменту публикации своей работы Клингберг уже объединился с рядом коллег из Каролинского института с целью создания компании Cogmed , предлагающей одноименный тренинг для мозга. Они решили превратить упражнения по развитию рабочей памяти в бизнес и вывести эту область психологии на определенный уровень научной достоверности, чего ей прежде явно недоставало. Не опускаясь до агрессивной риторики торгашей, упорно проталкивающих на рынке различные продукты для самосовершенствования, Cogmed настаивала, что предлагает потребителю компьютеризированные тренинги, которые проводятся с привлечением квалифицированных психологов и высококлассных специалистов-медиков. Первоначальным целевым рынком компании стали дети с СДВГ, родители которых готовы были использовать любой способ усиления концентрации своих чад, кроме медикаментозного.
К 2003 году Cogmed уже имела первых платежеспособных потребителей в Швеции. Два года спустя второе, более масштабное исследование, проведенное Клингбергом и его коллегами, показало, что тренинги рабочей памяти дали среди детей с СДВГ очень неплохие результаты. В 2006 году исследователи наняли и подготовили четырех психологов для проведения тренингов Cogmed в США и одного такого же специалиста в Швейцарии. К 2010 году этот тренинг предлагали психологи из 25 стран мира всех континентов земного шара; были также опубликованы результаты новых исследований, которые продемонстрировали, что тренинги приносят реальную пользу как детям, так и взрослым с различными когнитивными расстройствами. В том же году случилось еще одно важное происшествие, показавшее, каким масштабным бизнесом могут быть тренинги для мозга, — Cogmed выкупила компания Pearson , глобальный лидер образовательного рынка.
«Мы работаем с медицинскими учреждениями и школами по всему миру, обеспечивая тренингом Cogmed всех, у кого есть проблемы с рабочей памятью, — утверждает компания на своем сайте. — Cogmed является лидером в недавно появившейся области когнитивных тренингов, его эффективность подтверждена фактическими данными. Мы можем представить научно обоснованные результаты исследований, которые показывают, что тренинг Cogmed действительно приводит к существенным и долговременным улучшениям концентрации и внимания среди людей с низкими показателями рабочей памяти независимо от возрастной группы. Это делает продукты Cogmed самыми надежными в данном сегменте рынка».
Не кажутся ли вам подобные заявления несколько претенциозными? Я лично поинтересовался об этом у Клингберга, сидя с ним в крошечном переполненном кафе на 23-й Вестстрит на Манхэттене; ученый приехал в Нью-Йорк, чтобы позже в тот же день выступить с докладом в Колумбийском университете. Услышав этот не слишком приятный вопрос, наверное, в сотый раз, Клингберг, одетый в черную кожаную куртку, тут же помрачнел.
«Ну да, разумеется, — ответил он, пожимая плечами. — Мы начали проводить исследования только в 1999 году. Конечно, вы можете сказать, что наши эксперименты недоскональные, что нам еще лет десять ждать, пока в них примут участие тысячи испытуемых. Это общая проблема всех исследований в области когнитивных тренингов — то, что у нас за плечами нет таких же масштабных результатов, как, например, у фармацевтических компаний. С другой стороны, уже очевидно, что наш продукт абсолютно безопасен. И раз мы разрабатывали и совершенствовали его на протяжении пяти лет, нам следует предоставить людям возможность его попробовать, разве нет?»
Далее Клингберг обратил мое внимание на следующий факт: создатели тренинга вовсе не утверждают, что он улучшает подвижный интеллект; по их мнению, он способен развивать только рабочую память, даже несмотря на то что тесная связь между нею и подвижным интеллектом подтверждена целым рядом исследований.
«Мы раз за разом наблюдаем у прошедших тренинг людей улучшение рабочей памяти и концентрации, в том числе внимательности в повседневной жизни, — сказал он. — Это, понятно, не идеал, но я доволен и такими результатами. Проблемы плохой рабочей памяти и внимания мучают и детей, и взрослых. На данный момент у меня в компании Cogmed нет финансовых интересов. Мое воздействие на нее в основном сводится к тому, чтобы она сохраняла предельную осторожность. И, заметьте, сотрудники Cogmed никогда не делали многообещающих заявлений ни об омоложении мозга, ни об улучшении интеллекта».
Тут я признался Клингбергу, что, хотя и прочел отчеты по всем его исследованиям, мне по-прежнему не совсем понятно, какие именно компьютеризированные развивающие задания входят в тренинг Cogmed .
«Таких заданий 12, — сказал он. — Все — зрительно-пространственные. Роль внимания в функционировании рабочей памяти почти всегда связана с пространственным восприятием. Когда вы обращаете на что-то внимание — даже сейчас на меня, во время разговора в этом кафе, — в нем обязательно присутствует некий пространственный компонент. Например, если сейчас вдруг раздастся какой-то громкий звук, вы, скорее всего, переместите внимание на его источник. Однако в данный момент для вас важно поддерживать пространственный фокус именно на мне. Даже несмотря на то что вы слышите мои слова, визуально-пространственный компонент чрезвычайно важен. Так что, сумев повысить стабильность этого пространственного аспекта, вы начнете лучше справляться с визуально-пространственными заданиями и научитесь сохранять фокус внимания на собеседнике, меньше отвлекаясь на посторонние шумы и звуки».
Однако мне хотелось до конца разобраться в том, какие упражнения предлагает Cogmed , и я договорился о встрече с психологом-клиницистом. Звали ее Николь Гарсиа; она проводила с желающими тренинги всего в нескольких километрах от моего дома в Монтклере. Николь усадила меня за компьютер и предложила сыграть в несколько игр. Психолог подчеркнула, что в Cogmed их называют не играми, а «обучающими заданиями». Но мне они показались очень похожими на компьютерные игрушки.
Я кликнул по первой иконке; игра называлась 3 D Grid . На экране появилось нечто напоминающее внутренность куба; я смотрел на него сверху вниз, как через снятый потолок. Каждая из четырех стен и пол куба были разделены на четыре панели. Когда игра началась, некоторые из этих панелей одна за другой начали светиться, а я должен был кликать по ним в той последовательности, в какой они загорались. Далее я открыл вторую игру — Hidden . На экране появилась стандартная клавиатура — такие используются в мобильных телефонах и калькуляторах. Затем клавиатура исчезла, и мужской голос перечислил короткий набор цифр. Когда он закончил, клавиатура появилась снова, и мне следовало набрать на ней названные цифры задом наперед. Третья игра начиналась с изображения круга, на который, словно жемчужины на нитку или кабинки на колесо обозрения, были нанизаны еще девять кружков меньшего размера. Большой круг медленно вращался по часовой стрелке, а маленькие освещались в произвольной последовательности. После завершения вращения мне надо было кликнуть по кружочкам в том же порядке, в котором они загорались.
На первом уровне все игрушки показались мне до смешного простыми, но потом сложность резко возросла: число элементов, которые надо запомнить, увеличилось, равно как и темп игры. И я начал делать ошибку за ошибкой.
«Только выполняя эти задания сам, понимаешь, насколько они трудны, а со временем они становятся очень, очень сложными, — смеясь, сказала доктор Гарсиа. — Я прошла все 25 тренингов Cogmed , так что, можете поверить, хорошо знаю, о чем говорю».
Николь впервые узнала о Cogmed еще в 2004 году, но, по ее словам, прошла специальную переподготовку и включила тренинг в свою лечебно-психологическую программу для детей и взрослых только в 2011-м.
«У меня был один клиент, парень 23 лет, который всю жизнь боролся с СДВГ, — рассказала она мне. — Он сидел на специальных препаратах, и это помогало, но однажды мы достигли точки, когда я почувствовала, что мы уперлись в стену. Пациент еще учился в колледже, и у него к этому времени возникли серьезные проблемы с усвоением материала. Я рассматривала самые разные программы для улучшения концентрации внимания и в конечном счете решила остановиться на Cogmed . Это была надежда. Я подумала, что, вполне вероятно, она распахнет перед моим пациентом двери и он сможет двигаться вперед».
По словам Гарсиа, даже теперь, когда со времени прохождения тренинга минул год, молодой человек продолжает пользоваться его плодами. « Cogmed достали ту часть его мозга, до которой я как психолог не смогла добраться своими беседами и на которую не оказывали нужного воздействия медицинские препараты. После тренинга он впервые за всю учебу не получил за семестр ни одной неудовлетворительной отметки и не бросил ни одного учебного курса».
Доктор Гарсиа «лечила» с помощью Cogmed несколько десятков пациентов в возрасте от 6 до 63 лет (в том числе, кстати, одну успешную адвокатессу, у которой в 40 лет диагностировали СДВГ). Она говорит, что убедилась в эффективности тренинга — иногда в сочетании с медикаментозным лечением, а иногда и без оного. При этом Николь отмечает, что, хотя тренинг Cogmed полностью компьютеризирован, с пациентом непременно должен работать специалист; его задача — поддерживать мотивацию и целеустремленность. А еще психолог сказала, что родным больного полный тренинг из двадцати пяти занятий обходится примерно в 2000 долларов и по сравнению с большинством других вариантов лечения СДВГ это относительно дешево.
«Надо сказать, этот тренинг подходит не для любого человека, — отметила доктор Гарсиа. — Но из тех пациентов, кто выполнял входящие в него упражнения и проходил весь тренинг от начала до конца, я пока не видела ни одного, кому бы это не пошло на пользу. Сказанное, кстати, относится и ко мне самой. Я всегда очень плохо ориентировалась в пространстве. У каждого свои недостатки. До тренинга Cogmed я могла пропустить нужный поворот, даже когда мой GPS командовал: «На следующей улице — направо». Я даже и не надеялась, что мои навыки вождения улучшатся благодаря Cogmed , но в один прекрасный день вдруг поняла, что больше не путаюсь в улицах!»
Но хотя свидетельства вроде представленных доктором Гарсиа весьма красочны и эмоциональны, скептически настроенным ученым они кажутся совсем неубедительными, в частности потому, что абсолютно все эксцентричные формы лечения, которые предлагались человечеству за тысячи лет истории медицины, поначалу базировались на подобных восторженных отзывах. «Знаете, доктор поставил мне пиявки — и бородавок как не бывало!» (Это, кстати, довольно любопытный пример, потому что со временем ученые выявили, что пиявки действительно способны очищать некоторые виды ран, и сегодня весьма активно применяют их в медицине.) Однако же у Cogmed есть одно довольно существенное преимущество по сравнению со всеми остальными формами когнитивных тренингов. Я говорю о весьма внушительном количестве официально опубликованных рандомизированных клинических исследований, наглядно демонстрирующих эффективность тренинга, равно как и о тех, которые проводятся сегодня независимыми исследователями в лучших институтах, не замеченных в компрометирующих связях с коммерческими компаниями.
«Я поначалу тоже относилась к Cogmed скептически, — признаётся Джули Швейцер, директор Программы СДВГ Института нарушений развития нервной системы Калифорнийского университета Дэвиса. — Но меня чрезвычайно сильно волновала проблема отчаявшихся родителей, не удовлетворенных результатами медикаментозного лечения, которое получали их дети. Не стоит забывать и о том, что некоторые люди просто не переносят лекарственные препараты».
Доктор Швейцер рассказала мне, что, подав заявку на грант для изучения Cogmed как возможного средства лечения СДВГ, она с немалым удивлением прочла отзыв одного из рецензентов. «Эксперт написал: «Нам уже известно, что данный метод эффективен». Я была уверена — и уверена до сих пор, — что тут еще потребуется очень и очень много исследований».
В итоге Джули провела исследование самостоятельно. Она набрала 26 детей с диагнозом СДВГ; половина из них прошла полный тренинг Cogmed , а другая — компьютеризированный тренинг, не предусматривающий повышения степени сложности заданий по мере развития способностей испытуемого. Для сравнения результатов двух видов тренингов и выявления их влияния на одно из самых серьезных последствий СДВГ — неспособность сосредоточиться на задаче из-за каких угодно отвлекающих факторов — исследовательница использовала объективную меру, известную под названием RAST ( restricted academic situations task , задача для ограниченных обучающих ситуаций).
«Мы помещаем ребенка в комнату, даем ему какое-то время поиграть игрушками, затем откладываем их в сторону и предлагаем ему решить ряд математических задач, — объясняет доктор Швейцер. — Мы говорим, ребенку, что он должен работать над задачами в течение пятнадцати минут, а затем выходим из комнаты, но все время ведем видеосъемку. В итоге отснятый материал оценивается с разбивкой на каждые 30 секунд: занимается ли ребенок в данный отрезок времени порученным ему делом, возится с игрушками, поет песенки, ерзает, ходит по комнате и т. д.».
Результаты этого исследования были опубликованы в июле 2012 года в журнале Neurotherapeutics . Оно показало, что дети из плацебо-группы занимались порученным заданием приблизительно одинаковое время как в начале, так и в конце исследования, после чего отвлекались на посторонние дела. А вот среди тех, кто прошел тренинг Cogmed , это время резко выросло — они решали задачки более чем на шесть минут дольше, чем дети из плацебо-группы.
«Мы получили положительные результаты, но это было очень небольшое исследование, — говорит Швейцер. — Можно сказать, что сегодня я в целом отношусь к потенциалу тренинга Cogmed в качестве инструмента развития рабочей памяти и лечения СДВГ с осторожным оптимизмом. Мы испытываем огромную потребность в чем-то большем, нежели традиционные методы лечения, особенно при работе с подростками. На данный момент лекарства — это лучшее, что у нас есть, и они действительно весьма эффективны, но полностью ими проблему не решить. Многие мои пациенты либо в какой-то момент просто отказываются принимать препараты, либо у лекарств обнаруживается слишком много побочных эффектов. Нам нужны и другие инструменты. Так что если тренинг действительно окажется работоспособным, это будет просто потрясающе».
СДВГ — не единственное заболевание, серьезно ослабляющее эффективность рабочей памяти. Например, на момент написания этой книги Швейцер проводила небольшое исследование Cogmed на базе детей с синдромом хрупкой Х-хромосомы, генетическим заболеванием, ведущим к задержке умственного развития. На тот момент эксперимент еще не был завершен, но исследовательница сказала: «Я уже сегодня могу утверждать, что некоторые из больных детей способны выполнить входящие в тренинг задания. То есть, точнее говоря, большинство. Родители просто в восторге».
Еще одна важная группа, часто нуждающаяся в когнитивной реабилитации, — дети, перенесшие рак. «От 20 до 40 процентов детей, подвергшихся лечению от лейкемии, со временем сталкиваются с когнитивными изменениями, — говорит Кристина Харди, нейропсихолог из Детского национального медицинского центра в Вашингтоне. — А среди тех, кто лечился от опухолей головного мозга, эта цифра составляет как минимум 60–80 процентов».
От других маленьких пациентов, нуждающихся в когнитивной реабилитации, этих детей отличает то, что эффект воздействия радиации или химиотерапии на человеческий мозг, особенно на детский, проявляется лишь по прошествии некоторого времени. Так, одно недавно проведенное исследование сразу после лечения не выявило в результатах вербального IQ -теста детей, переживших острый лимфобластный лейкоз, никаких существенных изменений, однако уже в старшем подростковом возрасте их балл снизился в среднем на 10,3 пункта.
«Например, после черепно-мозговой травмы люди в одночасье утрачивают множество навыков и, конечно, очень хотят их восстановить, — сказала мне Харди. — Но наши дети, подвергшиеся лечению онкологических заболеваний, ничего не теряют. Они просто оказываются неспособны вырабатывать и развивать новые навыки так же эффективно, как прежде. Когда они приходят к нам впервые, мы почти не выявляем последствий агрессивного лечения. Но примерно через год, когда медицинские процедуры заканчиваются и дети возвращаются в школу, у них возникают трудности с освоением нового материала; они не могут учиться, как прежде, и получают худшие оценки, потому что лечение ослабило их рабочую память и внимание. И со временем мы часто наблюдаем общее снижение академической успеваемости и показателя IQ ».
По словам Харди, хотя многие дети полностью восстанавливают свои когнитивные способности без дополнительного лечения, среди тех, кому это не удается, негативный эффект иногда становится особенно заметен только в зрелом возрасте.
«Понаблюдав за взрослыми людьми, пережившими в детстве рак, давно и благополучно вылеченный, — рассказывает нейропсихолог, — мы обнаружили, что по сравнению со своими не болевшими сверстниками они как группа достигают основных вех развития с некоторым опозданием. Они часто не вступают в брак и навсегда остаются в родительском доме; многие не оканчивают школу и не находят сколько-нибудь хорошей работы. Я как врач считаю это чрезвычайно удручающим: вашему ребенку в детстве не повезло заболеть самой страшной болезнью в мире, но он победил ее, а теперь когнитивные изменения скверно сказываются на всей его дальнейшей жизни. И самое грустное, что, глядя на ребенка, только что успешно завершившего лечение, я понимаю, что с ним, скорее всего, случится, но ничего не могу сделать, чтобы предотвратить негативные процессы в его мозгу. Поэтому-то я и занялась поиском способов восстановления когнитивных функций».
В 2012 году Харди сообщила о результатах пилотного исследования, в котором Cogmed сравнивался с компьютеризированным плацебо-тренингом, не предусматривающим усложнения заданий по мере повышения уровня испытуемых. Из 20 детей, поборовших рак мозга или лейкоз, те, кто тренировался на Cogmed , достигли значительно лучших результатов по сравнению с плацебо-группой. Это касалось как улучшений зрительной рабочей памяти, так и ослабления проблем с учебой (по оценке родителей). «Я начинала эту работу с изрядной долей скептицизма; мне казалось очень сомнительным, что, просто немного поиграв в компьютерные игры, можно достичь реальных улучшений, — призналась мне Харди, чуть ли не слово в слово повторяя сказанное доктором Швейцер. — Я думала, мы не продвинемся ни на йоту. Надо отметить, тренинг принес пользу всем детям. Но были и такие, кто после него сообщил о весьма серьезных улучшениях. Больше того, когда мы со временем опять пригласили этих деток к себе в лабораторию и провели нейропсихологические тесты, они показали, что изменения сохранились. На инстинктивном уровне я верю, что некоторым детям когнитивный тренинг действительно может быть очень полезен. Не всем, но многим. Наше последнее исследование продемонстрировало заметное улучшение рабочей памяти примерно у 50–60 процентов детей, и я считаю этот показатель клинически значимым».
Тут я поинтересовался у Харди: исходя из имеющихся на сегодня доказательств, стала бы она рекомендовать Cogmed детям, поборовшим рак или имеющим другие проблемы когнитивного характера, так сказать, на общих основаниях.
«На сегодняшний день я чрезвычайно осторожно подхожу к любым рекомендациям в этой области, — призналась она. — В моем опубликованном исследовании слишком мало фактических, числовых данных. Например, мы до сих пор не знаем оптимального объема тренинга и каким группам он будет полезен больше всего. Но я продолжаю эксперименты в компании Cogmed ; мы также проводим такие исследования в Больнице святого Иуды в Мемфисе и в Миннесотском университете. И, должна отметить, результаты, которые мы получаем, меня очень радуют».
Далее Харди сказала: «Если говорить конкретно о детях, перенесших рак, то тут мы находимся в точке, где можем либо сидеть сложа руки и смотреть, как их состояние ухудшается, либо попытаться сделать хоть что-то. С моей точки зрения и с точки зрения многих семей, где есть такие дети, занятия на компьютере в течение получаса в качестве потенциального средства реабилитации — это истинное благословение. В худшем случае не будет улучшений. Но мы уже знаем, что изменения рабочей памяти чрезвычайно тесно связаны в долгосрочной перспективе с интеллектуальной деятельностью и академической успеваемостью человека. Так что логично предположить, что если мы сможем устранить проблему с рабочей памятью в самом начале, то, вероятно, сумеем смягчить или отсрочить проблемы в дальнейшем».
Мой вывод: меня весьма впечатлили исследования Cogmed и серьезность проводивших их ученых, тот факт, что тренинг организуют специально подготовленные психологи, и его вполне разумная цена. Иными словами, если бы я искал метод ослабить диагностированное врачами когнитивное расстройство, то, без сомнения, Cogmed стал бы одним из первых претендентов. Но у меня была другая задача — повысить уровень своего подвижного интеллекта, — а для этого данный тренинг, судя по всему, не слишком подходил. Так что, учитывая конкретную цель, я решительно вычеркнул Cogmed из списка своей тренинговой схемы.