Мифы для жизни

Глава 1. Влияние науки на миф (1961)

На днях, когда я обедал, сидя за стойкой в своем любимом кафе, туда зашел мальчуган лет двенадцати, со школьным ранцем за плечами и сел слева от меня. Следом за ним появился мальчик помладше, державший мать за руку, и они вдвоем заняли соседние места. Все сделали заказы. Пока мы ждали, парнишка слева, слегка повернувшись к матери, заявил: «Джимми написал сегодня сочинение про эволюцию человека, и учитель сказал, что он не прав и что Адам и Ева были нашими прародителями».

«Боже мой! - подумал я. - Ну и учитель!»

Дама, сидевшая через три стула от меня, ответила: «Учитель был прав. Нашими прародителями были Адам и Ева».

«Ну и мать у ребенка двадцатого века!»

Мальчик парировал: «Да, я знаю, но ведь это же была научная работа».

Я уже был готов рекомендовать наградить его медалью за выдающиеся заслуги от Смитсоновского института.

Мать, однако, сдаваться не собиралась. «Ох, уж эти ученые! - сказала она сердито. - Одни теории».

Но и тут мальчишка нашелся. «Да, я знаю, - был его спокойный и невозмутимый ответ, - но эта ведь подтверждена фактами: они нашли кости».

Подоспели молоко с сэндвичами, и на том все закончилось.

Что ж, давайте теперь на мгновение задумаемся о сакральном мировоззрении, которое было разрушено фактами и находками таких вот неугомонных молодых искателей истины.

В расцвете Средневековья, скажем, в XII-XIII веках, имели хождение два очень различных взгляда на устройство Вселенной. Согласно более распространенному, Земля, плоская как тарелка, плавала в безграничном мировом океане, где каких только жутких чудищ не встретишь. Это было крайне древнее представление, уходящее корнями к раннему бронзовому веку. Оно появляется в шумерских клинописях примерно в 2000 г. до н. э., и именно такой взгляд канонизирован в Библии.

Более респектабельной концепцией было представление древних греков, согласно которому Земля являлась не плоским телом, а цельным неподвижным шаром в центре вложенных друг в друга, как матрешки, семи прозрачных вращающихся сфер. В каждой из них располагалась видимая планета: Луна, Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер и Сатурн, - та самая семерка, по которой названы дни недели2. Более того, тона звучания семи планет составляют «музыку сфер», которой соответствуют ноты нашей диатонической гаммы. Кроме того, с каждой сферой соотносился определенный металл: серебро, ртуть, медь, золото, железо, олово и свинец соответственно.

Душа, спускающаяся с небес, чтобы родиться на Земле, приобретала, воплотившись, свойства этих металлов: следовательно, наши души и тела состоят из тех же самых элементов Вселенной и, так сказать, поют ту же песню.

Музыка и искусства, согласно этому раннему взгляду, должны были напоминать человеку о гармониях, от которых его отвлекают повседневные земные дела и заботы. В Средние века с этими сферами связывали соответственно семь учебных дисциплин: грамматика, логика и риторика (так называемый тривиум), арифметика, музыка, геометрия и астрономия (квадривиум). Более того, сами хрустальные сферы были не инертной массой наподобие стекла, а живыми духовными силами, над которыми властвовали ангельские существа, или, как говорил Платон, сирены. За пределами всего перечисленного находилось сияющее небесное царство, где Бог в своем величии сидел на триедином троне; так что, когда душа после смерти, возвращаясь к своему создателю, снова проходила через семь сфер, она сбрасывала в каждой соответствующее свойство и, обнаженная, прибывала на суд. Считалось, что император и римский папа правили на земле согласно законам и воле Бога, олицетворяя его власть и могущество в действии для всего христианского мира. Таким образом, в представлениях средневековых мыслителей наблюдалось идеальное согласие между строением Вселенной, канонами общественного строя и индивидуальным благом. Соответственно, через беспрекословное послушание христианин мог находиться в гармонии не только с обществом, но и с благой частью своего внутреннего мира и со всем мирозданием. Христианская империя была земным отражением небесного порядка: ее иерархическая организация с одеяниями, тронами и церемониями роскошных императорских дворов была вдохновлена образами Царства Господня, а в звуках колоколов кафедральных соборов и напевах церковных хоров эхом отзывались неземные ангельские голоса.

Данте в своей «Божественной комедии» раскрыл образ Вселенной, который идеально соответствовал представлениям его времени: и утвержденным церковью, и принятым наукой. Считалось, что когда сатана за гордыню и неповиновение был изгнан с небес, он упал вниз, как пылающая комета, и, ударившись о Землю, пропахал ее до самого центра. Прорытый им чудовищный кратер стал огненным провалом в ад, а огромная масса сдвинутой земли, вытолкнутая наружу, образовала на противоположной стороне Земли гору чистилища, которое Данте изобразил вздымающимся к небесам, прямо как Южный полюс. В его представлении все Южное полушарие находилось под водой, только эта могучая гора возвышалась над морем, и на вершине ее находился земной рай, из центра которого вытекали четыре священные реки, о которых говорит Священное Писание.

По всей видимости, когда Колумб поднял паруса и отправился за «синее море», которое, как верили многие его ближние (а возможно, и команда), было пограничным океаном, окружающим дискообразную Землю, сам он представлял образ, схожий скорее с миром по Данте, - об этом фактически говорится в его дневниках. Оттуда мы узнаем, что в ходе третьего плавания, когда Колумб впервые добрался до северного побережья Южной Америки, с большой опасностью пройдя на своем непрочном судне между Тринидадом и материком, он отметил гигантскую массу пресной воды, примешивающейся там к соленой (разливающейся из устьев Ориноко). Ничего не зная о лежащем впереди континенте, но в полном соответствии со средневековыми теориями он предположил, что пресные воды могли бы истекать из одной из рек рая, впадающих в южное море у подножия огромной антиподной горы. Кроме того, свернув на север, Колумб заметил, что корабли идут гораздо быстрее, чем во время пути на юг, и счел это подтверждением того, что теперь они плывут под уклон от подножия мыса мифической райской горы.

Думаю, что 1492 год знаменует собой окончание - или, по крайней мере, начало конца - власти старых мифологических систем, с незапамятных времен поддерживающих и вдохновляющих людские жизни. Вскоре после эпохального плавания Колумба совершил кругосветное путешествие Магеллан. Незадолго до этого Васко да Гама доплыл вокруг Африки до Индии. Землю начали систематически исследовать, и прежняя символически-мифологическая география оказалась дискредитирована. Пытаясь доказать, что где-то на земле существует Райский сад, Фома Аквинский всего лишь за два с половиной века до плавания Колумба писал: «Рай отрезан от обитаемого мира горами, или морями, или какой-то выжженной солнцем территорией, которую невозможно пересечь; поэтому люди, описывающие географические особенности земель, не упоминают о нем».

Пятьдесят лет спустя после первой экспедиции Колумба Коперник опубликовал свою работу о гелиоцентрической Вселенной (1543), а еще через шестьдесят с лишним лет небольшой телескоп Галилея принес наглядное подтверждение его идей. В 1616 году Галилей был осужден святой инквизицией - так же, как мальчик, сидевший рядом со мной, был осужден матерью, - за то, что придерживался и обучал теории, противоречащей Священному Писанию. Конечно, сегодня на вершинах гор стоят телескопы намного крупнее, например Маунт-Вилсон в Калифорнии, Паломарская обсерватория в том же штате, Китт-Пик в Аризоне и Халеакала на Гавайях. Теперь точно установлено не только то, что Солнце находится в центре нашей планетной системы, но и то, что оно - всего лишь одно из двухсот миллиардов солнц в галактике таких же сверкающих небесных светил, галактике, по форме похожей на гигантскую линзу диаметром многие сотни квинтильонов миль. И не только это! Наши телескопы теперь находят мерцающие точки, представляющие собой не светила, но целые галактики, каждая из которых столь же велика и непостижима, как наша, - уже тысячи и тысячи их обнаружены.

Воистину, чудо Вселенной, которое показала нам наука, - откровение гораздо более удивительное и невероятное, чем все, что мог представить себе донаучный мир. Картина мира размером с кукольный домик, нарисованная в Библии, рядом со всем этим годится разве что для детей, - а фактически не годится и для них, судя по словам юного искателя истины, сидевшего рядом со мной в кафе. Со своим «Да, я знаю, но это же была научная работа» он уже нашел способ оградить собственное познание мира от разваливающейся средневековой постройки - материнской церкви.

Рассыпались все древние мифические представления не только о природе Вселенной, но и о происхождении и истории человечества. Уже во времена Шекспира сэр Уолтер Рэли, прибыв в Америку и увидев множество новых животных, не известных по ту сторону океана, как капитан торгового судна осознал, что Ной просто не смог бы собрать представителей всех земных видов в одном ковчеге, как бы тот ни был велик. Библейское сказание о Всемирном потопе оказалось недостоверным, короче говоря, «не фактуализировалось». И сегодня мы (усугубляя ситуацию) датируем самое раннее появление человекообразных существ на земле на миллион лет раньше библейской даты сотворения мира. Большие палеолитические пещеры Европы датируются примерно 30 000 г. до н. э., земледелие возникло около 10 000 г. до н. э., первые же большие города появились приблизительно в 7000 г. до н. э. Но Каин, старший сын Адама, первого человека, назван в Библии земледельцем (Быт. 4:2) и строителем города Енох в земле Нод на востоке от Эдема (Быт. 4:17). Библейская «теория» снова оказалась ложной: «они нашли кости!».

Нашли еще и здания, что опять не согласуется со Священным Писанием. Например, период египетской истории, предположительно описанный в Исходе, -правление Рамзеса II (1301-1234 гг. до н. э.), или, может быть, Мернептаха (1234-1220 гг. до н. э.), или Сети II (1220-1200 гг. до н. э.) - хорошо представлен останками сооружений и иероглифических надписей. Однако в них нет ни одного упоминания о чем-то похожем на известные библейские бедствия, никаких свидетельств даже сопоставимых событий. Более того, как говорят другие хроники, еврейские кочевники, «хабиру», уже вторгались в Ханаан во времена правления Эхнатона (1377-1358 гг. до н. э.), на сотню лет раньше правления Рамзеса. Как бы там ни было, суть в том, что древнееврейские тексты, из которых выросли все эти популярные иудейские предания о сотворении мира, исходе, сорокалетнем скитании по пустыне и завоевании Ханаана, не были созданы Богом или неким Моисеем, а относятся к разным эпохам, написаны разными авторами, и все - намного позже, чем считалось ранее. Первые пять книг Ветхого Завета (Тора) были сформированы уже после Ездры (IV в. до н. э.) из текстов, датируемых периодом с IX в. до н. э., - так называемые источники Яхвист (J) и Элохист (Е) - до приблизительно II в. до н. э. - источник (Р), или «Священнический кодекс». Можно заметить, например, что существуют два описания Всемирного потопа. Из первого мы узнаем, что Ной собрал в ковчег «от всякой плоти по паре» (Быт. 6:19-20; источник Р, период после Ездры), а из второго: «И всякого скота чистого возьми по семи, мужеского пола и женского, а из скота нечистого по два, мужеского пола и женского» (Быт. 7:2-3; источник J, около 800 г. до н. э., плюс-минус 50 лет). Еще мы обнаруживаем две истории о сотворении мира, более раннюю во второй главе Бытия, а более позднюю - в первой. Во второй главе говорится, что был насажден сад и создан человек, чтобы возделывать его, затем появились животные, и наконец, как в сказке, из ребра Адама сотворена «матерь всех живущих» Ева. С другой стороны, в первой главе Бог, один над космическими водами, сказал: «Да будет свет» и так далее, после чего, шаг за шагом, возникает Вселенная: сначала свет, три дня спустя солнце; затем растения, животные и в конце концов человечество - сразу и мужчина, и женщина. Первая глава Бытия датируется приблизительно IV вв. до н. э. (период Аристотеля), а вторая - IX-VIII вв. до н. э. (время Гесиода).

Сравнительные культурологические исследования продемонстрировали, вне всякого сомнения, что подобные мифические легенды можно обнаружить повсюду, где живет человек. Когда Кортес со своими католиками-испанцами прибыли в Мексику ацтеков, они сразу подметили в местной религии так много параллелей со своей собственной «истинной верой», что оказались в затруднении, пытаясь объяснить этот факт. Высокие пирамидальные храмы, олицетворяющие, ярус за ярусом, подобно Дантовой горе Чистилища, этапы вознесения духа. Тринадцать небес, каждое со своими богами или ангелами, девять кругов ада для страдающих душ. И над всем этим - Верховный Бог, существующий вне всякого человеческого разумения и воображения. Был даже ассоциирующийся со змеей настоящий Спаситель, рожденный от девственницы, который умер и воскрес, и крест являлся одним из его символов. Чтобы объяснить все это, католические священники сочинили два собственных мифа. Первый заключался в том, что святой Фома, апостол Индии, вероятно, достиг Америки и проповедовал здесь Евангелие. Но земли эти были настолько далеки от влияния Рима, что вероучение исказилось, и обнаруженное конкистадорами было просто ужасно выродившейся формой их собственного Откровения. Второе объяснение гласило, что дьявол нарочно измышляет пародии на христианскую веру, чтобы помешать миссионерской работе.

Систематически сравнивая мифы и обряды человечества, современные гуманитарные науки почти везде находят легенды о девственницах, дающих рождение героям, которые умирают и воскресают. Индия изобилует такими сказаниями, и ее величественные храмы, в точности как ацтекские, олицетворяют нашу многоярусную вселенскую гору с раем на вершине и ужасными кругами ада внизу. У буддистов и джайнистов есть похожие представления. Оглядываясь назад, в дохристианское прошлое, мы обнаруживаем убитого и воскресшего Осириса в Египте, Таммуза в Месопотамии, Адониса в Сирии и Диониса в Греции - все это послужило ранним христианам моделью для образа Иисуса.

В то время представители всех больших цивилизаций были склонны толковать собственные символические образы буквально, а следовательно, считать себя в каком-то смысле избранными, приближенными к Абсолюту. Даже политеистические греки и римляне, индусы и китайцы, способные с пониманием относиться к чужим богам и обычаям, считали себя превыше всех или, по крайней мере, в чем-то превосходящими других; а уж для монотеистов - иудеев, христиан и мусульман - чужие боги являлись и не богами вовсе, а демонами, а поклоняющиеся им представлялись безбожниками. Вследствие этого Мекка, Рим, Иерусалим и, менее выраженно, Бенарес и Пекин веками были, каждый по-своему, центрами вселенной, напрямую - как бы «горячей линией» - связанными с Царством Света, или Бога.

Сегодня к таким притязаниям никто не отнесется всерьез даже в детском саду. И в этом есть существенная опасность. Не только потому, что так уж заведено: массы всегда толкуют символы буквально, но и потому, что такие дословно прочитанные символические формы всегда были и фактически все еще являются опорой цивилизаций, поддержкой для их моральных устоев, единства, жизнеспособности и творческих сил. Следом за потерей подобного символа возникает неопределенность, а за ней - неустойчивость, поскольку жизнь - как понимали и Ницше, и Ибсен - требует жизнеутверждающих иллюзий. Там, где они были развеяны, не остается ничего надежного - ни прочных опор, ни нравственного закона. Мы уже видели, что, например, случается с примитивными обществами, потревоженными цивилизацией белого человека. С дискредитацией своих старинных табу они тут же теряют стержень, распадаются и становятся рассадниками пороков и болезней.

Сегодня то же самое происходит с нами. Табу, происходящие из древних мифов, разрушены нашей же собственной современной наукой. В итоге повсюду в цивилизованном мире быстро растет уровень безнравственности и преступности, психических расстройств и наркотической зависимости, насилия и отчаяния, увеличивается число убийств и самоубийств, распавшихся семей и испорченных детей. Это - факты, а не мои выдумки. Они придают убедительности призывам проповедников к покаянию, пересмотру взглядов и возврату на путь истинный: к прежней религии. И они же бросают вызов современному педагогу, верному собственным взглядам и принципам. Что делать добросовестному преподавателю, обеспокоенному моральными качествами своих студентов так же, как их научными познаниями, - хранить преданность мифам, на которых держится цивилизация, или все же «подтвержденным фактами» истинам своей науки? Действительно ли первое противоречит второму? Разве не существует какого-то мудрого способа выйти за рамки противоречий между заблуждениями и истиной, чтобы снова сделать жизнь цельной?

Я бы сказал, что на сегодня это главный вопрос в воспитании детей. Несомненно, именно эта самая проблема сидела в тот день рядом со мной за стойкой кафе. Тогда и учитель, и мать оказались на стороне уже устаревшей иллюзии. Обычно - или так мне кажется - большинство охранителей общества склонны поступать именно таким образом, используя свой авторитет не в защиту, а против поиска смущающих истин. Подобная тенденция недавно обнаружилась даже среди социологов и антропологов в дискуссиях о происхождении человека. И можно с готовностью понять, даже в какой-то мере разделить их беспокойство, поскольку мир кормится ложью, и в конце концов, не то что немногие, а лишь редкие люди способны принять вызов истины и жить в соответствии с ней.

Я твердо убежден, что лучший ответ на этот важнейший вопрос принесут открытия психологов, в особенности тех, которые имеют дело с происхождением и природой мифа. Нравственные устои сообществ всегда основывались на мифах, которые канонизировались в форме религии. Поскольку влияние науки на мифологию ведет - очевидно неизбежно - к нарушению морального равновесия, придется выяснить, так ли уж невозможно осмыслить с научной точки зрения жизнеутверждающую природу мифов. Нельзя ли, критикуя отжившие черты, не отвергать и не отрицать их необходимость - так сказать, не выплескивая вместе с водой ребенка (целые поколения детей)?

Как я уже сказал, распространенные верования традиционно рассматривают персонажей и события мифов как фактическую истину, - особенно это относится к иудаизму и христианству. Исход из Египта состоялся, Воскресение Христа произошло. Историческая наука ставит под сомнение подобные факты - а следовательно, и моральные принципы, которые на них опираются.

Тем не менее, когда эти сюжеты рассматриваются не как хроника происшествий, а как воображаемые события, мысленно наложенные на историческую канву, когда приходит осознание их сходства с подобными «историями», рожденными в любом другом месте - в Китае, Индии и на Юкатане, - суть дела становится очевидной. Универсальные мифологические образы, безусловно, следует отклонить в качестве фактов истории и принять как факты разума, «правду разума, явленную через фантазийное содержание», как однажды сформулировала моя знакомая, покойная Майя Дерен. На историках, археологах и специалистах по доисторической эпохе лежит задача выявить непригодность мифов как источника фактов, подтвердив, что нет одного богоизбранного народа в многонациональном мире, нет обретенной истины, которой мы все должны поклоняться, нет одной единственно верной церкви. В то же время все более насущной и даже безотлагательной задачей психологов и специалистов по сравнительной мифологии становится не только распознать, проанализировать и объяснить спрятанные в символах «факты разума», но выработать способы сохранить их здоровый дух и -поскольку старые традиции исчезают вместе с уходящим прошлым - помочь человечеству познать и понять систему фактов мира собственной души так же, как окружающего мира.

В этом плане за последние примерно три четверти века позиция психологов претерпела заметное изменение. Читая великую и заслуженно превозносимую «Золотую ветвь» сэра Джеймса Фрэзера, первое издание которой вышло в 1890 году, мы вступаем в диалог с типичным автором XIX века, который был убежден, что суеверия мифологии в конце концов будут опровергнуты наукой и навсегда забыты. Он видел основу мифа в магии, а магии - в психологии. Однако его психология была преимущественно рационалистичной по сути, недостаточно внимательной к глубинным иррациональным побуждениям нашей натуры; он предполагал, что достаточно показать неразумность обычая или верования, и они тут же исчезнут. Легко убедиться, как он ошибался, застав любого профессора философии в боулинге: понаблюдайте, как он крутится и изгибается, когда уже выпустил шар из руки и хочет, чтобы тот катился по зигзагу, собирая кегли. Фрэзеровское объяснение магии состояло в том, что если одно явление ассоциируется с другим в сознании, люди начинают верить в их связь на самом деле. Потрясите погремушкой, напоминающей шум дождя, и вскоре пойдет дождь. Совершите ритуальное совокупление, и плодородие почвы восстановится. Фигурку врага, названную его именем, нашпигуйте булавками, и тогда враг умрет. Можно, впрочем, воздействовать на обрывок одежды, прядь волос, обрезок ногтя или другую частицу, некогда соприкасавшуюся со своим хозяином, и получить похожий результат. Первый закон магии по Фрэзеру гласит, что «подобное производит подобное», «следствие похоже на свою причину», а второй - что «предметы, которые однажды находились в соприкосновении друг с другом, продолжают действовать друг на друга на расстоянии и после потери прямого контакта». Фрэзер считал, что и магия, и религия главной и конечной целью имеют власть над внешним миром, причем магия действует механически, подражательными действиями, а религия -молитвами и жертвоприношениями, обращенными к персонифицированным силам, предположительно управляющим природными явлениями. Похоже, он вообще не задумывался об актуальности и важности магии и религии для внутреннего мира, поэтому был уверен, что по мере научно-технического прогресса магия и религия постепенно исчезнут, ведь цели, которым они, по его мнению, служат, лучше и гораздо надежнее обеспечиваются наукой.

Как бы там ни было, одновременно с томами Фрэзера в Париже вышел ряд не менее важных публикаций выдающегося невролога Жана-Мартена Шарко об истерии, афазии, гипнотических состояниях и тому подобном, помимо прочего продемонстрировавших связь полученных результатов с иконографией и искусством. Зигмунд Фрейд, проведший 1885 год под его руководством, за первую четверть нынешнего века вывел изучение истерии, сновидений и мифов на новую глубину. Согласно взглядам Фрейда, мифы являются психологическим каркасом сновидений. Мифы - это, так сказать, сны общества, а сновидения - личные мифы. По его мнению, и то и другое - симптомы подавления детского влечения к кровосмешению, а единственное существенное отличие религии от невроза состоит в том, что первая в большей степени публична. Человек с неврозом ощущает стыд, одиночество и обособленность в своей болезни, тогда как боги являют собой проекции общества на экран Вселенной. Религия и неврозы в равной степени - проявления подсознательных навязчивых страхов и заблуждений. Более того, все виды искусств, в частности религиозных, представляются Фрейду одинаково патологичными, впрочем, как и любая философия. Сама цивилизация, по сути, является патологическим заменителем для подсознательных детских разочарований. Фрейд, как и Фрэзер, оценивал сферы мифов, магии и религии отрицательно, считал их ошибками, которые в конце концов будут опровергнуты, превзойдены и вытеснены наукой.

Совершенно другой подход обозначил Карл Густав Юнг, в представлении которого образы мифологии и религии служат положительным, жизнеутверждающим целям. Согласно его точке зрения, у каждой из наших «внутренностей» -не только связанных с сексом и агрессией - есть своя цель и назначение; одни подчиняются сознательному контролю, а другие - нет Наше ориентированное вовне сознание, нацеленное на повседневные заботы, может потерять контакт с этими внутренними силами, и правильно прочитанные мифы, утверждает Юнг, служат средством восстановить его. Языком образов они рассказывают человеку о духовных силах, которые ему нужно познать и интегрировать в жизнь, о силах, твенным источником и проводником истины, а научная мысль - «ведущей к утрате веры в происхождение мира и в его Творца». В итоге как раз в то самое время, когда свет учения древних греков начал доходить от мусульманского мира до Европы - начиная примерно с 1100 года, - мусульманские наука и медицина застыли и омертвели, а вместе с ними и сам ислам. Факел не только научного, но и исторического прогресса перешел к христианскому Западу. Мы можем подробно наблюдать за чудесным развитием науки с начала XII века через историю отважных и блестящих умов, чьи открытия превзошли всё сделанное за всю долгую жизнь человечества. Величину нашего долга перед этими умами не сможет оценить тот, кто никогда не ступал на одну из земель, лежащих за пределами этого европейского периода. Все социальные преобразования у так называемых «развивающихся народов» сегодня, как и веками ранее, являются результатом не длительных процессов, а внешних вмешательств и их последствий. Каждая малая группа закрепляется в своей собственной укоренившейся, застывшей мифологии, изменения происходят только в результате столкновений - как, например, когда в Индию вторглись воины ислама и какое-то время был неизбежен обмен идеями, или после прихода британцев, принесшего следующую эру потрясающих и неожиданных открытий. С другой стороны, в современном западном мире, благодаря немногим храбрецам, неустанно, чистосердечно и непредвзято ищущим предела бесконечной истины, идет последовательный и непрерывный плодотворный рост, по сути идентичный расцвету живого организма.

Итак, что означает слово «истина» для современного ученого? Конечно, не то же самое, что для мистика! Действительно великим и существенным в научном откровении - и это самое замечательное и многообещающее - является то, что наука не претендует и не может претендовать на звание абсолютной истины ни в каком смысле. Она не собирается говорить «последнее слово». Это умозрительное выстраивание не более чем «рабочих гипотез» («Ох, уж эти ученые!» -«Да, я знаю, но они нашли кости»), которые просто учитывают все известные на текущий момент факты, имеющие отношение к делу.

Нет ли тут неявного намерения успокоиться на некоем окончательном объяснении или достаточном количестве фактов?

Конечно же, нет! Поиск нового будет только продолжаться - поскольку разум стремится расти. И такое развитие, пока оно идет, будет мерой жизни современного западного человека, мерилом мира со всеми его исполненными обещаниями и теми надеждами, которые он все еще продолжает осуществлять: мира перемен, новых мыслей, новых вещей, новых открытий и постоянного преобразования, а не окостенения, ригидности и когда-то открытых «истин», превратившихся в общеобязательный канон.

Итак, друзья мои, ничего мы не знаем, и даже наша наука не может рассказать нам правду, поскольку она не больше чем стремление к истине, неважно, куда оно может завести. И поэтому мне кажется, что здесь нас снова ожидает открытие, более великое и жизненное, чем все, что древние религии когда-либо дали или даже просто внушили нам. Старинные тексты успокаивают нас перспективами. Они говорят, что где-то там есть любящий, добрый и справедливый отец, который, поглядывая на нас свысока, готов принять нас и вечно думает о наших драгоценных жизнях. С другой стороны, согласно научной точке зрения, никто не знает, что такое «где-то там» и существует ли оно вообще. Пока все, что нам известно, есть область феноменологии, в которой органы чувств транслируют в наш мозг информацию о внешних явлениях в соответствии с природой нашего разума. Есть не менее потрясающая область воображения, транслирующего внутренние образы, - наиболее полно мы воспринимаем их по ночам, во сне, но они в любое время могут вмешаться в нашу дневную жизнь и иногда даже разрушить ее, ввергнув нас в безумие. Мы можем только догадываться о возможном происхождении этих образов, и внешних, и внутренних, и по возможности продвигаться вперед, опираясь на гипотезы. Что они такое, откуда и почему (перечислите все, что принято спрашивать) - абсолютная тайна. Приходится признать: пока точно известно только одно - что ничего неизвестно.

Больше нет никаких «Да будешь ты...» или «Да не будет у тебя...». Нет ничего, во что нужно верить, и ничего, что следует делать. С другой стороны, каждый по-прежнему может - если, конечно, хочет - принять для себя правила старинной игры Средневековья, или какой-нибудь из игр Востока, или даже первобытной. Мы живем в трудное время, и для тех из нас, кто потерял силу духа, любые способы, ограждающие от сумасшедшего дома, достаточно хороши.

Когда зимой 1954 года я был в Индии, один индийский джентльмен примерно моего возраста, с которым мне довелось беседовать, спросил, выждав паузу после того, как мы обменялись любезностями: «Что вы, западные ученые, нынче скажете о датировке Вед?»

Следует знать, что Веды для индуса - то же самое, что Тора для иудея: его самые древние священные книги, содержащие наивысшее откровение.

«Ну, - ответил я, - дата появления Вед недавно была признана более поздней, и теперь определяется, как я полагаю, где-то 1500-1000 годами до нашей эры. Как вы, вероятно, знаете, - добавил я, - в самой Индии были найдены останки более ранней цивилизации, чем ведическая».

«Да, - сказал индийский джентльмен без раздражения, но твердо, со вздохом невозмутимой уверенности, - я знаю, но как ортодоксальный индуист не могу поверить, что во вселенной есть что-либо древнее Вед».

Он действительно так и считал.

«Ладно, - сказал я, - тогда зачем спрашивали?»

Однако, отдавая должное старой Индии, позвольте мне закончить фрагментом индуистского мифа, который, как мне кажется, с помощью весьма удачного образа ухватил суть тенденции, с которой мы все столкнулись сегодня, в критической точке истории человечества. Он рассказывает о древних временах, когда боги и их главные враги, демоны, были заняты одной из своих вечных войн. На этот раз они решили заключить перемирие и совместными усилиями взбить Молочный океан - Море вселенной - в масло бессмертия. В качестве палки-маслобойки они взяли Космическую гору (ведический аналог горы Чистилища у Данте), а в качестве шнура для вращения обернули вокруг горы Мирового змея. Затем все боги потянули за змеиную голову, демоны - за хвост, таким образом заставив Космическую гору вращаться. И крутили они так тысячи лет, пока из вод не поднялась огромная черная туча исключительно ядовитого дыма, и пахтание пришлось остановить. Они пробились к беспримерному источнику силы и первым делом испытали на себе ее негативное, смертельное воздействие. Чтобы продолжить работу, кому-то было необходимо проглотить и впитать ядовитую тучу. Все знали, что на такое был способен лишь один из них - изначальный бог йоги, Шива, ужасный и демонический. Он просто собрал весь яд в свою миску для подаяния и одним глотком выпил до дна, с помощью йоги задержав отраву на уровне горла, которое после этого посинело, а сам он с тех пор стал известен как «Синее горло», Нилаханта. Когда изумительное деяние свершилось, все вернулись к общей работе. И вертели они, и вертели, и снова вертели без устали, пока - глядите-ка! - из Космического моря не начали во множестве возникать удивительные блага: луна, солнце, слон с восемью хоботами, великолепный конь, чудодейственные лекарства, и - да, наконец! - огромный сияющий сосуд, наполненный амброзией.

Я считаю, что этот старинный индийский миф может стать для современного мира отличной притчей - призывом не сдаваться и продолжать свой труд, несмотря на страхи.

Мифы для жизни

Что такое мифы и какова их функция в обществе? Как мы можем использовать мифы, чтобы облегчить наши сегодняшние страдания и тревоги? Как мифы могут нам помочь в воспитании детей? В книге Джозеф Кэмпбелл исследует потенциал и мощь мифов и их ежедневное влияние на нашу современную жизнь даже там, где мы этого не предполагаем. Он показывает, что для мифов не существует границ, они обращены к универсальным базовым архетипам, которые являются общими для всех времен и народов. Книга будет интересна психологам, педагогам, философам, социологам, культурологам, историкам.