Психология масс и анализ человеческого «Я»

IV. Внушение и либидо

Мы начали с фундаментального тезиса о том, что в результате воздействия группы на индивида его интеллектуальный уровень значительно понижается. Он становится гораздо эмоциональнее, а его интеллектуальные способности существенно деградируют, и оба этих процесса выступают в качестве фактора сближения этого индивида с другими участниками группы. Подобный результат может быть достигнут лишь за счет подавления его инстинктов, которые есть у каждого человека, и в силу того, что он отрекается от того, что ему близко и дорого. Мы знаем, что подобные нежелательные последствия до некоторой степени можно предотвратить в «высокоорганизованной группе»; но это не противоречит фундаментальным постулатам в отношении психологии группы: чрезмерному развитию эмоций и подавлению интеллекта в примитивных группах. Теперь наше внимание направлено на то, чтобы выявить психологические причины подобных изменений сознания у индивида, входящего в состав группы.

Очевидно, что с помощью таких рациональных факторов, как подавление личности индивида другими участниками группы, о чем мы уже упоминали выше, точнее — проявление его инстинкта самосохранения, нельзя дать исчерпывающего описания наблюдаемых в группе явлений. Авторитетные авторы-социологи и представители групповой психологии, используя разную терминологию, предлагают нам в качестве объяснения еще один, который можно обозначить как «внушение». Тард обозначает это явление с помощью термина «имитация», но мы, безусловно, согласны с тем автором, который не согласен, что имитация выступает в роли внушения и что она представляет собой результат воздействия такого внушения. Лебон полагает, что причины всех необъяснимых явлений сводятся к двум факторам: к взаимному внушению, которое участники группы оказывают друг на друга, и престижу ее лидеров. Но такой престиж проявляется в способности личности внушать нечто другим людям. Мак-Дугалл в какой-то момент заставляет нас верить, что его принцип «примитивной индукции эмоций» позволяет нам не использовать такой термин, как «внушение». Но, продолжая цепь наших рассуждений, мы вынуждены признать, что этот принцип представляет собой не более чем уже знакомые нам утверждения об «имитации» и «эмоциональном заражении», разве что в нем большее внимание уделяется эмоциональному фактору.

Безусловно, нам присуще нечто такое, что позволяет реагировать на проявление эмоций у окружающих, и при этом мы начинаем испытывать ту же самую эмоцию, но насколько часто мы не в состоянии успешно противостоять этому явлению и начинаем реагировать прямо противоположным образом? И отчего же в этом случае мы непременно поддаемся эмоциональному заражению, когда находимся внутри группы? Снова нам приходится признать, что нас принуждает к этому тенденция имитировать поведение окружающих и что внушение, исходящее от участников группы, вызывает в нас эти эмоции. Более того, Мак-Дугалл полагает, что мы не можем избежать воздействия этого внушения, и он, и другие авторы утверждают, что для групп характерна именно такая повышенная внушаемость.

И потому мы готовы признать, что внушение, или, точнее, внушаемость — это присущее людям с давних времен явление, противиться которому невозможно, и что оно является фундаментальным фактом в области человеческого сознания. Так же считал и Бернгейм, в чьем мастерстве я имел возможность убедиться лично. Помню я и глухую враждебность, которую испытываешь по отношению к подобной великой силе внушения. Когда пациенту, который противился внушению, сердито крикнули: «Что же вы делаете? Вы же сопротивляетесь внушению!», то я решил, что это вопиющая несправедливость и насилие. Ведь сопротивляться внушению — это неотъемлемое право человека, когда кто-то пытается таким образом подчинить его своей воле. Позднее меня стало возмущать, что внушение, с помощью которого пытались объяснять все подряд, само по себе представлялось необъяснимым. Когда я размышлял об этом, мне вспомнилась старая головоломка:

Святой Христофор нес на себе Христа,
Христос нес на себе весь мир,
Скажи, куда же в таком случае
Мог ступить своей ногой святой Христофор?

Снова, спустя 30 лет, размышляя о том, что такое внушение, я понял, что в этой области значительного прогресса достигнуто не было. Единственным исключением, упоминать о котором нет особого смысла, является влияние психоанализа на эту область исследований. Я хотел бы отметить, что все усилия были направлены на правильную формулировку понятия суггестии, следовательно, на то, чтобы правильно сформулировать, что такое «внушение», чтобы не пользоваться им в обывательском смысле слова. Его нельзя трактовать поверхностно, но все чаще оно используется во все более неопределенном значении, и скоро с его помощью будут обозначать просто любое воздействие на сознание человека, подобно тому как его английский эквивалент suggest используется для перевода наших терминов на немецком языке nahelegen и Anregung. Но не было получено объяснений того, что же такое внушение, какова его природа, т. е. при каких условиях оно начинает оказывать на индивида влияние, нарушая законы логики. Я бы не уклонялся от попыток поддержать это утверждение, предпринимая попытки анализировать литературу на эту тему за последние тридцать лет, если бы я не осознавал, какой колоссальный вред причиняли подобные попытки выполнить эту задачу.

Зато я попытаюсь с помощью понятия «либидо» пролить свет на понятие «групповая психология», которое принесло уже столько пользы при изучении психологии неврозов.

Понятие «либидо» пришло к нам из теории эмоций. Этим термином мы обозначаем количество энергии, которое на данный момент не поддается точному измерению, которая связана с инстинктами, лежащими в основе того, что мы понимаем как «любовь». Сущность того, что мы называем любовью и что обычно таковой считается, того, что воспевают поэты, — это сексуальное выражение любви, это сексуальный союз как цель. Но от этого неотделимы также такие понятия — и это частично связано с таким понятием, как «любовь» — с одной стороны, любовь к самим себе, а с другой стороны, любовь к своим родителям и детям, дружба и любовь ко всему человечеству в целом, а также преданность конкретному делу или абстрактным идеям. Результаты исследований в области психоанализа убеждают нас в том, что все это является выражением одних и тех же инстинктивных действий; во взаимоотношениях между представителями разного пола такие действия направлены на установление сексуального союза, но в иных обстоятельствах они направлены совершенно на иную цель или совершаются так, чтобы не достичь подобного союза, хотя они всегда в достаточной степени сохраняют свои исходные признаки, которые позволяют распознать в подобных действиях стремление к близости и самопожертвование.

По нашему мнению, такое понятие, как «любовь», совершенно справедливо входит в нашем языке во множество самых разнообразных выражений и словосочетаний, и лучшее, что мы можем сделать, — это принять их за основу для наших научных рассуждений и концепций. Когда было высказано такое предложение представителями психоанализа, это вызвало бурю негодования, словно в самом предложении содержалось нечто недозволенное и возмутительное. Но вовсе не представители психоанализа первыми предложили такую «более широкую» трактовку любви. У философа Платона «Эрос» трактуется как любовная сила, как либидо в психоанализе, как это убедительно было доказано Нахманзоном и Пфистером; и апостол Павел в своем знаменитом послании к коринфянам воспевает любовь и ставит ее превыше всего, и здесь он, безусловно, придает этому понятию такой же «более широкий» смысл. Но это лишь доказывает, что люди не всегда способны всерьез вникнуть в идеи великих мыслителей, даже если они от души ими восхищаются.

В психоанализе эти любовные инстинкты обозначаются как сексуальные, a potiori («преимущественно» – прим. пер.) в силу их происхождения. Многие «образованные» люди из-за этого утверждают, что представители психоанализа во всем видят намек на сексуальность, обвиняя их в «пансексуализме». Все, кто считают, что сексуальность унижает человека, могут вместо этого термина использовать другие — «эрос» и «эротический». Я и сам мог бы с самого начала использовать их и тем самым уберечь себя от множества нападок. Я не захотел поступать подобным образом, потому что не люблю идти на уступки и проявлять малодушие. Так можно зайти слишком далеко; сначала уступаешь на словах, потом — понемногу уступаешь и на деле. Я не вижу смысла в том, чтобы стыдиться сексуальности; более деликатное греческое слово «эрос» — это, в конечном счете, всего лишь эквивалент слова «любовь», Liebe в немецком и love в английском языке. И в конце концов, тот, кто не тяготится ожиданием, в уступках и оправданиях не нуждается.

Мы бросим вызов судьбе и рискнем предположить, что отношения, построенные на любви, или, если использовать более нейтральные выражения, на эмоциональных узах, также являются основой группового сознания. Давайте вспомним о том, что представители власти о таких взаимоотношениях не упоминают. Все связанное с подобными отношениями маскируется с помощью внушения. Наша гипотеза находит подтверждение прежде всего в двух основных фактах. Первый заключается в том, что группу, безусловно, удерживает в качестве единого целого некая связующая сила: а чем иным, как не эросом, может быть эта сила, та, что объединяет весь мир? Во-вторых, если индивид отказывается от собственного Я, когда сливается с группой и поддается внушению со стороны ее участников, то создается впечатление, что он поступает так оттого, что стремится к гармоничным отношениям с ними и не желает противопоставляться им, — так что, вероятно, в конечном счете он делает это по любви.

Психология масс и анализ человеческого Я

Отличается ли поведение человека наедине с самим собой от поведения на людях? Как на нас влияет наше окружение? Насколько мы способны удержать свое "Я", когда на нас давит мнение многих? Фрейд анализирует, как отношения влияют на формирование "Я" и как это "Я" может быть деформировано давлением масс. Он рассматривает психологию масс как исследование отдельного человека, как члена племени, народа, касты, сословия, института или как составной части человеческой толпы, организовавшейся в массу к определенному времени для определенной цели.