Глава 2. Метод толкования сновидений: пример анализа сновидений
(фрагмент главы)
Преамбула
Летом 1895 г. я проводил психоанализ с одной молодой женщиной, которая была в приятельских отношениях со мной и членами моей семьи. Очевидно, что, смешивая личные и врачебные отношения, врач, а тем более психотерапевт, может испытывать и смешанные чувства. Чем больше личный интерес врача, тем меньше его авторитет; в случае неудачи он рискует потерять дружеское расположение семьи пациента. Мое лечение отчасти завершилось успехом, пациентка избавилась от истерического страха, некоторые соматические симптомы сохранились. В то время я еще не был совершенно уверен в том, какие именно критерии знаменуют полное излечение от истерии, и предложил пациентке такое решение проблемы, которое она сочла неприемлемым. Поскольку наши мнения разошлись, в середине лета мы сделали перерыв в лечении. Однажды ко мне пришел в гости мой молодой коллега, один из моих близких друзей, посетивший недавно дом моей пациентки Ирмы и ее семьи. Я поинтересовался, как у нее дела, и узнал, что ей уже значительно лучше, но некоторые проблемы еще остались. Я понял, что эти слова моего друга Отто, или, вернее, то, каким тоном он это сказал, вызвало у меня раздражение. Мне почудился в них упрек, словно я не сдержал данного пациентке обещания; и, не знаю, обоснованно или нет, я подумал, что у Отто сформировалось такое мнение под влиянием мнения родителей моей пациентки, которые, как мне казалось, никогда не одобряли это лечение. Но мне самому не были вполне понятны мои чувства, поэтому я никак не проявил их. В тот же вечер я подробно записал историю болезни Ирмы, поскольку решил посоветоваться об этом с доктором М. (который был нашим общим другом и чей авторитет мы безусловно признавали). В эту же ночь (или, скорее всего, ближе к утру) мне приснился вот этот сон, который я подробно записал сразу после пробуждения.
Сновидение 23/24 июля 1895 г.
Мне снится большой зал — и в нем наши гости. Среди них Ирма. Я беру ее под руку, словно собираясь ответить на ее письмо и упрекнуть ее в том, что она не согласилась на предложенное мной «решение». Я говорю ей: «Если у вас есть еще боли, то это — ваша вина». Она отвечает: «Если бы вы знали, как у меня болят теперь горло, желудок и живот, — я просто задыхаюсь». Я встревожился и посмотрел на нее. Лицо у нее бледное и опухшее. Я встревожился от того, что мог просмотреть симптомы какого-то органического заболевания. Я подвожу ее к окну, осматриваю горло. Она слегка противится этому, как это делают женщины со вставными зубами. Я думаю, что ей это ни к чему. Наконец, она открывает рот так, что я могу осмотреть ее горло, и я вижу в нем с правой стороны большое белое пятно на неровных наростах, которые находятся на внутренней части нёба. Я тут же обращаюсь к доктору М., который повторяет исследование и соглашается с его результатами… Доктор М. сам на себя не похож. Он очень бледен, хромает, и его подбородок гладко выбрит… Мой друг Отто стоит теперь подле меня, а мой друг Леопольд проводит перкуссию ее легких и говорит: «У нее приглушенные тоны слева внизу». Он указывает еще на кожу левого плеча и говорит, что там есть инфильтрат (хотя на этой женщине надето платье, я тоже заметил этот инфильтрат)… М. говорит: «Нет сомнений, это инфекция, но это не страшно, у нее будет дизентерия, и токсины выйдут из организма…» Мы сразу понимаем, откуда у нее эта инфекция. Друг Отто недавно, когда она почувствовала себя нездоровой, впрыснул ей препарат пропила… пропилен… пропиленовую кислоту… триметиламин (во сне я отчетливо вижу его формулу, напечатанную крупным жирным шрифтом)… Такие инъекции нужно делать осторожно… И вероятно, шприц не был тщательно простерилизован.
С этим сном все понятнее, чем с остальными. Сразу было понятно, какие именно события минувшего дня его спровоцировали. Это становится понятно из моей преамбулы. Новости относительно здоровья Ирмы, которые принес мне Отто, и ее история болезни, которую я составлял до позднего вечера, занимали меня и во сне. Но никто, прочитав преамбулу и описание содержания сновидения, все же не сможет понять, что означало мое сновидение. Я и сам этого не знаю. Меня удивили симптомы болезни, о которых сообщила мне Ирма в сновидении, поскольку они полностью отличались от тех, с которыми имел дело я. Меня забавляет бессмыслица об инъекции пропиленовой кислоты и то, как меня утешал доктор М. Окончание сновидения кажется мне еще более туманным и непонятным, чем его начало. Чтобы понять, что все это обозначало, необходимо было провести его подробный анализ.
Анализ
Мне снится большой зал — и в нем наши гости. То лето мы проводили на улице Бельвю в особняке на холмах, недалеко от Каленберга. Когда-то в этом здании был ресторан, и потому там очень просторные гостиные, напоминающие залы. Именно в этом особняке мне это и приснилось, за несколько дней до дня рождения моей жены. Днем жена говорила мне, что на день рождения ждет много гостей, среди них и Ирму тоже. Мой сон приснился мне до этого события: день рождения жены, много гостей, среди них Ирма, мы их всех принимаем в большом зале особняка на Бельвю.
Я говорю ей: «Если у вас есть еще боли, то это — ваша вина». Я мог бы сказать ей это и наяву, может быть, даже слово в слово. Тогда я полагал (затем мои взгляды изменились), что мне непременно нужно сообщать пациенту, каков скрытый смысл его симптомов: я считал, что не отвечаю за то, согласны ли они с предлагаемым способом их лечения или нет, — хотя весь успех лечения зависел именно от этого. Моим успехом я обязан именно этому заблуждению, от которого я теперь, к счастью, избавился, потому что тогда оно во многом облегчило мне жизнь, когда, несмотря на мое неизбежное невежество, мое лечение должно было заканчиваться успешно. Тем не менее я заметил, что те слова, с которыми я обратился к Ирме во сне, показали, что я очень беспокоился за то, чтобы не отвечать за те боли, которые ее все еще беспокоили. Если это была не ее вина, то уж точно не моя. Может быть, смысл сновидения был именно в этом?
Жалобы Ирмы: боль в горле, желудке, животе; она задыхается. Боли в желудке были обычными симптомами болезни моей пациентки, но раньше они ее так не беспокоили, она жаловалась только на тошноту и рвоту. На боли в горле и спазмы в животе она не жаловалась. Я удивляюсь, почему в сновидении речь шла именно об этих симптомах, но пока мне это непонятно.
У нее бледное и опухшее лицо. У моей пациентки был всегда розовый цвет лица. Я предполагаю, что мне приснился вместо нее кто-то другой.
Я встревожился оттого, что мог просмотреть симптомы какого-то органического заболевания. Это, как легко можно поверить, постоянный страх врача, который в основном работает с невротиками и привык считать симптомами истерии почти все явления, которые другие врачи рассматривают как органические. С другой стороны, мною овладевает — я и сам не знаю, откуда легкое сомнение в том, что мой испуг не совсем добросовестен. Если боли у Ирмы имеют органическую подкладку, то опять-таки я не обязан лечить их. Мое лечение устраняет только истерические боли. Мне чуть ли не кажется, будто я хочу такой ошибки в диагнозе; тем самым был бы устранен упрек в неудачном лечении.
Я подвожу ее к окну, осматриваю горло. Она слегка противится этому, как это делают женщины со вставными зубами. Я думаю, что ей это ни к чему. Я никогда не осматривал ротовую полость Ирмы. То, что произошло во сне, напомнило мне о том, как я недавно проводил осмотр одной гувернантки: на первый взгляд она показалась юной и красивой, а когда пришло время осмотра, она попыталась скрыть, что у нее вставные зубы. Это напомнило мне о других медицинских осмотрах и тех секретах, о которых в это время узнаешь. «Я думаю, что ей это ни к чему», — такая мысль была в первую очередь, комплиментом для Ирмы. Но мне пришла в голову мысль, что это имело и другое значение. (При проведении тщательного исследования всегда понимаешь, получены ли ответы на все подспудно возникающие при этом вопросы). Поза Ирмы у окна неожиданно напоминает мне о другой ситуации. У Ирмы есть близкая подруга, к которой я отношусь уважительно. Когда я однажды вечером пришел к ней, я увидел, как она точно так же стоит у окна, а ее врач, тот же самый доктор М., сообщил мне, что обнаружил у нее в горле дифтеритную мембрану. И доктор М., и проблемы в горле появляются потом в моем сне. Я осознал, что за последние месяцы мне приходила в голову мысль, что эта подруга Ирмы тоже страдает истерией. Более того: Ирма сама рассказывала мне об этом по секрету. Что мне было известно о состоянии ее здоровья? В точности лишь одно — что она тоже страдает от истерического комка в горле, а Ирма в моем сновидении жаловалась, что задыхается. Таким образом, в моем сновидении вместо моей пациентки фигурировала ее подруга. Теперь я вспоминаю, что был морально готов к тому, что и эта подруга обратится ко мне за медицинской помощью по поводу симптомов, которые ее беспокоили. Но это казалось мне маловероятным, поскольку она отличалась крайней сдержанностью. Она сопротивлялась, это проявилось в сновидении. Другая причина состояла в том, что такая помощь была ей не нужна, она действительно самостоятельно справлялась со своим состоянием безо всякой посторонней помощи. Фальшивые зубы напомнили мне о гувернантке, про которую я уже рассказывал; я уже был готов согласиться с тем, что воспоминание было связано с этим эпизодом с плохими зубами. И вдруг я вспоминаю еще об одном человеке, к кому могли относиться все эти признаки. Эта женщина тоже не принадлежит к числу моих пациенток, и мне бы этого не хотелось, так как я заметил, что она меня стесняется, а потому лечить ее будет трудно. Она обычно очень бледна, и как-то раз, когда никаких проблем со здоровьем у нее не наблюдалось, я заметил, что у нее было припухшее лицо. Итак, во сне я сравнивал мою пациентку Ирму с двумя другими людьми, которые тоже сопротивлялись моему лечению. Но отчего же во сне вместо Ирмы мне приснилась ее подруга? Быть может, мне хотелось, чтобы вместо Ирмы была она. Подруга Ирмы мне больше нравилась, или я был более высокого мнения об ее интеллекте. Дело в том, что я считаю Ирму глуповатой, оттого что она осталась недовольной моим лечением. Ее подруга была бы мудрее и, вероятно, согласилась бы с предложенным мной лечением. Она бы согласилась показать мне рот как следует и рассказала бы больше, чем Ирма.
Что я увидел в ротовой полости: белое пятно и наросты на нёбе. Белый налет напоминает мне о дифтерите и о подруге Ирмы, кроме того, однако, и о тяжелой болезни моей старшей дочери почти два года назад, и о том страхе за ее жизнь, который я пережил в те нелегкие дни. Нарост на нёбе напоминает мне о проблемах с моим собственным здоровьем. Тогда я часто прибегал к использованию кокаина, чтобы снять проблемы с опуханием носа, и несколько дней назад услышал, что у одного из моих пациентов это привело к ярко выраженному некрозу носовой мембраны. Именно я первым рекомендовал использование кокаина в 1885 г.1, и эта рекомендация навлекла на меня серьезные упреки. Злоупотребление этим лекарством ускорило смерть одного моего близкого друга незадолго до 1895 г.
Я тут же обращаюсь к доктору М., который повторяет исследование и соглашается с его результатами… Это вполне естественно, учитывая репутацию доктора М. в нашем кругу. Но моя поспешность при этом требует особого объяснения. Это напоминает мне об одном трагическом происшествии в моей практике. Однажды, прописав одной пациентке прием лекарства, которое в то время считалось вполне безвредным (сульфонала), я вызвал у нее тяжелую интоксикацию и поспешно обратился по этому поводу за консультацией к более опытному пожилому коллеге. Есть одна деталь, которая подтверждает эту догадку. Моя пациентка, у которой развилась интоксикации, носила то же имя, что и моя старшая дочь. Раньше мне никогда это не приходило в голову, а теперь это кажется просто рукой судьбы: одна Матильда вместо другой. Создается впечатление, что я ищу всевозможные прецеденты собственной врачебной добросовестности.
Доктор М. сам на себя не похож. Он очень бледен, хромает, и его подбородок гладко выбрит… Действительно, вид доктора М. в последнее время вызывал у его друзей беспокойство. Две другие особенности его внешности в этом моем сне, должно быть, относились к кому-то другому. Мне это напомнило о старшем брате, который живет за границей: у него тоже нет бороды и он очень напоминает доктора М. в моем сне. За несколько дней до того, как мне приснился тот сон, я получил от него письмо, в котором он сообщал, что у него заболела нога и что он хромает. Я подумал, что должна существовать какая-то причина, по которой два этих человека слились в один образ из моего сна. Я вспомнил, что у меня был одинаковый повод сердиться на них обоих за то, что каждый из них отказался от какого-то моего предложения.
Мой друг Отто стоит рядом с моей пациенткой, а мой друг Леопольд осматривает ее и упоминает о глухих тонах в груди слева. Мой друг Леопольд, тоже врач-терапевт, родственник Отто. Поскольку оба специализировались в одной и той же области медицины, то их часто сравнивали друг с другом. Они оба были моими постоянными ассистентами в течение долгих лет, с тех пор как я вел амбулаторный прием детей, проходивших лечение при неврологическом отделении в детской клинике. Сцены, подобные той, что я видел во сне, тогда происходили довольно часто. Пока я обсуждал диагноз какого-нибудь ребенка с Отто, Леопольд проводил его повторное обследование и мог добавить новое неожиданное наблюдение к нашему разговору. По характеру братья были столь же различны, как инспектор Брезиг и его друг Карл — один славился находчивостью и быстротой реакций, другой был основательным и надежным. Если во сне я сравнивал Отто с осторожным Леопольдом, то это сравнение было в пользу второго из них. Точно так же я сравнивал свою непокорную пациентку Ирму с ее подругой, которая казалась мне более благоразумной. И вот я замечаю еще одну траекторию мыслей в сновидении: от ребенка-пациента — к детской клинике. Глухие тоны в левом легком во многом напомнили мне тот случай, когда осторожность Леопольда произвела на меня большое впечатление. Мне тоже приходили в голову невнятные мысли о метастазах, но они скорее относились к пациентке, которую мне бы хотелось видеть вместо Ирмы. Насколько я мог заметить, эта пациентка имитировала туберкулез.
Инфильтрат на левом плече. Я сразу же подумал, что это — ревматизм моего плеча, который беспокоит меня всякий раз, когда я по ночам мучаюсь бессонницей. Более того, на эту мысль меня наводят непонятные слова в этом сне: что я… как и он, тоже это заметил. То есть речь идет о моих собственных ощущениях. И какие странные слова мне приснились: «Там есть инфильтрат»! Мы привыкли использовать выражение «инфильтрация слева сзади и сверху»; оно относится к легкому и этим указывает на туберкулез.
«Хотя на этой женщине надето платье…» Эта фраза представляет собой интерполяцию. В детской клинике мы, конечно, осматриваем детей раздетыми, взрослых пациенток мы обследуем совершенно иначе. Я помню одного выдающегося врача, который проводил обследование своих пациентов, никогда их не раздевая. Дальше мне ничего не понятно, и продолжать рассуждения на эту тему, мне, честно говоря, не хочется.
Доктор М. говорит: «Нет сомнений, это инфекция, но это не страшно, у нее будет дизентерия, и токсины выйдут из организма…» Сначала эта фраза меня просто рассмешила. Но и ее, как и остальные фрагменты сновидения, необходимо подвергнуть тщательному анализу. Когда я задумался над ней, то некоторый смысл обнаружить все же удалось. У пациентки при осмотре был выявлен локальный дифтерит. Еще со времени болезни моей дочери я помню о дискуссии, посвященной дифтериту и дифтерии, где прозвучала мысль, что второе заболевание — это общая инфекция, которая развивается из локального дифтерита. Леопольд предположил, что симптомом инфекции такого рода могут быть глухие тоны в левой половине груди, выявленные им при осмотре, и это может быть проявлением метастаз. Я, похоже, действительно считал, что такие метастазы не сопровождают дифтерию: это скорее напоминало гнойное заражение крови.
«Но это не страшно» — так говорят, когда хотят утешить. Думаю, контекст этого утверждения вот каков. Из содержания предыдущей части сновидения было понятно, что боли пациентки обусловлены серьезным органическим расстройством. У меня было ощущение, что во сне я стараюсь снять с себя всякую ответственность за это. Психологическая помощь не может быть направлена на лечение болей при дифтерите. Тем не менее мне как-то не по себе оттого, что в моем сне я подозреваю у Ирмы такое тяжелое заболевание лишь для того, чтобы оправдать себя. Это выглядело так жестоко. Поэтому мне было необходимо, чтобы кто-то утешил меня, и, похоже, это звучит из уст доктора М. — неплохой выбор! Но в этом эпизоде я, так сказать, вмешиваюсь в сновидение, но это само по себе объяснение.
И почему прозвучало такое нелепое утешение?
Дизентерия. Где-то мне попадалось теоретическое утверждение, что вредные вещества могут быть выделены из организма через кишечник. Быть может, я таким образом посмеялся над склонностью доктора М. давать пространные объяснения, где он излагал свои взгляды на далеко идущие последствия? Но мне вспомнилось кое-что другое на тему дизентерии. Несколько месяцев тому назад я лечил одного молодого человека, у которого возникали своеобразные проблемы с дефекацией, которого другие врачи лечили от «анемии, сопровождающейся недоеданием». Я поставил ему диагноз «истерия», но решил не проводить с ним курса психотерапии и рекомендовал ему отправиться в путешествие по морю. За несколько дней до того, как мне приснился этот сон, я получил от него отчаянное письмо из Египта; там ему стало совсем плохо, и врач обнаружил у него дизентерию. Я подозревал, что этот диагноз был ошибочен, в силу отсутствия опыта у коллеги, который принял истерию за серьезное органическое заболевание. Но при этом меня терзали сомнения, не заразился ли этот пациент еще и инфекционным заболеванием на фоне серьезного истерического расстройства. Слово «дизентерия» не так уж отличается от слова «дифтерия», о которой во сне упоминаний нет.
Да, похоже, я так подшутил над доктором М., когда вложил в его уста утешительный диагноз о дизентерии, которая разрешит проблему: мне вспомнилось, как несколько лет тому назад он сам с юмором рассказал о своем коллеге, с которым произошел похожий случай. Тот коллега пригласил его на консультацию к больной, у которой обнаружили серьезное заболевание, и он вынужден был опровергнуть слишком оптимистический прогноз своего коллеги, указав ему на то, что у пациентки был обнаружен белок в моче. Коллега не смутился и ответил спокойно: «Ничего страшного, коллега, этот белок будет выведен из организма». Нет сомнений, что здесь в сновидении проявляется ироничное отношение к коллегам, которые не являются компетентными в области лечения истерии. И, словно в подтверждение этой мысли, мне приходит в голову вопрос: а знает ли доктор М., что симптомы заболевания его пациентки (подруги Ирмы), которые дают основания опасаться, что она больна туберкулезом, также характерны и для истерии? Смог ли он распознать истерию? Или ее симптомы подтолкнули его к неверному диагнозу?
Но отчего же я так скверно обошелся со своим коллегой? Все объясняется просто: доктор М. так же не поддерживал мое психоаналитическое «решение» для исцеления Ирмы, как и она сама. Так я и отомстил в этом сновидении уже им двоим: Ирме, сказав ей, что она сама виновата в своих проблемах, и доктору М., заставив его утешить меня столь абсурдным образом.
Мы понимаем, откуда взялась инфекция. Примечательно, что во сне мы тотчас во всем разобрались. А только что не знали, что произошло, поскольку инфекцию в первый раз выявил Леопольд.
Когда она чувствовала себя плохо, мой друг Отто сделал ей укол. Отто рассказал мне, что, когда он был в гостях у Ирмы, его срочно вызвали в гостиницу неподалеку и там он сделал укол одной даме, которая вдруг почувствовала себя плохо. Эти рассказы об уколах снова напомнили мне о моем злополучном друге, которого погубил кокаин. Я прописал ему это средство лишь для внутреннего употребления (то есть через рот); а он начал делать себе инъекции.
Препарат пропила… пропилен… пропиленовая кислота. Почему мне это приснилось? Накануне вечером, когда я записывал историю болезни, моя жена раскрыла бутылку ликера, на этикетке которой стояло название «Ананас», который нам подарил наш друг Отто; он любит дарить подарки по любому поводу. Я все надеялся, что он когда-нибудь женится и его избранница положит конец этой привычке. Этот ликер так отдавал сивушным маслом, что я отказался даже его пробовать. Моя жена хотела отдать бутылку слугам, но я — проявив еще большее благоразумие — наложил на эту инициативу вето, проявив себя филантропом, и заявил, что их травить тоже незачем. Запах сивухи (амил…), безусловно, напомнил мне ряд химических веществ: пропил, метил и т. д.… и потом во сне появилось упоминание о пропиле. Правда, во сне произошло изменение: мне снился пропил после того, как я почувствовал запах амила. Но такие замены правомочны даже в органической химии.
Триметиламин. Мне приснилась химическая формула этого вещества, что свидетельствует о том, что моя память во сне работала довольно напряженно, и эта формула была напечатана жирным шрифтом, словно эта деталь была особенно важна. Отчего же я должен был обратить особое внимание на триметиламин? Мне припомнился разговор с одним из моих друзей, который в течение многих лет внимательно читал мои работы еще на их подготовительном этапе, а я читал работы, над которыми трудился он. Он рассказал мне тогда о некоторых своих идеях в области химии сексуальных процессов и упомянул о триметиламине как одном из продуктов сексуального метаболизма. Это вещество наводит меня на размышления о сексуальности, которой я придаю наибольшее значение как важному фактору, влияющему на развитие нервных болезней. Моя пациентка Ирма была молодая вдова; если бы я хотел оправдаться за свою неудачу в ее лечении, то к чему же еще мне апеллировать, как не к этому обстоятельству — вдовству, — а ее друзья были бы рады, если бы ее семейные обстоятельства изменились. И как странно все это сплелось в одном сновидении, подумал я! Другая пациентка, которую в сновидении мне бы хотелось увидеть вместо Ирмы, — тоже молодая вдова.
Теперь я начинаю понимать, отчего мне так ясно привиделась во сне формула триметиламина. Так многое зависело от него! Триметиламин не только указывает на важную роль сексуальности, но и напоминает мне об одном человеке, чье согласие со мной так вдохновляет меня, когда чувствую себя одиноким и непонятым. Безусловно, именно этот коллега, сыгравший в моей жизни такую важную роль, должен где-то появиться в цепи моих рассуждений. Так и оказалось. Он знал о некоторых особенностях заболеваний носа и носовых пазух, а также изучал удивительные факты взаимосвязи между заболеваниями носовых пазух и женских половых органов. (Вспомним о трех наростах, которые я обнаружил при осмотре Ирмы.) Я направил Ирму к нему на обследование, полагая, что ее боли в желудке могут быть связаны с лор-заболеваниями. Сам он страдает гнойным ринитом; это меня беспокоит; потому, наверное, в моем сновидении и возникли образы метастаз и гнойного заражения.
Такие инъекции нужно делать осторожно… Здесь я упрекаю в неосторожности моего друга Отто. Похожая мысль пришла мне в голову, когда Отто на словах и намеками дал мне понять, что не согласен с моим лечением. Должно быть, мысль в сновидении заключалась в том, что он легко поддавался чужому влиянию и был склонен к скоропалительным суждениям. Кроме того, эта фраза вновь напоминает мне о покойном друге, который делал себе инъекции кокаина. Как я уже говорил, я не рекомендовал ему применять это средство в инъекциях. Я заметил, что, упрекая Отто в легкомысленном обращении с химическим веществом, я снова вспомнил историю несчастной Матильды, которая тоже могла меня упрекнуть в этом. Здесь я, по всей вероятности, стремлюсь доказать свою добросовестность, но все получается наоборот.
И вероятно, шприц не был тщательно простерилизован. Еще один упрек в адрес Отто, но этот фрагмент связан с другим источником воспоминаний. За день до того, как мне приснился этот сон, я встретил старшего сына одной 82-летней дамы, которой я дважды в день делал впрыскивания морфия. Он рассказал мне, что она жила за городом и страдает флебитом. Мне тут же пришла в голову мысль, что это связано с плохо простерилизованным шприцом. Я тут же с гордостью подумал, что за два года инъекций я ни разу не спровоцировал у нее инфильтратов; я постоянно тщательно стерилизовал шприц. История с флебитом напомнила о моей жене, которая во время своих беременностей страдала от венозного тромбоза; и вот в моей памяти уже всплывают три образа, похожих один на другой: моя жена, Ирма и покойная Матильда. В этих трех ситуациях так много общего, что во сне они, скорее всего, соединились и заменили друг друга.
Толкование этого сновидения завершено, и мне было нелегко упоминать обо всех деталях, которые всплывали при сравнении содержания сна и тайных мыслей, которые за ним скрывались. При этом для меня постепенно раскрывалось «значение» сновидения. Я осознал собственные намерения, которые реализовались в сновидении и которые, скорее всего, его и спровоцировали. В этом сне осуществились несколько желаний, которые возникли у меня благодаря некоторым событиям накануне (новости от Отто и моя работа над историей болезни). Сновидение убедило меня в том, что я не несу ответственности за боли, от которых продолжает страдать Ирма, что это вина Отто, который вызвал у меня такое раздражение своим замечанием о незавершенном курсе лечения Ирмы, а во сне я с ним сквитался. Сновидение сняло с меня ответственность за самочувствие Ирмы, из него стало понятно, что оно было обусловлено другими факторами — по целому ряду причин. Во сне ситуация представилась мне именно так, как я бы этого хотел. Таким образом, в содержании этого сновидения сбылось какое-то мое желание, которое и было мотивом этого сновидения.
Все это бросается в глаза. Но многие фрагменты сновидения остаются непонятными с точки зрения реализации моих желаний. Я не только сквитался с Отто за его поверхностное суждение о курсе моего лечения, приписав ему небрежно сделанную пациентке инъекцию, но и за скверный ликер, который отдавал сивухой. А в этом сновидении оба упрека сливаются в один его фрагмент: упоминание об инъекции пропила. Но этого мне во сне показалось мало, и я призываю на помощь его коллегу, который кажется мне более достойным доверия, словно хочу намекнуть Отто, что тот нравится мне больше. Но мое возмездие обрушилось не только на Отто. Досталось и моей строптивой пациентке, вместо которой мне приснилась другая, более благоразумная и не такая строптивая. Доктор М. тоже поплатился за то, что противоречил мне, и я недвусмысленно намекаю ему, что он здесь проявляет свою некомпетентность («будет дизентерия» и т. д.). Словно я здесь обращаюсь к более компетентному специалисту (моему другу, который рассказал мне про триметиламин), — точно так же, как вместо Ирмы в моем сне появилась ее подруга, а вместо Отто — Леопольд. Словно я тем самым хотел сказать: «Уберите их от меня! Хочу вон тех троих! Тогда я избавлюсь от этих незаслуженных упреков». Из сновидения становится очень понятно, что эти упреки необоснованны. В болезни Ирмы я не виноват: ответственность лежит на ней, оттого что она не согласилась на рекомендованное ей «решение» проблемы. Ее боли — тоже не моя ответственность, поскольку у них органическое происхождение, и с помощью психотерапии излечить их нельзя. Она страдает оттого, что овдовела (триметиламин), и на это я, безусловно, повлиять не в состоянии. Ее боли являются результатом неправильно сделанной инъекции препарата, который неправильно выбрал Отто, а я таких рекомендаций никогда не давал. Боли у Ирмы возникли в результате использования плохо простерилизованной иглы, точно так же, как и у моей пожилой пациентки, которая вследствие этого стала страдать флебитом, — а когда я делал инъекции, проблем не возникало. Но я обратил внимание на то, что эти объяснения болей Ирмы (призванные оправдать меня) очень отличаются друг от друга и даже являются взаимоисключающими. Вся эта путаница — а это сновидение таким и было — напоминает мне, как пытался оправдываться один человек, которого сосед обвинил в том, что тот брал у него напрокат чайник, а вернул испорченным. Во-первых, он вернул его целым; во-вторых, чайник уже был в негодном состоянии, когда он его взял, а в-третьих, он вообще не брал у него никакого чайника. Но так даже лучше: если хоть одно из этих оправданий соответствует действительности, то обвинять этого человека не в чем.
В этом сновидении были и другие важные фрагменты, не так явно связанные с моим стремлением оправдать себя за то, что Ирма не смогла полностью излечиться: болезнь моей дочери, трагедия пациентки, которую звали так же, как и мою дочь, разрушительные последствия употребления кокаина, заболевание моего пациента, который отправился в Египет, мое беспокойство по поводу здоровья жены и брата, а также доктора М., мои собственные недомогания, мое беспокойство о друге, страдавшем гнойным ринитом, который был далеко от меня. Но если я подумаю обо всем этом, то смогу убедиться, что все эти идеи можно собрать воедино и обозначить как «беспокойство о собственном здоровье и здоровье других людей», что связано с добросовестностью врача. Я вспоминаю, как мне вдруг стало неприятно узнать от Отто о состоянии здоровья Ирмы. Подобные мысли, игравшие определенную роль в этом сновидении, помогли мне облечь в слова мимолетные мысли, которые посещали меня. Словно Отто сказал мне: «Ты был недостаточно добросовестен как врач, ты не выполняешь своих обещаний». И потому я снова вернулся к этим мыслям, чтобы доказать, насколько скрупулезно я выполнял все, что требуется, и как ответственно я отношусь к здоровью своих близких, друзей и пациентов. Интересно, что здесь проявились и неприятные воспоминания, которые, скорее, свидетельствовали о том, что упреки Отто были обоснованными, а мои попытки оправдываться — нет. Можно сказать, что само по себе сновидение было, так сказать, беспристрастным, но оно безошибочно указывает на те явно выраженные мысли, которые провоцировали этот сон и его конкретное содержание, в котором проявлялось мое желание снять с себя обвинения в болезни Ирмы.
Я не считаю, что полностью раскрыл смысл этого сновидения и в его толковании не осталось пробелов. Я бы мог уделить его анализу гораздо больше времени, почерпнуть из него еще больше информации и обсудить те проблемы, которые были бы в связи с этим выявлены. Лично мне понятно, по какому пути должны пойти мои дальнейшие рассуждения на эту тему. Но соображения личного характера удерживают меня от такого направления его дальнейшей интерпретации. Если у кого-то возникнет желание поспешно упрекнуть меня в том, что от этого воздерживаюсь, то я бы посоветовал ему самому проделать подобный эксперимент с большей степенью откровенности, чем это сделал я. На тот момент мне было достаточно новых знаний, которые я таким образом сумел получить. Если мы применим описанный здесь способ интерпретации сновидений, то придем к выводу, что у сновидений есть значение и что в них не просто проявляются какие-то фрагменты активности мозга, как это заявляли многие авторитетные исследователи. Когда была закончена работа над интерпретацией сновидения, мы приходим к выводу, что в сновидении воплощается какое-то желание.