Корпоральная терапия и психоанализ

Обоснование

Непроизвольные движения

Внедрение методов корпоральной терапии и кинезитерапии в психоаналитическое лечение остается спорным вопросом. Для того чтобы исключить возможность непонимания, я предлагаю читателям прежде всего ознакомиться с терминологией. Будучи сторонником адлерианского направления глубинной психологии, я исхожу из принципиальной предпосылки имманентного «творческого» непроизвольного движения. Любые способы выражения души, включая ментальные и материальные, можно рассматривать как суммарное проявление первоначального экзистенциального порыва (непроизвольного движения). Его искаженные формы и опасности, с которыми оно связано, его уязвимость и лечение его торможения - все эти вопросы и составляют предмет нижеследующей главы.

Сопутствующее движение

Если понятие непроизвольного движения, доставшееся Винникоту, Кохуту и другим психологам в наследство от Адлера (см. Adler, 1933а, b), можно назвать краеугольным камнем и островом их теории неврозов, то принцип сопутствующего движения следует признать его практическим выражением. В соответствии с этим принципом, терапия сосредоточена на возникающих в тех или иных обстоятельствах непроизвольных движениях пациента при участии терапевта. Таким образом аналитик приобщается к двигательному стереотипу, характерному для образа жизни пациента. В тот момент, когда экзистенциальный порыв пациента наталкивается на определенные препятствия, терапевт может на основании собственных сопутствующих и непроизвольных движений ощутить затруднения пациента (Heisterkamp, 1993). Нижеследующий пример иллюстрирует возможность определения масштабного самопроизвольного торможения, характерного для пациента, на основании всего комплекса сопутствующих движений и оказания помощи, связанной с улучшением самовосприятия пациента, путем поощрения движений, адекватных выражаемым чувствам.

Нижеследующий текст представляет собой выдержку из описания терапии сорокалетнего пациента, которому был поставлен диагноз нарциссического расстройства личности. В общей сложности терапия заняла восемьдесят сеансов. В начале сеанса пациент по привычке пускается в пространные рассуждения о своем текущем удрученном состоянии, причиной которому послужили крах его профессиональной карьеры и брака. Он втягивает голову в плечи, одновременно их приподнимая. Шея его напряжена, а дыхание едва ощутимо. Одну руку он закинул за голову, словно вынужден сам себя поддерживать. Пока он рассуждает, я чувствую, что голову мою сдавливает, дыхание выравнивается, я теряю силы, откидываюсь назад, свинцовая тяжесть разливается по моему телу, все внутри меня медленно замирает.

Он отвечает согласием на мое предложение положить мою руку ему на затылок. Пока я поддерживаю его таким образом, он не может говорить. Его дыхание становится более глубоким, он впадает в состояние, близкое к трансу, речь его начинает все больше напоминать бормотание. При этом я ощущаю, что тело его слегка надавливает на мою ладонь. В ходе последующего обсуждения этих событий пациент высказывает предположение о том, что помутнение сознания служило для него способом защиты от повторного оживления неприятных чувств и эмоций, а легким нажимом на ладонь терапевта он невербальным образом обращался к терапевту с просьбой не оставлять его наедине с этими переживаниями. В связи с этим я предложил пациенту усилить эффект процедуры, расположился позади него и взял его голову в свои ладони. Дыхание его стало более энергичным, голос звучал спокойно, формулировки приобрели большую выразительность. Речь его напоминала жалобы покинутого ребенка. Постепенно он начал раскачивать из стороны в сторону всем корпусом, а затем и головой. Движения его становились все более порывистыми, а жалобы раздавались все громче.

Успокоившись, он не мог поверить в произошедшее: «Прежде я ни разу об этом не думал, и лишь сейчас я вдруг отчетливо вспомнил, что в детстве я всегда оставался наедине с собой в постели и непременно начинал вот так раскачиваться. При этом одной рукой я прижимал к себе плюшевого медвежонка, а другой рукой стискивал простыню и пытался в нее завернуться. Завернувшись в нее с ног до головы, я начинал раскачиваться». Затем ему на ум пришла, по его мнению, совершенно сумасшедшая мысль. Он вспомнил, что однажды ощутил ужас в момент одиночества и закричал. Привычные движения не могли его успокоить, он выскочил из кровати и спрятался за дверью, а люди, встревоженные его криками, пытались успокоить его, обращаясь к нему через дверь. «А знаете ли вы, где были в этот момент мои родители? На концерте! И вот теперь мне пришла на ум сумасшедшая мысль: может быть, я решил стать музыкантом, чтобы покончить с этим ужасным чувством одиночества».

Высказывая аргументы в пользу и против корпоральной терапии, следует учитывать диалогический характер движения, сопутствующего торможению самопроизвольного движения пациента. Какие бы действия не предпринимал терапевт, все они приобретают определенное значение лишь в контексте отношений с пациентом. Если действие или вмешательство терапевта приобретает форму взаимного принуждения, то можно вести речь о неумеренности, поскольку терапевт использует пациента для того, чтобы сохранить чувство безопасности, или же позволяет пациенту использовать себя с этой целью. Действия или вмешательства терапевта расцениваются как умеренные в том случае, если он использует их на благо терапевтического процесса и помогает тем самым пациенту избавиться от приобретенной самопроизвольной привычки к торможению. Впрочем, понятие умеренности не совсем подходит для описания этой ситуации, поскольку не вполне четко указывает на то обстоятельство, что процесс лечения сбивается с курса не по причине повторения младенческих манипуляций, а в связи с повторным оживлением младенческих переживаний, обусловленных лишениями (Moser, 1989а, 1990; Roth, 1986). Эти соображения, подхваченные Винникотом и Балинтом, высказывал еще Ференци.

На этом фоне становятся очевидными причины опасений, высказанных Биттнером (Bittner, 1986, 1988, 1989) по поводу корпоральной терапии, и характерная для этих критических замечаний однобокость. Предостерегая от манипуляций, попыток застать пациента врасплох, игр, поощрения инфантильных эмоций, упразднения символов и ограниченности, он высказывает опасения по поводу самореализации и развития личности пациента, имеющих значение для любого вида терапии. Однако его критика приобретает тенденциозный характер, когда он называет подход корпоральной терапии per se формой принуждения, а вербально-аналитический подход per se формой раскрепощения. Нелепо утверждать, что специалист по корпоральной терапии, предлагающий своему пациенту, скажем, расположиться в любой части кабинета по собственному выбору, манипулирует пациентом, а терапевт, поддерживающий руками голову пациента, поощряет его инфантильные эмоции, между тем как сами аналитики укладывают своих пациентов на кушетку, просят их придерживаться правил психоанализа и т. д.

Ключевые понятия психоанализа

Предлагаемый справочник представляет собой оригинальное собрание тематических статей, в которых излагаются история формирования и современная трактовка основополагающих понятий психоанализа, а также рассматриваются важнейшие аспекты психоаналитической теории и практики. Наряду с экскурсами в историю психоаналитического движения в сборник включены статьи и по междисциплинарным вопросам, освещающие взаимоотношения психоанализа и академической психологии, социальной психологии, медицины и гуманитарных наук.