Мартель Б. - Сексуальность, любовь и Гештальт

Глава 5. Гештальт-подход и сексуальность

Что такое «гештальт-терапия»?

Постараемся кратко описать этот подход, который используется не только в психотерапии, но и в различных организациях, в сфере образования, при коучинге и консультировании на предприятиях.

«Гештальт» - это немецкое слово, происходящее от глагола "gestalten", что значит «облечь в форму, придать значащую структуру», то есть придать смысл.

В центре внимания гештальт-терапии - контакт: то, каким образом мы вступаем в контакт с собой и с окружающей нас средой.

Она рассматривает проявления человека в окружающей его среде во всех его измерениях: в физической, аффективной, интеллектуальной, социальной, духовной сферах.

Так, на психотерапевтическом сеансе терапевт оказывается в окружающей клиента среде, а его присутствие и интервенции составят опыт клиента.

Наблюдение за процессом и совместное построение смысла

Гештальт-терапия предлагает не искать причины затруднений, а наблюдать за текущим процессом, за развитием контакта между человеком и окружающей его средой, а также за возможными срывами этого контакта. Это делается для того, чтобы привлечь человека к творческому приспособлению с учетом собственных потребностей и желаний, а также окружающего его мира. Но творческое приспособление как способ бытия-в-мире отличается от приспособления к существующей норме, как и от отказа приспосабливаться к какой бы то ни было норме. Гонзаг Маскелье окрестил гештальт «терапией потока», использовав метафору реки: нам важнее не то, почему она течет, а то, насколько она полноводна.

Терапевтические отношения в гештальт-подходе диалогичны: мы стремимся к встрече двух людей, к отношениям «Я- Ты», о которых мы говорили в главе 2, прекрасно понимая, что эта цель достигается не сразу, в начале терапии, а по мере проработки явлений трансфера и контртрансфера. Человек рассматривается в его собственном контексте, во всех своих измерениях, а исцеление заключено в отношениях с терапевтом, нацеленных на встречу двух человеческих существ, которую Мартин Бубер называет встречей «Я и Ты». Нам неприемлема модель «Я-Оно», в которой тот, кто приходит на консультацию, трактуется как носитель симптомов, подлежащих изучению и лечению.

На место интерпретации приходит совместный поиск смысла. Мы не случайно используем слова «совместный поиск», так как терапевт тоже включен в эту работу; в этом и состоит оригинальность гештальт-подхода.

Экзистенциальные и феноменологические корни Гештальта

Задача психотерапии гештальт-подходом - восстановление у человека способности выбирать, с той целью, чтобы он смог стать автором своей жизни.

Гештальт иногда называют терапией ответственности, что указывает на его экзистенциальные корни. На ответственности человека сфокусирована вся работа: как только обнаружатся поведенческие штампы и срывы контакта, как только включатся личностные ресурсы, мы сразу же предлагаем человеку начать выбирать события своей жизни. Мы задаем вопрос Сартра: «Что ты делаешь сейчас с тем, что из тебя сделали?» Экзистенциальные вопросы очень часто возникают и в теме сексуальности. Поэтому мы определяем сексуальность как шестую экзистенциальную данность, которая связана с пятью остальными.

Корни Гештальта уходят и в феноменологию. Она рассматривает субъективный человеческий опыт, а не его реальное содержание. В области сексуальности такая ориентация имеет первостепенное значение, поскольку она отмежевывает нас от подходов, в которых сексуальные проблемы рассматриваются и объясняются в контексте сексуальной патологии. Наша позиция скорее состоит в том, чтобы понять другого и принять человеческую субъективность.

Реабилитация здоровой агрессивности

Этому посвящен один из первых текстов Фрица Перлза, сразу отмежевавший его от психоанализа, из которого он вышел. Здоровая агрессивность необходима для роста человека. Детально остановившись на этой теме в главе 3, мы указали на важные последствия подобного утверждения для сферы сексуальности.

Гештальт и сексуальность

Тему сексуальности окружает стыд, и о ней иногда трудно говорить, потому что слова, связанные с сексуальностью, являются табуированными. Поэтому одной из задач гештальт-терапевта становится фасилитация высказываний клиента. Становясь тем, кто не стесняется говорить об эрекции или влагалище, терапевт тем самым побуждает клиента оставить обтекаемые фразы, помогающие избежать прямых слов.

Франсуа запутанно рассказывает о своих временных затруднениях: о том, что у него есть небольшая проблема: он не может удовлетворить свою подругу, но если не торопиться и не нервничать, то...

Приходится переформулировать: «Если я правильно понимаю, то в данный момент у тебя трудности с эрекцией?» Франсуа, облегченно вздохнув, соглашается.

Чтобы фасилитировать клиента и слушать его, нам нужна наша собственная здоровая агрессивность: ведь сначала нам самим надо набраться смелости и заговорить, продолжая при этом уважительно прислушиваться к клиенту. Это ценное сочетание позволяет двигаться дальше - не поглощая при этом клиента, говорить - не шокируя, провоцировать - имея возможность отступить.

Ценным козырем может стать юмор. С его помощью можно обойти трудность стороной, не сталкиваясь с ней в лоб, в том случае, если необходимо приручить проблему, что сложно в силу слишком сильной тревоги клиента. Юмор неоценим, если он помогает лишь слегка коснуться проблемы, создав предпосылку для последующей работы, и если он не мешает, когда человек к тому готов, столкнуться с серьезными вещами, страданием, горем. На этом пути есть два препятствия: можно или шутить, по-настоящему не затрагивая проблему, или не уметь переходить на юмор и, оставаясь слишком серьезным, увлечь за собой другого человека.

Мы на наших семинарах смеемся часто, хоть мы и не всегда обсуждаем веселые темы!

Контролируемое участие

Нам дорога тема контролируемого участия: как участвовать в сеансе, оставаясь самим собой, со своими эмоциями, порывами, взглядами, не поглощая и не нагружая клиента тем, что

его не касается? Проходя супервизию, терапевт может оценить степень своего участия и отделить то, что может интересовать его клиента, от собственных проблем.

Мы начинаем курс подготовки будущих терапевтов со следующих слов: «Мы будем учиться сопровождать людей в сфере сексуальности, но для этого давайте сначала взглянем на собственную сексуальность...» Мы не думаем, что нужно пройти через трудности своих клиентов, чтобы суметь их понять, однако необходимо исследовать свои пределы и сексуальные табу, чтобы свободно сопровождать тех, кто обращается к нам за помощью.

Психотерапевты, придя на учебный семинар по сопровождению сексуальных затруднений, на три дня погружаются в эту тему, чередуя теорию, супервизию случаев из профессиональной практики и индивидуальную работу. После семинара каждый возвращается к своей профессиональной деятельности - и, будто случайно, у их клиентов возникает желание говорить о своей сексуальности... хотя они и не знают, что их терапевт интересуется этой темой! Стал ли терапевт более восприимчив или клиент почувствовал, что сегодня он может коснуться этой темы? Скорее всего и то и другое...

Мы увидели, что сексуальность - это та область, в которой каждый из нас накапливает множество интроекций. Возможно, что эта склонность «интроецировать» повторяется и в терапевтических отношениях. Может быть, это лишь этап личностного роста, как у детей, которым, чтобы выбрать, сначала необходимо проглотить то, что им говорят, а может быть, это способ отказа от ответственности за свой выбор.

Пьер рос в такой семье, где считалось, что «об этом нельзя говорить» и «все это - гадости». Он все еще страдает от этих слов и воспринимает свою сексуальность как биологическую необходимость: «Без этого никак», замечает он, извиняясь.

Заговорив о своей сексуальности на группе и услышав свидетельства других людей, он заявляет, что может поменять фразу своей матери «Об этом нельзя говорить» на фразу, которую, как ему кажется, могу сказать я: «Сексуальность жизненно важна, и говорить о ней нужно».

Конечно, чтобы изменить послания из своего детства, Пьер снова интроецирует. Но он осознает это, утверждая, что ему это сейчас необходимо, чтобы избавиться от ставших ненужными фраз. Далее я побуждаю его самостоятельно придумать такую фразу, в которой нет ничего общего с посторонним и чуждым ему обязательством.

Орели уже 15 лет замужем. Ей скучно в этом браке. В своем профессиональном кругу она встретила мужчину, который очень ее привлекает, и, придя на терапию, она рассказывает мне о том, как она разрывается между желанием, которое испытывает к этому человеку, и обязательством сохранять верность мужу.

Ей хочется знать, что я думаю, как поступила бы я, что ей делать... Когда я говорю ей, что не буду отвечать на ее вопросы, а помогу ей принять собственное решение, она проявляет агрессию, заявляя, что я просто от нее защищаюсь, но ей все равно известны мои мысли... Постепенно она начинает понимать, что ей очень хочется, чтобы я приняла ответственность за ее выбор, так как ее тревога слишком сильна.

В случае с Орели терапевт рискует стать консультантом, исповедником или гуру, что только усилит тенденцию к избеганию необходимости выбирать, несущей с собой слишком сильную тревогу.

Воспитательная роль

Терапевтическая позиция, помогающая человеку понять основные черты своей личности для того, чтобы совершать адекватные выборы, отличается от воспитательной позиции, задача которой - повлиять на человека или просто дать совет. Воспитательная позиция побуждает приходящего на консультацию слушать и принимать наши идеи, избегая таким образом ответственности за собственный выбор.

Вместе с тем мы встречаем многих, кто безграмотен или недостаточно информирован в области сексуальности. Ничего не узнав от своих родителей, они по крохам получали отрывочную и часто ложную информацию, чаще всего от своих школьных приятелей. Поэтому мы включаем в наше сопровождение более или менее значительную воспитательную часть. Это можно сделать, порекомендовав специальные книги, изобразив и прокомментировав схему, предоставив информацию, содержащую разные ответы на один и тот же вопрос, которые ведут к разным выборам.

Роль наглядности

Наглядные «опоры» - это конкретные задания, облегчающие экспрессию.

Например, перед семинаром мы просим каждого участника принести какую-то вещь или журнал, обозначающие сексуальность вообще или его собственную сексуальность. Утром первого дня каждый получает возможность представить этот предмет группе и рассказать о ней в связи со своей интимной жизнью. Это задание может вызвать тревогу, но преодолеть ее поможет принесенный предмет, показав который человек тем самым уже начнет свой рассказ.

Я, как сейчас, слышу слова Маризы, которая, очень волнуясь, достает в начале семинара чуть побитую ракушку и начинает рассказывать об этом красивом, но хрупком предмете, который выстоял под ударами бури, сохранив внутри свой блеск. Я предлагаю ей перейти от метафоры к своей сексуальности и она, неожиданно для себя, рассказывает группе о сексуальном насилии, которое пережила в детстве.

А Жану, который принес эротический журнал для геев, удается сказать, что его привлекают мужчины, но ему трудно понять, гомосексуалист он или нет.

Возможно, без этой ракушки Мариза мучилась бы весь семинар, не зная, как заговорить, что сказать, какие использовать слова.

Задание принести на семинар какую-то вещь для Жана было подобно спасательному кругу: перед семинаром он уже знал, что если ему не удастся заговорить, то он хотя бы сможет показать свой журнал.

Иногда мы посвящаем часть семинара эротическим и порнографическим журналам. Пачка журналов кладется в середину круга; участникам предлагается полистать их и посмотреть. Следующее задание - разбиться на подгруппы, в которых можно обменяться впечатлениями от увиденного. Именно этот момент часто становится отправной точкой для работы многих участников группы.

Я вспоминаю, как Анна удивилась тому, что она возбудилась, хотя думала, что испытает отвращение.

А Сирил смотрит такие журналы, но только в одиночестве у себя дома, так как он этого стыдится. Занимаясь этим с другими людьми и говоря с ними об этом, он разрешает свое затруднение через общение. После этой работы он приходит к выводу, что он «даже не мог представить, что об этом можно с кем-то говорить».

Полина, которая рассматривает журнал, вдруг становится бледной и говорит мне, что это невыносимо: она пристально смотрит на фотографию мужского члена в состоянии эрекции.

Она кричит: «Это мерзко...» и внезапно вспоминает своего дядю, который просил «быть с ним поласковей». Полина сильно гневается на него, потом ее лицо меняется, и она с отвращением говорит, что вид мужского члена ей отвратителен. Я предлагаю ей изобразить его на рисунке, и мы приступаем к работе по исследованию и дифференциации; оказывается, половой член ее дяди и половые члены других мужчин - не одно и то же.

Журналы, как наглядный материал, исполняют роль амплификатора и ускорителя процесса. За своим отвращением Анна смогла различить возбуждение, Сирил смог спокойней отнестись к своим привычкам, а Полина затронула проблему, которую она раньше никогда не поднимала. Однако для кого-то амплификация может быть ненужной и даже вредной, поэтому мы вообще не достаем наглядный материал, когда считаем, что некоторые участники испытывают дефицит внутренних ресурсов, на которые они могли бы опереться.

Иногда мы предлагаем просто изобразить мандалу собственной сексуальности. Мандала - это рисунок, который применяется в качестве наглядной опоры для медитации в некоторых восточных духовных традициях. Мы заимствовали из нее идею медитации в сочетании с рисованием. Такой рисунок помогает увидеть разные перспективы в своей работе. Периодически возвращаясь к мандале, можно обнаружить происходящие с человеком изменения.

Марина смотрит на свою мандалу, в которой мечутся резкие красные черты, и комментирует: «Так вот какая у меня сексуальность... Похоже на поле битвы...» Она с упорством смотрит на красный цвет, словно забыв об остальной части рисунка, - этот цвет напоминает ей о болезненных преждевременных родах, после которых секс стал ей невыносим.

Мы долго говорим об этих родах, и Марина рассказывает о том, как она страдала от того, что была совсем одна, о стыде, который она испытала, когда акушер грубо сообщил ей убийственную весть, и о своем чувстве вины по отношению к погибшему ребенку. Постепенно она научилась различать мужчин из ее прежней жизни (ее друга и того врача-акушера) и мужчину, с которым она живет сейчас.

Год спустя, снова нарисовав мандалу своей сексуальности, она была удивлена тем, как она отличается от первой. В ней еще оставались красные линии, но они уже отступили в глубь цветущего сада, который она назвала страной своих фантазий. По ее словам, в рисунке еще есть беспорядочность, но он не такой болезненный. А что произошло бы, если бы ее битва совсем прекратилась?

Преимущества терапевтической работы в группе

Клиенты, которые считают, что им будет сложно говорить о своей сексуальности в группе, предпочитают касаться этой темы в интимной атмосфере кабинета психотерапевта.

Однако мы полагаем, что, хотя индивидуальные сеансы на тему сексуальности тоже важны, в большинстве случаев особо полезна именно работа в группе.

Коллективная работа прежде всего уменьшает драматичность проблемы. Часто человек переживает свою сексуальность как что-то постыдное, считая себя ненормальным(ой), словно такая проблема есть только у него (нее). Во время обратной связи в группе мы часто слышим: «Наконец-то я смею сказать, что у меня никогда не было оргазма», или «Я смотрю порнофильмы» , или «Я думал(а), что я один (одна) страдаю из-за инцеста, а, оказывается, здесь есть несколько таких же людей... Я уже чувствую себя не таким (такой) анормальным(ой)».

Человек, склонный к интроекциям, то есть к тому, чтобы «глотать целиком», может заметить это в себе, работая в группе, где мнения и позиции участников могут отличаться от его собственных. Например, признание того, что не все согласны со стереотипной фразой «Женщина должна быть пассивной», для кого-то из участниц может стать первым шагом, после которого она сама может решать, что подходит ей самой.

Группа выполняет и защитную функцию, ведь близость, возникающая в кабинете психотерапевта, может показаться слишком опасной, чтобы говорить о своей сексуальности, особенно для двух гетеросексуалов разного пола. А осознанные проигрывания в рамках терапевтического сеттинга могут восприниматься как более безопасные, ведь в группе легче исследовать свое сексуальное желание, собственные садистские импульсы или гомофобию.

Жерар, участник этой группы, пытается любым способом противоречить мне или вывести меня из себя. Я спрашиваю у него, что его во мне раздражает, на что он заявляет: «Мне невыносимо, что эту группу ведешь ты; я не могу подчиняться женщине». Теперь у нас появилась возможность, опираясь на его утверждение, исследовать его страх и желание доминировать над женщинами.

Для этого я спрашиваю у Жерара, как у него возникает желание доминировать надо мной и какие чувства оно у него пробуждает. В этот критический момент, когда требуется мое участие, я осознаю, насколько важно присутствие группы как гаранта сохранности рамок терапевтического сеттинга и как свидетеля.

Жерар признал в конце сеанса, что все это он никогда не смог бы сказать мне с глазу на глаз. А теперь он способен провести параллели с трудностями, возникающими в его паре.

Если группа может выполнять такую защитную роль, то терапевт становится более свободным и креативным. Барьер, который образует группа, позволяет терапевту осуществлять интервенции, требующие от него большей включенности.

В коллективной работе много преимуществ, однако она накладывает и свои ограничения: если человек совершил то, что запрещено в нашем обществе (сексуальное насилие, инцест или акт педофилии), то в группе ему будет сложно обеспечить ту защиту, которая необходима для работы с его проблемой.

Однако насильники, решившие прекратить подобную практику, имеют право на психотерапию. Но работать с этим затруднением необходимо в таком месте, которое обеспечивает ощущение безопасности. Упоминание о преступных действиях, несомненно, разбудит в участниках группы сильные переживания: страх, желание отомстить, воспоминания о перенесенном насилии. Подобные реакции становятся полезными, если они поддерживают в человеке его стремление измениться, но иногда они оказываются слишком жестокими и их невозможно ассимилировать.

В связи с этим мне вспоминается один случай из групповой работы.

Это произошло несколько лет назад. Во время семинара один из участников довольно агрессивно просит слова. Из его рассказа можно понять, что в интересе к детям нет ничего преступного, вместе с тем остается непонятным, занимается ли он сам педофилией или нет. Мы просим его выражаться яснее, но он продолжает в своем путаном и агрессивном стиле.

Я и мой ко-тренер оказались в очень затруднительном положении: хотя этот мужчина и был агрессивен, но было очевидно, что он очень страдал. Вместе с тем мы заметили, что некоторых участников сильно возмутили его намеки.

Тщательно все обдумав, мы попросили его в первый же перерыв покинуть семинар и, если он захочет, прийти на индивидуальную консультацию.

Было ли это попыткой совершить мазохистское признание в своих поступках? Или он наконец-то решил, пусть неловко, но все-таки затронуть эту тему, чтобы покончить с ней? Мы не смогли этого узнать, так как больше никогда его не увидели. Тягостное воспоминание о случившемся напоминает нам об ограниченности собственных возможностей и возможностей группы. В данном контексте и в данной группе мы не были способны сопровождать этого человека и построить с ним необходимый для этой цели терапевтический альянс.

Вопросы деонтологии

В кодексе деонтологии, которого мы придерживаемся, указывается, что «злоупотребление терапевтическими отношениями начинается с того момента, как психотерапевт начинает пренебрегать своими обязанностями и своей ответственностью по отношению к клиенту с целью удовлетворения личного интереса в сексуальном, эмоциональном, социальном или экономическом планах».

Из этого следует, что сексуальные отношения между терапевтом и его клиентом невозможны. Но это простое правило нуждается в небольшом комментарии.

Одних лишь заявлений о сексуальном воздержании психотерапевта относительно клиентов недостаточно. Чтобы придерживаться этой позиции, необходимо ее обосновать и осознанно придерживаться. По всей видимости, нарушения часто происходят вследствие механического следования этому правилу или восприятия его как чего-то, что «нельзя делать». Наш выбор в пользу воздержания от сексуальных отношений с клиентами мотивирован наличием переноса и контрпереноса в терапевтических отношениях и стремлением избежать воспроизводства отношений, строящихся по модели инцеста. Мы также считаем, что профессионал, не придерживающийся этого правила, начинает пользоваться своей властью в личных целях.

Сначала обосновав и уяснив это правило в первую очередь для себя самого, психотерапевт может и своему клиенту напомнить о Законе, букве которого он следует.

Анна, рассказывая об инцесте, пережитом ею в возрасте 12-13 лет, добавляет: «Возможно, мой отчим и был насильником, но ведь я сама к нему возвращалась». На это я даю твердый ответ: «Гарантом закона является взрослый, он и должен дать отказ!» Эта простая фраза помогла Анне снять с себя часть груза ответственности, однако на этом этапе работа была еще далека от завершения.

После двух лет индивидуальной терапии Анна стала посещать психотерапевтическую группу, которую я веду вместе с терапевтом-мужчиной. Однажды она сказала ему: «Я смущаюсь в твоем присутствии: ты мне нравишься, и я хочу сблизиться с тобой, но я боюсь, что ты подумаешь, что я тебя просто "клею"». Терапевт ответил: «А тебе хочется меня заклеить?» Анна окончательно смутилась, признав, что она хотела обольстить его. Он продолжает: «Давай-ка вместе разберемся в этом... но прежде я напомню тебе, что с тобой у меня никогда не будет сексуальных отношений». Удивившись такому ответу, Анна просит терапевта объясниться, но, проведя аналогию со своей личной историей, она начинает понимать, чего ей не хватало раньше, а именно - отношения к происходящему с позиции взрослого.

Напомнить о законе также значит сообщить клиенту о том, что в нашем обществе разрешено и что не разрешено. Говоря об этом, необходимо отличать те формы сексуального поведения, которые выходят за рамки норм, но пользуются терпимым отношением общества, от запрещенных законом, а именно, различных видов сексуального домогательства, инцеста и педофилии.

А теперь рассмотрим крайности, встречающиеся в применении этого правила. Во имя сексуального воздержания терапевт может всякий раз прерывать возникающие у него сексуальное желание и сексуальный интерес, что приведет к формированию бесполого профессионала. Зная, что сексуальные отношения с клиентом (клиенткой) могут нанести ему (ей) вред, все же жалко лишать его энергии, заключенной в сексуальном желании. С позиции теории цикла контакта задачей терапевта станет определение того момента, когда и для него самого, и для его клиента станет возможным здоровый срыв их цикла; не слишком рано, чтобы не стерилизовать отношения, и не слишком поздно, чтобы не перейти в сексуальное домогательство. Эту «золотую середину» можно определить только в контексте, поэтому профессионал исследует эту тему на супервизии. И не стоит забывать, что для того человека, чья граница была когда-то грубо нарушена, домогательство или насилие могут начаться очень быстро.

Отметим, что в терапевтическом сопровождении людей, совершивших насилие, важны иные вопросы деонтологии. Мы затронем их во второй части в ходе исследования насилия и инцеста.

Бриджит Мартель(Brigitte Martel)

Сексуальность, любовь и Гештальт