|
II. Экономическая точка зрения в теории аналитической терапииКогда Фрейд покинул почву катарсической терапии, отказался от гипноза как вспомогательного средства анализа и занял позицию, согласно которой то, что пациент говорит врачу в гипнотическом сне, он должен быть в состоянии сообщить и в бодрствовании, - Фрейд некоторое время пытался с помощью прямого толкования производных образований вытесненного содержания приблизить к сознанию пациента неосознанный смысл симптомов. Для него недолго оставалось скрытым, что этот метод зависел также от готовности больного признавать сообщенное. Он разгадал, что чаще всего больной противопоставляет сообщениям бессознательное "сопротивление", и приспособил свою технику к этому новому знанию, т. е. отказался от прямого толкования и с тех пор пытался делать возможным осознание бессознательного благодаря устранению сопротивлений, поднятых против вытесненного содержания. Это кардинальное изменение теоретической точки зрения и техники было поворотным пунктом в истории аналитической терапии, на котором была введена в действие более новая, еще и сегодня применяемая техника. Этого никогда не понимали отпавшие от Фрейда ученики, даже Ранк возвратился к старому методу прямого толкования симптома. Предлагаемая здесь вниманию читателя попытка означает не более чем последовательное применение нового метода анализа сопротивления в частности и для анализа характера, полностью в смысле продвижения аналитической терапии от анализа симптомов к анализу целостной личности. В то время как в катарсический период существовало представление, что важно "освободить защемленный аффект из вытеснения", чтобы добиться исчезновения симптома, позднее - в период анализа сопротивления - это означало, возможно, как остаток от периода прямого толкования смысла симптома, что симптом должен был бы исчезнуть, если бы лежащее в его основе вытесненное представление стало осознанным. Позднее, когда выявилась несостоятельность данного положения, после того как неоднократно убеждались на опыте, что симптомы часто продолжают существовать, несмотря на осознание ранее бывших вытесненными содержаний, Фрейд во время одной из дискуссий на заседании Венского психоаналитического объединения изменил первую формулу в том смысле, что симптом мог бы исчезнуть, если бы его бессознательное содержание стало осознанным, однако он вовсе не должен исчезнуть. Теперь мы встали перед новой и более сложной проблемой. Если одного осознания для исцеления недостаточно, то что нужно тогда прибавить для того, чтобы симптом исчез, от каких дальнейших обстоятельств зависит, приведет ли осознание к исцелению или нет? Таким образом, осознание вытесненного остается необходимой предпосылкой исцеления, не обосновывая его специфически. Если кто-нибудь однажды был поставлен перед этим вопросом, то к нему, кроме того, тотчас присоединяются и другие, ибо не правы ли в таком случае те противники психоанализа, которые всегда полагали, что за анализом должен следовать "синтез". Но уже ближайшее размышление лишь еще отчетливее показывало, что речь идет исключительно о фразе, что Фрейд сам полностью опроверг это возражение, когда на Будапештском конгрессе высказал мнение, что анализ есть одновременно также и синтез, так как всякое влечение, связь которого разгадают, тотчас вступает в новую связь. Может быть, здесь было скрыто решение проблемы? О каком влечении идет речь и о каких новых связях? Все ли равно, при какой структуре влечения пациент расстается с анализом? Как психоаналитики, мы отказались от богоискательства в психотерапии и должны довольствоваться нахождением решений, которые очень близки притязаниям обычных людей. Определенно вся психотерапия страдает от того, что оставляет без внимания примитивно-биологические и социологические основы всего так называемого "более высокого". Путь опять указывает неисчерпаемая теория либидо Фрейда, которой не раз пренебрегали в последние годы в аналитических исследованиях. Но получалось сразу слишком много вопросов. Чтобы сделать их перечень короче, давайте упорядочим их с метапсихологической точки зрения. С топической точки зрения вопрос нельзя было решить, такая попытка скорее всего оказалась бы недостаточной: одного только перевода некоторого представления из бессознательного в осознанное недостаточно для исцеления. Решение с динамической точки зрения было более многообещающим, но равным образом недостаточным, хотя Ференци и Ранк в "Целях развития психоанализа" успешно трудились над этим. Хотя отреагирование аффекта, связанного с каким-то представлением, почти закономерно облегчает самочувствие пациента, но чаще это происходит только временно; кроме того, отреагирование в анализе, за исключением определенных форм истерии, в той концентрации, которая могла бы принести желаемый результат, достигается тяжело. Таким образом, остается еще только экономическая точка зрения: ведь больной страдает от неадекватного, нарушенного хозяйства либидо, биологически нормальные функции его сексуальности отчасти болезненно изменены, отчасти совсем ликвидированы - то и другое в противоположность среднему здоровому человеку. А обеспечена ли экономика либидо или нет, связано, наверное, со структурой влечения. Итак, нужно было бы уметь принципиально различать между такими структурами влечения, которые делают возможными адекватную экономику либидо, и такими, которые ей противоречат. Наше более позднее различение между двумя идеальными типами: "генитальными" и "невротическими" характерами - это попытка решить данный вопрос. В то время как топической и динамической точками зрения с самого начала можно было легко пользоваться в повседневной практике (осознанность или бессознательность представления, интенсивность прорыва вытеснения и т. д.), совсем не было в такой же степени ясно, каким образом должна была бы найти свое практическое применение экономическая точка зрения. Ведь речь при этом идет о количественном факторе сферы душевного, о количестве либидо, которое запружено, застоялось, или отведено. Но как подступиться к этой количественно определенной трудности, если в психоанализе мы должны непосредственно считаться только с качествами? Прежде всего надо было бы прояснить себе, по какой причине в нашем учении о неврозе мы постоянно наталкиваемся на количественный фактор и почему с одними только качествами душевного порядка мы не сводим концы с концами, когда должны объяснять душевные феномены. В то время как эмпирия и размышления над вопросами аналитической терапии постоянно указывали на вопрос количества, совершенно неожиданно сложились эмпирические сведения. А именно аналитическая практика учила, что некоторые пациенты, несмотря на более продолжительный и насыщенный анализ, остаются невосприимчивыми к нему, а другие, напротив, несмотря на менее полное вскрытие бессознательного, могут достигать более продолжительного практического излечения. При сравнении этих двух групп оказалось, что первые случаи, при которых пациенты остались невосприимчивыми или быстро редуцирующими, после анализа ни к какой упорядоченной сексуальной жизни не приводили или же после него пациенты продолжали жить так же воздержанно, а пациенты последних случаев, наоборот, благодаря частичному анализу очень скоро становились способными вести продолжительную удовлетворительную сексуальную жизнь. Далее, при исследовании прогноза протекания усредненных случаев оказалось, что перспективы излечения при обычно сходных условиях тем благоприятнее, чем полнее в детстве и в период достижения половой зрелости у пациента был активизирован генитальный примат, и наоборот, излечение усложнено тем больше, чем меньше в раннем детстве либидо было направлено у него на генитальную зону; в большей или меньшей степени неприступными оказываются те случаи, при которых в детстве генитальный примат пациента совсем не был активизирован, а генитальное приводилось в действие исключительно в смысле анальной, оральной и мочеиспускательной эротики. Но если генитальность оказывалась таким важным прогностическим критерием, то имело смысл исследовать эти случаи на признаки генитальности, на потенцию пациентов. При этом обнаружилось, что не было пациенток без нарушения вагинальной потенции и почти не было пациентов без нарушения эякулятивной или эректной потенции. Тем не менее пациентов, которые не имели никаких нарушений потенции в обычном смысле, незначительного числа эректно потентных невротиков оказалось достаточно, чтобы поколебать ценность генитальности для понимания экономики излечения. В конце концов мы должны были прийти к тому соображению, что безразлично, существует ли эректная потенция; ведь это обстоятельство дела ничего не говорит об экономике либидо. Дело, очевидно, в вопросе, исправна ли способность достигать адекватного сексуального удовлетворения. Ведь анестезия пациенток оставляет закрытым удовлетворительный ответ в отрицательном смысле; здесь было ясно, откуда симптомы получают свою энергию, что сохраняет застой либидо, который является специфическим источником энергии невроза. Экономическое понятие оргастической импотенции, т. е. неспособности достигать разрешения сексуального напряжения, адекватного либидинозным требованиям, складывалось прежде всего благодаря более подробному исследованию пациентов мужского пола с эректной потенцией. Огромное значение генитальности, или оргастической импотенции, для этиологии неврозов было представлено в моей книге "Функция оргазма". Важной в теоретическом отношении и для характерологических исследований тоже генитальная функция стала только вследствие ее отношения к теории актуальных неврозов. Так сразу стало ясно, где коренилась проблема количества: ее основой не могло быть ничто иное, кроме органической основы, "соматического ядра невроза", актуального невроза, который развивается из запруженного либидо. Экономическая проблема невроза, так же как и проблема его излечения, лежала таким образом большей частью в соматической области и была доступна только через соматическое содержание понятия либидо. Теперь, лучше снаряженными, можно было приступить и к вопросу о том, что должно присоединиться к осознанию бессознательного материала, чтобы произошло исчезновение симптома. Если осознавался только смысл (содержание представления) симптома, то в динамическом отношении сам процесс осознания приносит некоторое облегчение благодаря отводу энергии, которая связана с осознанием, и благодаря снятию части предсознательного контрзаполнения. Но в результате одних только этих процессов источник энергии симптома или невротической черты характера мало изменяется, застой либидо продолжается дальше, несмотря на осознаваемость смысла симптома. Напор высоконапряженного либидо отчасти можно ослабить благодаря интенсивной работе, но преобладающее большинство наших пациентов для окончательного разрешения сексуального напряжения нуждалось в генитальном сексуальном удовлетворении (потому что прегенитальность не может способствовать никакому оргазму). Лишь вместе с этим процессом, который становится возможным благодаря анализу, происходит перестройка и в экономическом отношении. В свое время я пытался сформулировать это в том смысле, что благодаря снятию сексуальных вытеснений анализ создает возможность спонтанной органотерапии неврозов. Таким образом, последней терапевтической движущей силой является органический процесс в сексуальном хозяйстве обмена веществ, который связан с сексуальным удовлетворением в генитальном оргазме, а с устранением актуального невроза, соматического ядра, ликвидируется также и основа психоневротической надстройки. В свое время, при возникновении невроза, внешнее препятствие (реальный страх), которое затем становилось внутренним, первым делом вызывает застой, запруживание либидо, которое, в свою очередь, придает патогенную силу переживаниям эдипова возраста и, продолжая актуально существовать вследствие сексуального вытеснения, в круговом действии постоянно питает психоневроз энергией; терапия идет обратным путем, так как она сначала разлагает психоневроз благодаря осознанию бессознательных затруднений и фиксаций и таким образом освобождает путь к устранению застоя либидо; если он однажды преодолен, то, опять же в круговом действии, становятся ненужными и вытеснение и психоневроз, даже больше: они становятся невозможными. Такова в общих чертах точка зрения, которую я развивал в ранее названной книге, относительно роли соматического ядра невроза. Отсюда задаются дальнейшие рамки для техники анализа и описанная цель терапии: восстановление генитального примата не только теоретически, но и фактически, т. е. благодаря анализу пациент должен достигать упорядоченной и удовлетворительной генитальной жизни - если он хочет стать здоровым и оставаться таковым. Как бы далеко во многих случаях ни было до этого, в этом состоит подлинная цель наших устремлений на основе нашего проникновения в динамику застоя либидо. Выдвигать в качестве терапевтической цели требование эффективного сексуального удовлетворения менее опасно, чем требование сублимирования, хотя бы потому, что способность к сублимации является пока еще не до конца понятным даром, способность же к сексуальному удовлетворению, хотя и значительно ограничена социальными факторами, напротив, в среднем может быть восстановлена благодаря анализу. Легко понять, что перестановка акцента цели лечения с сублимирования на прямое сексуальное удовлетворение весьма расширяет сектор наших терапевтических возможностей. Но как раз при такой перестановке мы встречаем трудности социального порядка, которые нам нельзя недооценивать. Однако то, что этой цели достигают не посредством воспитания, "синтеза" или внушения, а только благодаря основательному анализу характерных сексуальных затруднений, должно будет показать последующее техническое изложение. Но прежде еще несколько замечаний относительно постановки задач у Нунберга. Нунберг в своей книге "Общее учение о неврозах" ["Allgemeine Neurosenlehre"] пытается дать изложение теории психоаналитической терапии, из которой мы берем самое важное. Он полагает, что "первой терапевтической задачей могло бы быть... содействие разрядке влечений и добывание для них доступа к сознанию". Далее Нунберг видит важную задачу в том, "чтобы между обеими частями личности, Я и Оно, установить мир в том смысле, чтобы влечения больше не вели какого-то особого, из организации Я исключенного существования и чтобы Я возвратило себе свою синтетическую силу". Хотя это и неполно, но по существу правильно. Однако Нунберг разделял также старое, с тех пор исправленное практикой воззрение, что в акте припоминания разряжается психическая энергия, что в акте осознания она, так сказать, "растрачивается". Он останавливается, таким образом, по поводу динамического объяснения исцеления на положении об осознании вытесненного, не спрашивая, достаточно ли незначительного количества аффекта, которое при этом отводят, для того чтобы отвести все запруженное либидо и привести в порядок энергетическое хозяйство. Если бы Нунберг, чтобы встретить подобное возражение, выдвинул тот довод, что вся масса застойной энергии разрешается в ходе многих актов осознания, то можно было бы в избытке противопоставить ему клинический опыт, из которого ясно выступает следующее обстоятельство. Меньшая часть аффекта, приставшего к вытесненному представлению, отрывается в акте осознания; однако если аффект прилипает к самому представлению или вовсе не имеет места разрешение аффекта, если аффект, скажем, переработан в некоторую особенность характера, то намного большая и более значительная часть аффекта очень скоро после этого сдвигается на другой участок бессознательной деятельности; в таком случае осознание бессознательного материала остается без терапевтического эффекта. Итак, динамику исцеления ни в коем случае нельзя выводить из одного только процесса осознавания. Отсюда получается дальнейшая необходимая критика формулировок Нунберга. Он пишет, что навязчивое повторение сказывается независимо от переноса и покоится на притягательной силе инфантильных вытесненных представлений. Это могло бы быть верным, если бы навязчивое повторение было изначальной, далее не отводимой психической данностью. Но клинический опыт показывает, что большая притягательная сила бессознательных и инфантильных представлений проистекает из мощи неудовлетворенных сексуальных потребностей и что свой навязчивый характер повторения они сохраняют только в течение того времени, когда зрелая сексуальная возможность удовлетворения закрыта. Таким образом, невротическое навязчивое повторение зависит от либидо-экономической ситуации. Исходя отсюда, как и с точки зрения формулировок о невротическом и генитальном характерах, с которыми нам придется встретиться позднее, согласие между Я и Оно, по праву постулируемое Нунбергом, может быть достигнуто только на определенном сексуально-экономическом базисе, во-первых, благодаря замене прегенитальных устремлений генитальными устремлениями, во-вторых, благодаря эффективному удовлетворению генитальных притязаний, которое решает также проблему окончательного снятия застоя. Из названной теоретической предпосылки Нунберга следует техническая позиция, которую мы не можем рассматривать как позицию аналитическую. Нунберг требует, чтобы к сопротивлениям обращались не прямо, а чтобы против них был мобилизован позитивный перенос благодаря тому, что аналитик прокрадывается в Я пациента и там с боем производит разрушение сопротивлений. Благодаря этому, полагает Нунберг, возникает отношение, сходное с тем, которое возникает между гипнотизируемым и гипнотизером. "Так как аналитик будет теперь в Я окружен либидо, он в известной степени нейтрализует строгость самого Сверх-Я". Вследствие этого аналитик предопределен добиваться примирения между поссорившимися частями невротической личности. Против этого можно сказать следующее: а) Именно такое прокрадывание в Я во многих случаях терапевтически опасно, потому что в начале лечения, как ниже должно быть подробно объяснено, нет никакого подлинного, крепкого позитивного переноса. В начале всегда идет речь о нарциссических установках, например о детской потребности в поддержке, которая может быстро перейти в ненависть, потому что реакция на разочарование сильнее, чем позитивное объектное отношение. Такое прокрадывание с целью обхода и "внутреннего разложения" сопротивлений несет в себе опасность постольку, поскольку вследствие этого сопротивления могут маскироваться и, что существеннее, как только слабое объектное отношение идет на убыль или подрывается другими переносами, тотчас наступает старое состояние, если не тяжелейшая реакция разочарования. Именно из-за такого образа действий мы добиваемся самых тяжелых, слишком поздно обнаруживающихся и в своем развитии неисчислимых проявлений негативного переноса. В таком случае результатом очень часто бывает внезапное прекращение анализа со стороны пациентов, а иногда и самоубийство. Надо сказать, что самоубийства пациентов особенно легко происходят тогда, когда вышеуказанный вид создания искусственной позитивной, гипноидной установки слишком хорошо удается, в то время как открытое, ясное, правда, тоже позитивными установками движимое высвобождение агрессивных и нарциссических реакций предотвращает суицид, так же как и разрыв с аналитиком. b) Из-за того, что позитивный перенос прокрадывается (вместо его выкристаллизовывания из инфантильных фиксаций), возникает опасность поверхностного принятия толкований, которые могут так долго скрывать истинную ситуацию и от пациента, и от аналитика, что очень часто становится слишком поздно исправлять положение дел. К сожалению, некое подобие гипнотического отношения устанавливается слишком часто, но его нужно разоблачать и устранять как сопротивление. c) Если вначале страх убывает, то это доказывает лишь то, что часть своего либидо пациент предоставил переносу - в том числе и негативному переносу, - но не то, что он ликвидировал страх. Слишком сильный страх приглушают с помощью какой-нибудь формы успокоения, чтобы сделать возможной аналитическую работу, а в остальном пациенту объясняют, что выздоровление может последовать только благодаря мобилизации максимально возможных количеств агрессии и страха. Нижеследующее изложение типичного хода аналитического лечения, которое дает Нунберг, я очень хорошо знаю из собственного опыта. Я могу только прибавить, что усерднейше стремился к тому, чтобы помешать такому ходу дела, и как раз по этой причине уделял столько внимания технике сопротивления в начале лечения. Последующее представляет собой наиболее частый результат анализа при недоработанном негативном переносе в начале лечения, а также при ложной оценке крепости позитивного переноса у наших больных. "Некоторое время между пациентом и аналитиком царит полное согласие, ведь пациент совершенно полагается на него, и в толкованиях тоже, и если бы это было возможно, он вел бы себя так же и в ходе своих воспоминаний. Однако скоро наступает момент, когда это взаимное согласие нарушается. Как уже упоминалось, сопротивление становится тем сильнее, чем глубже идет анализ, и притом тем более сильным, чем ближе подходят к патогенной исходной ситуации. Кроме того, к этим трудностям присоединяется еще момент отказа, который однажды должен наступить в переносе, так как личные притязания пациента к аналитику не могут быть удовлетворены. На отказ большинство пациентов реагируют ослаблением аналитической работы, они как бы играют какую-то роль, т. е. ведут себя так, как они вели себя когда-то раньше в аналогичных ситуациях. Можно было бы полагать, что этим они выражают некоторую активность... наоборот, они избегают ее, в сущности, они ведут себя пассивно. Навязчивое повторение, которое даже помогает добиться фиксаций, сдерживает, таким образом, психические проявления вытесненного и в ситуации переноса. Пациент передает теперь часть активной работы аналитику: отгадывание того, что он хочет выразить и не в состоянии сказать. Как правило, речь идет о влюбленности. Его собственное всесилие в средствах выражения (которые могут быть и бессловесными) и предполагаемое всесилие врача подвергаются исключительному испытанию. Отчасти аналитику удается разоблачить эти сопротивления, отчасти их разгадывание невозможно. Конфликт, который больше уже не является внутренним конфликтом, а конфликтом между пациентом и аналитиком, тем самым доводится до крайности. Анализ оказывается перед угрозой разлететься вдребезги, т. е. пациент стоит перед выбором или потерять аналитика и его любовь, или же опять выполнять активную работу (курсив мой. - В. Р.). Если перенос крепок, т. е. если пациент располагает минимумом доступного объектного либидо, уже освобожденного от фиксаций, то его охватывает страх перед утратой. В таких случаях часто происходит нечто примечательное. Когда аналитик уже оставляет надежду на благоприятный исход анализа, теряет интерес к случаю, неожиданно приходит изобилие материала, который предвещает быстрое окончание анализа" (в цитированной книге S. 305). Целеустремленный, упорядоченный и систематический анализ сопротивления удается, конечно, не во всех случаях. Там, где он удается, в анализе не обнаруживается подобная безнадежность. Там, где он не удается, такие ситуации складываются очень часто, и в своем исходе они ненадежны, так что мы как раз вследствие этого вынуждены уделить величайшее внимание технике сопротивления. Характероанализ
В. Райх — выдающийся представитель психологической мысли XX столетия. В книге излагается теория формирования характера, рассмотрены основные формы характеров. Особое внимание уделяется генитальному, невротическому и мазохистскому характерам, которым посвящены отдельные главы. Характероаналитические исследования связаны с проблемами клинического психоанализа. Автор представляет технику характероанализа, в частности, технику интерпретации и анализа сопротивления, а также подробно описывает обращение с переносом. Книга будет интересна не только специалистам-психоаналитикам, но также студентам, интересующимся психоанализом.
|
|
||||
© PSYCHOL-OK: Психологическая помощь, 2006 - 2024 г. | Политика конфиденциальности | Условия использования материалов сайта | Сотрудничество | Администрация |