«Нет» и «да».
О развитии человеческой коммуникации

Теоретические соображения

Мы можем попытаться теперь интегрировать наше понимание покачивания головой, означающего «нет», в теоретических терминах с помощью новых знаний, которые мы приобрели в предыдущей главе. Мы будем руководствоваться ходом мысли Фрейда, который утверждал: «Этот путь разрядки приобретает, таким образом, крайне важную вторичную функцию, а именно - обеспечение понимания [или, вернее, коммуникации] с другими людьми» (1895а, стр. 379). Тридцать лет спустя Фрейд развил некоторые из идей этого краткого утверждения в своей статье «Отрицание» (1925). Огромное значение этого эссе совсем недавно обсуждалось Рапапортом (1951).

Необычайно велико число важных проблем, на которые Фрейд проливает свет на этих пяти лаконичных страницах. Упомянем лишь некоторые из них: он обсуждает природу восприятия, сущность проверки реальности и некоторые принципы интеллектуальной функции. Он исследует функцию суждения, ее происхождение и связь с первичными влечениями и определяет ее как функцию интеллекта, заменяющую вытеснение. Если мы правильно его интерпретируем, то он обрисовывает роль «символа отрицания» в коммуникации, где тот делает возможным обретение функции суждения, наделяя мысль «первым уровнем независимости от результата вытеснения и тем самым от господства принципа удовольствия».

Фрейд особо говорит о «символе отрицания». Здесь понятие «символ» имеет смысл, отличный от того, что используется им при обсуждении сновидений, фольклора, мифологии или поэзии. В них «символическая связь является, по сути, связью сравнения» (Freud, 1917, стр. 136). В этом смысле символ является репрезентацией (будь это истинная репрезентация, замещение или намек). Как таковой он относится как к психическим процессам, происходящим внутри индивида, так и к коммуникациям, происходящим между индивидами.

Отрицание и его выражение, слово «нет», отличаются от таких символов. Слово «нет» не подразумевает сравнения с имеющейся репрезентацией. Оно является тем, что логики называют алгоритмическим символом, подобным знаку минус у математиков. Алгоритмические символы, такие, как «символ отрицания», специфически относятся к интериндивидуальной коммуникации. Поэтому мы сделаем вывод, что в этой статье Фрейд, обсуждая отрицание с позиций мыслительного процесса, влечений и вытеснения, имеет в виду также роль символа отрицания в коммуникации.

Суждение и коммуникация являются двумя проблемами, которые будут занимать нас в данной главе. В статье «Отрицание» Фрейд обсуждает эти проблемы в аспекте сознания и бессознательного в описательном смысле, в аспекте инстинктов и влечений и, кроме того, в аспекте Эго, то есть в терминах структурной модели.

Эту систему понятий Фрейд разработал к 1925 году, когда он писал статью «Отрицание». В 1895 году, в «Проекте научной психологии», где Фрейд писал о пути разрядки возбуждения и его функции в возникновении коммуникации (см. приведенную выше цитату), он сделал акцент на объектных отношениях внутри диады. Если в 1895 году Фрейд обсуждал психологию в аспекте отношений индивида с его окружением, то в 1925 году он исследует проблему отрицания прежде всего в аспекте эндопсихических процессов. Мы попытаемся теперь интегрировать ранний и поздний подходы Фрейда, подход, связанный с объектными отношениями, со структурным и динамическим подходами.

Обретение способности судить является решающим шагом в развитии процесса мышления как с точки зрения психической экономики ребенка, так и с точки зрения психической структуры. Отрицательное суждение является интеллектуальной заменой вытеснения. Оно в самых разных аспектах более эффективно, чем вытеснение. С одной стороны, оно служит сохранению психической энергии, с другой стороны, является более эффективным при достижении цели влечения. Кроме того, отрицательное суждение свидетельствует о чрезвычайном усилении структуры Эго, в которой оно выступает - и будет еще более выступать - в качестве одной из основных функций. Вот почему замена вытеснения интеллектуальной операцией суждения является столь важным прогрессом.

Мы бы выделили две стадии в развитии вытеснения: 1) первичное вытеснение (Urverdrangung) и 2) собственно вытеснение (Nachdrangen), которое состоит из двух фаз: а) фазы ранней предтечи вытеснения (или «примитивного вытеснения»), заключающейся в отводе катексиса; б) фазы вытеснения как защитного механизма, которая включает в себя контркатексис. Отрицательное суждение является в таком случае заменой фазы а) собственно вытеснения, то есть отвода катексиса.

В конечном счете, функция суждения связана с двумя видами решений. Оно может подтверждать или отрицать, что предмет обладает данным свойством, или оно может подтверждать или подвергать сомнению, что данный образ существует в реальности (Freud, 1925).

Укоренение - предстадия коммуникации

Однако в начале жизни недоступно никакое суждение, будь оно негативным или позитивным, во всяком случае, которое можно наблюдать в форме поведения. Решение о том, обладает или нет предмет данным свойством, подтверждение или отрицание того, что данный образ существует, бессмысленно на этой стадии. Ни одна из этих категорий не применима к укореняющему поведению; оно обозначает желание заглотнуть сосок; но даже это утверждение вводит в заблуждение: это не желание, ибо в первые недели жизни воля не существует. Выражаясь корректно, мы скажем, что «заглатывание соска» является консуммацией функции приближения, которую выполняет укореняющее поведение.

Среди прочих видов активности новорожденного укореняющее поведение уникально во многих аспектах. Все остальные виды активности при рождении являются нескоординированными, беспорядочными и не выявляют какого-либо надежного или предсказуемого паттерна. Ненадежны даже реакции и рефлексы. Фактически поведения в смысле организованного паттерна активности вначале не существует, за одним-единственным исключением, то есть укореняющего поведения. Укореняющее поведение демонстрирует сравнительно высокую степень координации, оно является направленным, специфическим с точки зрения цели и последовательности, ибо оно продолжается до тех пор, пока цель не достигнута, и прекращается, когда цель достигнута. Это единственный паттерн поведения, в котором наглядно проявляется влечение и которое демонстрирует градиент к редукции потребности. Позитивное качество влечения - «стремление к» - выражается в направленности укоренения.

Показательно, что укоренение не имеет негативного эквивалента; в активности новорожденного «стремление от» не соответствует «стремлению к». У новорожденного нет поведения, выражающего негативный паттерн и демонстрирующего направленность или организованный паттерн. То, что можно отнести к негативному, принимает форму беспорядочных, дезорганизованных, диффузных проявлений неудовольствия.

Это отсутствие у новорожденных организованного выражения негативного является доступным наблюдению дубликатом фрейдовского постулата: «...мы никогда не обнаруживаем "нет" в бессознательном...» (1925). И, разумеется, сознания, или даже восприятия, невозможно выявить у новорожденного, равно как и воли. Когда где-то на третьем месяце жизни появляются восприятие, память, сознание и воля, поведение младенца может начать выражать отказ; до этого времени отказ в лучшем случае принимает физиологическую форму, а именно ребенок перестает сосать или срыгивает проглоченное.

Дихотомии, установленные Фрейдом в его статье «Отрицание», альтернативу в подтверждающем или отрицающем суждении о том, что вещь обладает данным свойством, можно выразить на языке оральных инстинктивных импульсов; как пишет об этом Фрейд: «Я бы это съел, или я бы это выплюнул». Или, если подняться еще на одну ступень: «Это должно быть либо внутри меня, либо снаружи». Мне представляется, что при рождении альтернатива может быть сформулирована в соответствии с принципом нирваны следующим образом: «Это уменьшает напряжение; это напряжение создает». То, что уменьшает напряжение, принимается внутрь. То, что создает напряжение, извергается; ребенок это выплевывает.

Однако уже при рождении существует третья модальность, которая не является ни заглатыванием, ни выплевыванием. Она активируется напряжением, возникающим внутри младенца, в частности, напряжением, связанным с потребностью в принятии пищи. Модальности заглатывания и выплевывания определяются врожденным, заранее сформированным паттерном.

«"Заглатывание" и "выплевывание" являются консумматорными формами поведения. Их нельзя осуществить немедленно, когда возникает напряжение, вызванное голодом. Чтобы сделать "заглатывание", консуммацию, возможным, им должно предшествовать - и предшествует - сканирующее и поисковое поведение, обладающее качеством "стремления к"» (Fenichel, 1945, стр. 83).

Представляет большой теоретический интерес, что укоренение, матрица семантической функции, - это поведение, которое не является ни выплевыванием, ни заглатыванием. Оно выступает в качестве сканирующего поведения, вызванного состоянием напряжения, то есть инстинктивными влечениями, которые стремятся к удовлетворению. Далеко идущая концепция Фрейда связывает путь разрядки возбуждения при рождении с эволюцией человеческой коммуникации, которая появляется на втором году жизни. Теперь мы наполнили некоторыми деталями эту эволюцию благодаря нашему выводу, что матрица семантической функции является сканирующим поведением, которое порождается напряжением от потребности.

Кроме того, вывод о том, что коммуникация и семантическая функция происходят от сканирующего поведения, убедительным образом дополняет аналогичные постулаты Фрейда о природе восприятия и процесса мышления. В своей работе «Отрицание» он отмечал, что «Эго периодически посылает небольшие количества катектической энергии в систему восприятия, отбирая с их помощью внешние стимулы, а после каждого такого прощупывания отводит их обратно». Касаясь процесса мышления, Фрейд (1911) утверждает, что он является пробным способом действия, сопровождающимся перемещением небольших количеств катексиса (вдоль следов памяти).

Развитие коммуникации из сканирования, естественно, определяет ему роль в функции проверки реальности. Эта роль остается наглядной в специфических формах вербальной коммуникации взрослого, таких, как вопросы, вопросительные предложения и - на самом высоком уровне - дискуссия. Кроме того, общим между развитием коммуникации и проверкой реальности является то, что то и другое произошло от потребности. Это мы продемонстрировали в случае укоренения; что касается проверки реальности, то Фрейд утверждал, что ее важным предварительным условием является утрата объектов, приносивших прежде реальное удовлетворение.

Ранее мы упомянули, что Фрейд описывал восприятие, равно как и процессы мышления, в терминах того, что мы бы назвали сегодня сканирующей деятельностью психического аппарата. В случае восприятия он, в частности, говорил об «отборе», в случае процесса мышления - о «пробном действии». Мы можем добавить к этому, что эта сканирующая деятельность осуществляется по так называемому методу «проб и ошибок», присущему поведению всех животных. Это поведение подробно изучалось у парамеций, и его можно наблюдать также у млекопитающих. У новорожденного ребенка оно проявляется в форме укоренения. Оно состоит в действии, которое производит проверку окружения, прекращает ее, повторяет проверку в другом направлении и т.д. до тех пор, пока не будет достигнута цель удовлетворения потребности. Восприятие совершает то же самое, но с меньшим расходом мышечной энергии. И, наконец, процесс мышления является сканированием внутренней репрезентации окружения без какого-либо расхода мышечной энергии и с минимальными количествами катексиса.

До сих пор наши рассуждения давали нам право относить паттерн укоренения к стадии, на которой даже самые еле заметные зачатки развития суждения или интенциональной коммуникации находятся еще в весьма отдаленном будущем. Мы пока не смогли найти удовлетворительную связь между укоренением, как матрицей коммуникации, и конечным возникновением семантического жеста «нет», выражаемого покачиванием головой. Патологические цефалогирические движения депривированных детей не помогли нам в этой попытке, ибо, как выяснилось, они имеют регрессивное значение, связывающее их с укореняющим поведением, а не прогрессивное - в направлении семантического сигнала.

Избегание - промежуточная стадия

Поэтому мы еще раз вернулись к нашим наблюдениям кормящегося грудью ребенка и рассмотрели последующую эволюцию паттернов его поведения. Как уже отмечалось, паттерн укоренения постепенно становится адаптированным к цели за счет устранения ненужных возвратно-поступательных движений головы. Усиление после третьего месяца жизни координации тактильного восприятия и мышечного действия, равно как и зрительного восприятия, способствует все более быстрому и уверенному захвату соска ртом, пока, наконец, он не обеспечивается одним движением головой. На этой стадии укоренение практически исчезло.

Одновременно с этим процессом и независимо от него у ребенка развивается новое поведение, которым он указывает, что насытился и желает прекратить еду. Он энергично вращает головой из стороны в сторону, прочь от преследующего его соска. Это полностью отличается от его пассивного поведения в первые полгода жизни, когда насытившийся ребенок, вяло расслабив губы, оставляет сосок и засыпает на груди. Дальнейшее введение соска не вызывает никакого ответа. Но несколько месяцев спустя, когда начинает функционировать мышечная координация и устанавливаются первые элементы центральной управляющей организации, насытившийся ребенок будет обозначать свой отказ от пищи активным уклонением от соска.

Такое избегающее поведение в своих моторных аспектах весьма напоминает движения при укоренении. Но хотя паттерн движения не изменился, его цель стала противоположной. Укоренение имело функцию нахождения соска; избегающее поведение обозначает отказ от соска. То же самое движение, когда оно вновь возникает на втором году жизни в качестве жеста «нет», наделено значением избегающего поведения (то есть отказа).

Я полагаю, мы можем постулировать, что жест избегания насытившихся трех-шестимесячных детей обеспечивает недостающее звено между движениями укоренения и конечным использованием этого же моторного паттерна в жесте «нет». Таким образом, выясняется, что генетическая последовательность, которая приводит к покачиванию головой, означающему «нет», состоит из трех стадий: 1) укоренения, филогенетически сформированного моторного паттерна сканирования, возникающего на уровне недифференцированности; 2) избегающего поведения при насыщении, сознательного отказа, появляющегося в начальной фазе установления элементарных реципрокных объектных отношений; 3) покачивания головой, означающего «нет», семантического жеста на уровне объектных отношений, на котором благодаря приобретению символа отрицания начинается семантическая коммуникация с помощью вербальных символов.

Каждая из первых двух фаз содействует появлению третьей. Если укоренение обеспечивает моторную матрицу, то избегающее поведение при насыщении обеспечивает аффективную и интеллектуальную категории отказа, которыми в конечном счете наделяется это движение.

Отказ посредством избегающего вращения головой появляется на стадии, на которой только что возникла наиболее ранняя организация Эго. Эта форма произвольного поведения отказа в ситуации кормления сохраняется в процессе поступательного развертывания Эго в последующие месяцы. Она переносится на стадию кормления с ложки, оставляя бесчисленные сознательные следы памяти об эффективности такого движения. Этот процесс приращения обеспечивает вероятную преемственность обозначения отказа покачиванием головой.

Другим аспектом первых двух фаз является то, что если при укоренении латеральное вращение головой инициирует кормление новорожденного, то тремя месяцами позже это движение подвергается функциональному изменению и в качестве поведения избегания и отказа используется для прекращения кормления.

Со времени обсуждения Фрейдом (1910) лингвистического исследования Абеля мы считаем само собой разумеющимся, что первичные слова обладают двумя значениями, одно из которых является точной противоположностью второго. Можно ожидать, что то же самое будет относиться к первичным жестам, которые в случае «нет» фактически являются предтечами слов. В случае первичных слов антитетический смысл присутствует одновременно. В укоренении и в последующих формах его развития антитетический смысл изначально не присутствует.

При рождении укоренение выполняет функцию приближения к удовлетворению потребности. Как таковое оно выражает поиск, желание, принятие. У ребенка в возрасте трех-шести месяцев поведение избегания соска выражает противоположное, а именно отказ. Как мы вскоре увидим, качество отказа, присущее такому движению, становится постоянным. Это же движение будет и дальше выражать отказ при кормлении с ложки и, наконец, после пятнадцати месяцев жизни станет использоваться в качестве жеста «нет».

Первичные слова

В таком случае можно порассуждать о том, существуют ли другие первичные слова, у которых антитетические значения сначала были разделены, затем объединились в самом антитетическом слове, а затем в процессе использования снова разделились. У нас нет никакого материала, чтобы подкрепить это предположение.

Можно было бы возразить, что слово, которое развивается из жеста «нет», является обобщением, словом, имеющим однозначный смысл, а не антитетический. На это мы должны ответить, что, как можно увидеть из примера, приведенного в главе VII, на втором году жизни существует период, в котором ребенок будет громко говорить «нет», покачивая головой, когда ему что-либо предлагают, и в то же время тянуться к предлагаемому предмету. Остается исследовать, не является ли такой феномен следствием расщепления между двумя частями Эго ребенка. Одна часть, та, что находится в оппозиции к взрослому, использует «нет» в идентификации с агрессором. Другая часть, занятая его собственными желаниями, тянется к желанному предмету.

Разумеется, этот феномен проще было бы объяснять как пример инфантильной амбивалентности. Однако нам кажется, что проблема инфантильной амбивалентности требует дальнейшего объяснения. Амбивалентность особенно ярко проявляется на протяжении всего первого года жизни. Следовательно, проблемы, которые она вызывает, в конечном счете связаны с феноменом недифференцированности. Детальное обсуждение всех ее аспектов увело бы нас слишком далеко в сторону; поэтому мы ограничимся утверждением, что, по нашему мнению, дифференциация «да» и «нет» является одним из ее аспектов. Вышеописанное расхождение между миром ребенка и его действием означает, на наш взгляд, что в данный момент Эго ребенка еще не стало полностью интегрированным.

Смысл укоренения для матери

Для установления начальной стадии коммуникации между матерью и ребенком даже такое грубое различие, как различие между «да» и «нет», не имеет значения. Все, что мать воспринимает в укоренении, - это специфическое моторное поведение ребенка, которое она может интерпретировать и которое, поэтому, действует как сигнал. Это моторное поведение не меняется в зависимости от того, стремится ребенок к соску или от него отказывается. Для матери это моторное поведение, этот сигнал, является индикатором потребности ребенка. Она решает на основании ситуационной последовательности, чего хочет ребенок - получить сосок или от него избавиться. Нет оснований считать, что неоднозначность сигнала, который мать воспринимает у ребенка, ослабит его эффективность в создании системы коммуникации между ними.

Мы предполагаем, что появление друг за другом укореняющего поведения, затем отказа от соска и, наконец, семантического жеста «нет» в ходе развития представляет собой генетическую последовательность. Это предположение дает нам правдоподобное объяснение эволюционных изменений врожденного моторного паттерна укореняющего поведения, пока его моторный элемент не становится включенным в семантический жест. Другое наше предположение, а именно, что глобальное (но отнюдь не универсальное) использование семантического жеста «нет» основывается не только на идентификационных процессах начинающего ходить ребенка, но и на генетической предрасположенности к самому жесту, ныне подтверждено документально и может быть оставлено в силе.

Размышления о предыстории

Мы можем поэтому позволить себе - не в ущерб вышеприведенному аргументу и независимо от него - поразмышлять о роли определенных особенностей кормления ребенка в предыстории человека и их возможном влиянии на развитие коммуникации.

Является хорошо известным этнологическим фактом, что в так называемых «примитивных» обществах (пожалуй, их лучше называть дограмотными обществами) кормление ребенка грудью не ограничивается первым годом жизни, а продолжается в течение всего второго, а иногда третьего и четвертого годов жизни (Ploss-Bartels, 1927), когда оно становится несистематическим и постепенно прекращается. Поэтому в этих обществах поведение, связанное с кормлением грудью, в возрасте, в котором Эго ребенка уже достаточно организовано, по-прежнему является неотъемлемой частью отношений между матерью и ребенком и играет непосредственную роль в возникновении семантического жеста. Таким образом, различные паттерны поведения, связанного с кормлением грудью, становятся доступными для целей коммуникации благодаря процессу функционального изменения. Следовательно, отказ от соска, как тип поведения, непрерывной линией продолжается от досигнального уровня до уровня формирования символа.

Реципрокная идентификация

Мы можем добавить к этому рассуждению еще один хорошо известный факт, а именно, что родители во всем мире имеют тенденцию имитировать жесты и слова своих детей - в шутку или в целях коммуникации с ними. Вряд ли найдется семья, в которой отдельные слова из лексикона ребенка не были бы включены в «малый язык», в частный диалект семьи. Не всегда осознается, что не только дети имитируют родителей, но и родители имитируют детей.

Мы говорили об этой тенденции ранее при обсуждении идентификации (глава VII) и показали, что шутливая взаимная имитация жеста и слова полезна как для взрослого, так и для ребенка. Мы добавим здесь, что почти все без исключения детские выражения и жесты, включенные в «малый язык», имеют значение юмористического намека, шутки. Они являются свидетельством понимания между использующими их людьми, секретом, из которого исключен остальной мир. В своем качестве шутки эти выражения действуют как средства, избавляющие от бессознательного напряжения у взрослого, побуждая к свободной от комплекса вины регрессии к бессознательным инфантильным содержаниям. Шутливая взаимная имитация с ее сознательными и бессознательными вознаграждениями представляется поэтому вероятным средством человечества для передачи инфантильного жеста миру.

Нас спросят, не будет ли слишком большой натяжкой - рассматривать возможность того, что поведение ребенка, когда он отказывается от соска, имитировалось или до сих пор в шутку имитируется матерями во всем мире. В этом акте они, вероятно, перенимают одно из гипотетических значений жеста «нет». Это - значение, которое происходит от избегающего поведения, связанного с отказом от соска; оно относится ко многому и означает «нет» в смысле нежелания того, что есть там. В терминах Фрейда: «Это должно быть... вне меня».

Другим значением жеста «нет» является то, что что-то не находится там, что-то не обнаруживается. В терминах Фрейда, это является суждением о существовании чего-то. Это значение проистекает из функции моторного паттерна укореняющего поведения, а именно из сканирования окружающей обстановки и обнаружения соска.

«Нет» как абстракция

Произвольное использование идеационного содержания отрицания в семантическом жесте «нет», без сомнения, является наиболее ярким интеллектуальным и семантическим достижением в раннем детстве. Оно играет существенную роль в отношениях ребенка с его окружением. И что еще важнее, оно является очевидным сигналом развития у ребенка функции суждения. Пожалуй, оно является первым завоеванием жестового или вербального символа абстрактного понятия. Слова для обозначения конкретных предметов и людей отчасти приобретаются, отчасти еще значительно раньше создаются детьми. Они появляются уже к концу первого года жизни в форме «всеобщих слов», таких, как ма-ма. Первое всеобщее слово используется ребенком для сообщения о своих потребностях либидинозному объекту, то есть матери, которая является также тем, кто их исполняет. Оно обозначает все подряд: голод, скуку, дискомфорт и т.д. и желание освободиться от них, точно так же, как оно обозначает печенье, игрушку, мать и стремление их получить. Другие такие всеобщие слова приобретаются ребенком в последующие недели, и достигается определенная степень специализации отдельных слов. Очевидно, что по своему характеру эти первые обозначающие потребности вербальные символы являются пока, если использовать классификацию Карла Бюлера, обращением, а не описанием.

Новый уровень интеграции достигается после восемнадцати месяцев жизни. Вербальные символы, которые приобретаются теперь, используются не только с целью обращения, но также с целью описания, и разрабатывается специфический индивидуальный синтаксис. Мы не будем вдаваться в детали этого процесса и ограничимся утверждением, что теперь вербальные символы могут выполнять функцию абстракции. В терминах Куби (1953), ребенок приобрел символическую функцию.

Я полагаю, что жест семантического негативного покачивания головой является наглядным показателем того, что ребенком достигнута абстракция отказа или отрицания. Это первая такая абстракция, а ее символический жест репрезентирует абстрактное понятие установки «я этого не хочу». Как таковая она является первым шагом на пути к гораздо более обширной символической функции в вербальном поле, которая появляется во второй половине второго года жизни. Важность для ребенка достижения этой единственной особой абстракции, покачивания головой в значении «нет», проявляется в том, что она становится, так сказать, триумфальным лозунгом целого периода в развитии ребенка, о котором психоаналитики по-разному говорили как о периоде негативизма. И Фрейд (1908), и Анна Фрейд (1951) также говорили об этом периоде как о периоде анального упрямства.

Понятия «нет» не существует в бессознательном. Отрицание является творением Эго и служит его функции суждения. Поэтому его окончательное появление основывается на установлении наиболее ранних функций Эго, а именно на сознательном различении и на зачатках вторичного процесса. От этих истоков процесс эволюции, происходящий на протяжении всего первого года жизни, приводит к формированию того, что мы можем назвать идеационным понятием отрицания. Это достигается на втором году жизни, между пятнадцатым и восемнадцатым месяцами. В это время реактивируется моторный паттерн (укоренения), а жест «нет» в виде покачивания головой становится очевидным выражением отрицания.

С учетом этого соображения целесообразно еще раз рассмотреть два аспекта в зарождении, развитии и появлении семантического жеста «нет». Первым аспектом является идеационное содержание, вторым - моторный паттерн.

Первый из них, идеационное понятие отрицания, имеет свою предтечу в ситуации кормления грудью в трехмесячном возрасте. В частности, на третьем месяце жизни ребенок становится способным произвольно отказываться от соска. Он становится способным обозначать решение вращением головой. Примечательно, что это достижение совпадает с появлением реакции улыбки. Мы полагаем, что на пути к окончательной консолидации отрицания на втором году жизни одной из станций является тревога восьми месяцев. Мы обсудим наши доводы в пользу этого утверждения в главе XII. Сейчас же мы отметим то изменение, которое произошло при переходе от предшественников отрицания на третьем месяце к консолидации его различных идеационных содержаний на втором году жизни. Дихотомия на третьем месяце заключается в утверждении: «Я бы вместил это в себя, и я бы держал это вне себя». После консолидации понятия отрицания эта дихотомия транспонируется в абстрактное суждение, которое подтверждает или отрицает, что вещь имеет данное свойство. В сущности, это являлось также решением, принимавшимся, когда хотелось чего-либо принять или что-либо не допустить, поскольку это решение переходит затем в суждение «это хорошо, а это плохо».

Второй аспект, моторный паттерн жеста «нет», восходит к рождению. Его прототипом является укоренение, поведение, сформированное в филогенезе. Укоренение не включает в себя какого-либо решения и не имеет идеационного содержания.

И идеационное содержание жеста, и его моторный паттерн проистекают из ранних стадий ситуации кормления грудью. Но если непрерывность концептуального содержания очевидна, то у моторного паттерна на третьем месяце происходит изменение функции. Хотя укоренение с самого начала не включало в себя решения, этот же моторный паттерн приобретает на третьем месяце функцию отказа от соска. Продолжающееся использование этого филогенетически переданного моторного паттерна в жесте «нет» предстает архаическим остатком из анаклитической ситуации - если процитировать Фрейда, «так сказать, сертификатом происхождения, подобным "сделано в Германии"» (1925).

Психоанализ раннего детского возраста

Вошедшие в эту книгу две работы Рене Шпица, одного из основоположников и наиболее ярких представителей генетического направления в психоанализе, посвящены изучению ранних механизмов становления детской психики. С психоаналитических позиций, опираясь при этом на современные достижения этологии, эмбриологии, детской психологии и медицины, автор рассматривает онтогенез социальных отношений ребенка, развитие его мышления и формирование общих представлений. Особое внимание уделяется начальной стадии семантической и вербальной коммуникации ребенка и возникновению семантического жеста `нет` - первого целенаправленного акта человеческой коммуникации. Книга адресована в первую очередь детским психологам и психоаналитикам, а также широкому кругу читателей, интересующихся современными направлениями в психологии и в психоанализе.