Привязанность

Глава 5. Системы управления, опосредствующие инстинктивное поведение

В тридцатых годах мы не представляли себе, что существует какой-нибудь иной метод «научного» изучения поведен кроме экспериментального... Нам казалось, что даже тыкать животное палкой было гораздо полезнее, чем просто наблюдать за ним: наблюдать было смешно, поскольку мы уподобились бы тогда орнитологам.

Тем не менее именно этим занимались создатели этологии. Они изучали естественное поведение вместо искусств, но вызванного и таким образом впервые смогли выявить структуры естественного поведения среди эпизодических проявлений...

П.Б. Медавар (Medawar, 1967)

Типы систем управления поведением

До сих пор в нашем изложении почетное место отводилось поведенческим системам, которые выполняют задачу управления новым поведением и обладают такой структурой, которая позволяет учитывать рассогласования, возникающие между первоначальной программой действия и ее выполнением: их сравнение возможно благодаря о обратной связи. Только к системам такого рода применим термин «целенаправленные» или, точнее, «целекорректируемые» системы. Причина, по которой этому вопросу отводится столь важное место, двойная. Во-первых, вполне очевидно, что большая часть поведения, особенно у человека, управляется системами, обладающими такими свойствами, и, во-вторых, к революции в биологических науках привело именно открытие тех принципов, которые лежат в основе данных систем. Однако было бы ошибкой полагать, что поведенческие системы имеют такую степень сложности. Некоторые из них намного проще, и поэтому есть смысл уделить им внимание прежде, чем переходить к дальнейшему рассмотрению действия целекорректируемых систем.

Паттерны фиксированного действия

Одним из наиболее простых типов системы, которому к тому же большое внимание уделяли этологи, является тип, управляющий паттерном фиксированного действия. Это структурированный паттерн движения, который имеет определенное сходство с рефлексом, хотя различные его образцы отличаются по степени сложности. Однако в одном отношении паттерн фиксированного действия отличается от рефлекса коренным образом: в то время как порог активации рефлекса является постоянной величиной, порог паттерна фиксированного действия изменяется в соответствии с состоянием организма. Примерами служат некоторые движения канареек во время сооружения гнезда, а также многие проявления общественного поведения у птиц и рыб в процессе их взаимодействия, причем реакция на них со стороны других представителей вида часто прогнозируема. Как видно из названия, паттерны фиксированного действия в высшей степени стереотипны, так что с момента начала действий их выполнение не меняется вплоть до самого завершения и практически не зависит от того, что происходит в окружающей среде. Из этого можно с уверенностью сделать вывод, что тип системы, отвечающий за паттерн фиксированного действия, работает без помощи обратной связи со стороны окружающей среды через внешние рецепторы (глаза, уши, нос и контактные рецепторы).

Системы, отвечающие за паттерн фиксированного действия, могут иметь структуру, соответствующую одному из двух принципов. Первый принцип состоит в том, что система полностью зависит от предустановленной программы, содержащейся в ЦНС. Другой заключается в том, что система частично зависит от предустановленной программы, но в какой-то степени также и от поддержки со стороны проприоцептивной обратной связи, получаемой от мускулатуры, — связи, которая сигнализирует о реализации определенной последовательности поведения и обеспечивает его соответствие заданному типу. Однако без дальнейшего исследования невозможно понять, какая из этих двух схем организации действия более распространена.

Паттерны фиксированного действия могут варьироваться по сложности, начиная с подобных зеванию и чиханию, которые мало чем отличаются от широко известных рефлексов, и кончая проявлениями общественного поведения у птиц, т.е. действиями, создающими впечатление выработанного ритуала. По сравнению с птицами высшие приматы, включая человека, слабо оснащены ими. Для ученых, занимающихся изучением поведения человека, паттерны фиксированного действия представляют интерес в связи с важной ролью, которую они играют в механизмах, управляющих выражением лица на протяжении всей жизни человека (Tomkins, 1962), особенно в раннем детстве — до появления каких-либо систем, отвечающих за более сложные типы поведения. «Поисковая реакция» - (rooting), хватание, плач и улыбка — все эти реакции в момент своего появления, по-видимому, представляют собой примеры паттернов фиксированного действия и играют важную роль на ранних стадиях социального взаимодействия. Существование паттернов фиксированного действия не только служит напоминанием об относительной сложности движения, которое может управляться системой, зависящей от программы центрального происхождения (с проприоцептивной обратной связью или без нее), но также создает основу для рассмотрения более гибких и адаптированных систем.

Поведение, не столь стереотипное, как паттерн фиксированного действия, встречается, когда паттерн фиксированного действия сочетается с простой последовательностью движений, которая зависит от обратной связи, получаемой из окружающей среды. Широко известный пример — поведение гусыни, у которой яйцо выкатилось из гнезда. В поведении, с помощью которого гусыня реагирует на эту ситуацию, можно выделить два компонента. Первый компонент — когда гусыня клювом подтягивает яйцо к груди. Это действие она продолжает совершать, даже если яйцо убирают. Второй компонент — движения клювом из стороны в сторону с учетом особенностей перекатывания яйца — происходит только в ответ на контакт с яйцом и прекращается, когда яйцо убирают. Данное поведение сочетает в себе оба компонента и, несмотря на всю его неуклюжесть, обычно приводит к положительному результату, если повторяется достаточно часто, — яйцо вновь оказывается в гнезде.

Этот пример позволяет поставить два важных и связанных между собой вопроса: первый касается направленности поведения и способов достижения результата, второй относится к проблеме целей. Помимо содержательных трудностей, каждый вопрос поднимает ряд терминологических проблем.

Два вида прогнозируемого результата

Первый вопрос, который нужно решить: следует ли использовать термин «цель» для обозначения вполне прогнозируемого результата поведения гусыни, когда она пытается вернуть яйцо в гнездо. Н самом деле существуют веские причины против этого, что легко объяснить, если сравнить средства, с помощью которых достигается данный результат, с теми, которыми пользуется сокол при ловли добычи.

Когда сокол устремляется к своей добыче, на его движение постоянно влияет положение добычи в его поле зрения. С помощью зрения сокол получает непрерывный поток информации, позволяющей ему практически постоянно сравнивать собственное положение, скорость и направление с теми же параметрами движения жертвы и соответственно корректировать свой полет. Поведенческая система, управляющая падением сокола камнем, построена таким образом, что требуется постоянная оценка рассогласований между его программой (схватить добычу) и ее выполнением. Более или менее прогнозируемый результат ловли — это естественное следствие сокращения такого рассогласования до нуля.

Структура двух поведенческих систем, управляющих движениями закатывания гусыней яйца, совершенно различна. На ее движения ни в коей мере не влияет, находится ли гнездо в поле ее зрения или нет, так же как ею не делается никаких «расчетов» относительно расхождений между положением яйца и гнезда. Более или менее прогнозируемый исход в этой задаче определяется результатом элементарного паттерна фиксированного действия. Последний реализуется в сочетании с движением, корректируемым на основе обратной связи, поступающей от непосредственного тактильного контакта клюва с яйцом. При этом и яйцо, и клюв находятся в движении, в то время как сама гусыня остается сидеть в гнезде. Если бы гусыня сидела не в гнезде, а где-то в другом месте, то яйцо, конечно, попало бы не в гнездо, а туда, где сидит гусыня.

Таким образом, в каждом из двух приведенных примеров поведение приводит к более или менее прогнозируемому результату, но в силу совершенно разных причин. В случае с соколом поведение справедливо назвать целенаправленным, поскольку одни и те же принципы управляют и падением сокола на добычу, и ударом футболиста по воротам. Однако в отношении поведения гусыни не стоит использовать термин «целенаправленное». По сути дела, оно не более целенаправленно, чем поведение ребенка на площадке аттракционов, где тот платит монетку, чтобы ему разрешили пройти с завязанными глазами по какому-то таинственному коридору. Идя по нему и не сбиваясь с пути благодаря обратной связи, получаемой от прикосновения к стенам, ребенок не имеет ни малейшего представления о том, куда он идет, поэтому у него нет цели. Но даже в этом случае наблюдатель мог бы с уверенностью предсказать результат — выход из коридора, возможно, в сопровождении прекрасной феи (или кого-нибудь не столь приятного). Этот пример, как и пример с катящимся яйцом, показывает, что и при нецеленаправленном поведении результат может быть в высшей степени прогнозируемым.

Поскольку мы строго следуем необходимости четкого разграничения целенаправленного поведения от всех иных его форм, важно использовать точные термины. Первый вопрос, который необходимо решить, — это вопрос о том, каким термином обозначать результаты действия целенаправленных поведенческих систем. На первый взгляд может показаться, что уместно использовать слов «цель», если дать ему точное определение. Однако имеются две веские причины против этого. Одна состоит в том, что слово «цель - может подразумевать направленность действия на некоторый результат, конечный лишь на определенном отрезке времени, и именно в этом значении оно обычно употребляется психологами. Хотя искомый термин должен обозначать такого рода промежуточные результаты, он также должен быть применим к условиям, которые относятся к продолжительному периоду времени, а для передачи этого более широкого значения слово «цель» не вполне приемлема. Вторая причина отказа от этого слова заключается в том, что в об денной речи оно часто используется для обозначения какого-то объекта среды, а в этом значении оно полностью расходится с тем, что имеется в виду в нашем контексте. Нам нужен термин, который можно было бы использовать и применительно к промежуточному результату взаимодействия животного с некоторыми компонентам среды, например к ловле добычи, и одновременно к какому-то условию, сохраняющемуся в течение некоторого времени, например относительному расстоянию между животным и каким-либо компонентом окружающей среды.

В силу этих причин (более подробно они описаны в гл. 8) предлагаю термин «установочная цель» («set-goal»). Установочная цель обозначает или событие, относящееся к некоторому ограниченному отрезку времени, или условие, сохраняющееся в течении какого-то периода, причем и то и другое связано с действием поведенческих систем, структура которых позволяет учитывать рассогласования между программой и процессом ее выполнения. Следует заметить, что в этом определении установочная цель не является объектом окружающей среды, а представляет собой или конкретное действие, как, например, пение (у птиц), или установление определенных отношений — кратковременных или длительных между животным и каким-либо объектом или компонентом окружающей среды. Таким образом, при падении сокола камнем установочной целью является не добыча, на которую он падает, а ловля этой добычи. Аналогично установочной целью какой-либо иной системы управления поведением могло бы быть сохранение животным постоянной дистанции от некоего объекта в среде, вызывающего у него тревогу.

При описании систем управления поведением в терминах установочных целей прилагательное «целенаправленное» сохраняет свое значение и его можно использовать. Однако более удачным является термин «целекорректируемое» («goal-corrected»). Во-первых, он подчеркивает то обстоятельство, что поведение, управляемое такими системами, постоянно корректируется с точки зрения учета возможного расхождения между исполнительным процессом и установочной целью. Во-вторых, он может помочь читателю постоянно иметь в виду, что некоторые из таких систем могут быть связаны с долгосрочными установочными целями, т.е. распространяться на весьма продолжительные периоды времени. В-третьих, он помогает отличать поведение, организованное для достижения установочной цели, от поведения, ориентированного на пространственные характеристики и поэтому «направленного» в собственном смысле слова, хотя оно при этом может быть (а может и не быть) целекорректируемым (см. далее в этой гл.).

Для обозначения объекта, входящего в качестве составной части в установочную цель, иногда удобно пользоваться термином «цель-объект».

Из обсуждения мы увидим, что более или менее прогнозируемые и благоприятные результаты, к которым могут привести системы управления поведением, имеющие разную структуру, делятся, по крайней мере, на два вида: это результаты, являющиеся установочными целями и не являющиеся таковыми. Для обозначения последних подходящий термин отсутствует. Тем не менее результаты обоих видов можно отнести к более общей категории «прогнозируемых результатов» с учетом того, что прогноз зависит от ряда условий, и если они меняются, то прогноз опровергается. Поэтому термин «прогнозируемый результат» должен всегда восприниматься как сокращенный вариант термина «условно прогнозируемый результат». Установочные цели — это одна из разновидностей прогнозируемого результата.

Целекорректируемое поведение

Нетрудно предположить, что поведение какого-либо простого организма является целекорректируемым, если можно наблюдать, что для достижения в конечном счете какого-то конкретного результата он использует множество различных действий. Однако достижение прогнозируемого результата ни в коей мере не является критерием целекорректируемости поведения, как мы видели, такого результата можно достичь и многими другими способами. Целекорректируемую систему характеризует не то, что она достигает прогнозируемого результата, а то, что она делает это благодаря особому процессу: из большого репертуара стереотипных либо изменчивых движений система отбирает движения, причем не случайным образом, а так, чтобы с их помощью животное постепенно приближалось к установочной цели. Чем сложнее процесс отбора, тем экономичнее поведение. Успешное целекорректируемое поведение имеет вариабельный характер, при этом изменчивость необязательно относится к самой форме поведения — она может быть вызвана множеством разных точек, отправляясь от которых, достигается установочная цель (Hinde, 1966).

Нет ничего удивительного в том, что поведенческая система, отвечающая за целекорректируемое поведение, намного сложнее системы, ответственной за поведение иного рода. Двумя важнейшими компонентами целекорректируемой системы являются: а) средства получения и хранения программы, содержащей информацию относительно достижения установочной цели, и б) средства сравнения результатов выполняемого действия с программой, а также приведение исполнительного процесса в соответствие с ней.

До появления вычислительных машин главная трудность заключалась в том, чтобы представить себе, каким образом возможно составление и хранение разного рода детализированных программ, необходимых для осуществления инстинктивного поведения, — программ, которые впоследствии должны стать доступными для использования в нужное время и в нужном месте. Теперь средства их возможного хранения и приведения в действие больше не находятся за гранью воображения, хотя происходящие при этом процессы, по-видимому, намного сложнее тех, которые до сих пор научился применять человек.

Однако на вопрос о том, каким образом такие программы «попадают» в организм, ответить все еще крайне трудно. Что касается вычислительной машины, то в нее программы поступают извне. В отношении же организма следует предположить, что программы существуют внутри него — они появляются в результате его развития в определенной среде. Такое развитие представляет собой продукт процесса взаимодействия наследственности животного с окружающей его средой, а также результат эпигенетических процессов в целом и, к тому же, всех процессов, называемых научением.

В некоторых программах достижения установочной цели может содержаться информация только одного рода. Например, система, дающая возможность певцу «держать» определенную ноту, основана на использовании обратной связи со стороны слухового анализатора: в звучание своего голоса вслушивается и сам певец, постоянно немного его изменяя, корректируя любое отклонение исполнения от программы. Здесь система, управляющая вокальным исполнением, очевидно, нуждается в программе, содержащей информацию только об одном типе характеристик — о высоте звука, громкости и т.д.

Чаще программы установочной цели содержат сведения о характеристиках нескольких типов. Например, в случае с падением сокола камнем это характеристики двух типов: 1) признаки потенциальной жертвы — ее величина, форма, характер передвижения и т.п. и 2) характеристики положения добычи — такие факторы, как близость, наличие преград на пути к ней и т.д. Каждый вид характеристик может варьироваться по степени точности — от довольно общих до весьма конкретных.

В дополнение к особым программам, которые нужны для того, чтобы животное достигло какой-либо установочной цели, часто существует и другое, более общее требование. Оно заключается в том, что у животного должно быть некое схематическое представление о топографии окружающей среды, в которой оно живет. Только сверяясь с такой когнитивной картой, животное способно быстро найти дорогу от любого места знакомой ему среды до нужной точки. Примером может служить быстрое возвращение стада бабуинов в безопасное укрытие в случае опасности.

Хотя опора на довольно точную когнитивную карту имеет существенное значение для успешного функционирования определенных целекорректируемых систем, полного соответствия между опорой на карту и действием целекорректируемой системы нет. Напротив, в то время как целекорректируемые системы, не связанные с локомоциями, успешно действуют без опоры на карту, имеются системы управления поведением, построенные на более простых механизмах, которые, тем не менее, требуют такой опоры.

Сохранение пространственных соотношений в течение продолжительного времени

Ранее в дискуссиях об инстинктивном поведении особое внимание уделялось последовательностям действий, приводящих к какому-то яркому и кратковременному результату, такому, как, например, оргазм, при этом оставалось в стороне поведение, обеспечивающее продолжительные отношения, такие, как сохранение определенного пространственного положения (или дистанции) на протяжении сравнительно долгого периода. Однако можно не сомневаться в том, что такой вид поведения очень часто встречается и играет жизненно важную роль в существовании большей части животных. В качестве примера можно привести поведение во время высиживания яиц, когда нахождение в гнезде и непосредственный контакт с отложенными яйцами длится на протяжении нескольких недель; территориальное поведение, когда место в определенной части окружающей среды удерживается месяцами, а иногда и годами; а также тревожное поведение, при котором определенное расстояние между животным и угрожающим ему хищником сохраняется в течение нескольких минут или часов.

Главная причина невнимания к этому типу поведения в прошлом кроется в том, что его нельзя объяснить, исходя из таких понятий, как «влечение» или «разряд энергии». Но если использовать систему современных понятий, найти возможные решения становится намного легче.

Организация поведенческих систем, обеспечивающих сохранение определенной дистанции в течение продолжительного времени, может базироваться на более или менее сложных механизмах. Примером простого варианта могла бы служить система, которая вызывает движение животного по направлению к конкретному целевому объекту в случае, когда расстояние между животным и объектом увеличивается, и прекращает свое действие, когда это расстояние сокращается до нуля. Такая система, конечно, вела бы к постоянному контакту, если бы не уравновешивалась одной или несколькими другими системами, время от времени вынуждающими животное двигаться от целевого объекта. Тогда в результате имели бы место некоторые колебания, когда то одна, то другая система занимали бы доминирующее положение.

Иной системой — с менее интенсивными колебаниями — была бы система, организованная так, чтобы сохранять установочную цель. Последняя должна быть определена не только с точки зрения целевого объекта, но с учетом точного (хотя и необязательно постоянного) расстояния от объекта. В этом случае установочная цель была бы точкой равновесия.

В гл. 13 описывается более простая система, которая, как будет показано, отвечает за постоянное нахождение маленького ребенка в непосредственной близости к матери.

Ориентация поведения

Обсуждение установочных целей уже затронуло второй важный вопрос, упоминавшийся ранее, — вопрос о направленности поведения. Любое поведение, которое влечет за собой локомоцию, управляемую целекорректируемыми системами, конечно же, имеет определенную направленность — как в смысле ориентации в пространстве, так и в смысле наличия цели, а именно установочной цели. Поскольку при отсутствии такой цели поведение не является направленным в этом смысле, но при этом может иметь пространственную ориентацию, есть необходимость обсудить проблему ориентации независимо от установочной цели. Термин «ориентация» здесь обозначает пространственные координаты, в рамках которых организовано поведение. Ориентирами поведения обычно являются какие-либо объекты или компоненты окружающей среды.

Поскольку поведение развертывается в пространстве, всякая форма поведения имеет ту или иную пространственную ориентацию. Некоторые формы поведения получают свою ориентацию чисто случайно, но чаще поведение ориентировано совсем не случайно. Для этого существует ряд средств, причем некоторые из них достаточно легко наблюдать.

В случае с падением сокола камнем на добычу и всеми другими целекорректируемыми формами поведения, в которых установочная цель включает конкретное место, к которому (или от которого) движется животное, ориентация поведения является результатом непрерывного сравнения движения с установочной целью. В этих случаях система работает по принципу «самонаведения», как у самонаводящихся реактивных снарядов.

В других, очень схожих случаях, само животное не движется, но все его тело либо какой-то орган, например глаза, устремлены на объект, находящийся в окружающей среде. В этих случаях система может работать по принципу «слежения», наподобие радиолокационного приемника в режиме автоматического слежения за самолетами. Примером слежения, за которым следует прицельное движение, может служить способ, с помощью которого лягушка ловит муху, — мгновенное выбрасывание языка в сторону мухи. Здесь ориентация поведения достигается путем поворачивания головы лягушки в направлении мухи — движением слежения. Но сам язык «выстреливает» изо рта лягушки только вперед — никакого иного направления быть не может. Системы, обеспечивающие эту форму ориентации, действуют по тому же принципу, что и изготовленное человеком ружье. В каждом случае цель является результатом движения, контролируемого системой целекорректируемого слежения, а последующие движения (языка лягушки или пули) являются результатом действия простого вида системы фиксированного действия.

В других примерах, где ориентация поведения носит не случайный характер, в частности при миграции птиц, она диктуется не самой установочной целью, а другими объектами окружающей среды — такими, как солнце и звезды. Системы, ответственные за эту форму ориентации, работают по «навигационному» принципу и зависят от наличия у животного определенной когнитивной карты. Поведение, ориентированное на основе этого принципа приводит к прогнозируемому результату только тогда, когда объекты, используемые для навигации, находятся в фиксированном положении по отношению к какому-то пространственному признаку прогнозируемого результата, например к гнезду. Это можно проиллюстрировать примером с роющей осой, которая находит свое неприметное гнездо навигационным способом. Если паттерн признаков, окружающих гнездо, на которые ориентируется оса, остается неизменным, она летит прямо к своему отверстию, которое, таким образом, является основным компонентом прогнозируемого результата. Как показывают опыты, способность осы находить свое гнездо основывается на том, что сначала она усвоила пространственные отношения между отверстием в своем гнезде и его ориентирами на земле. Поэтому, если положение ориентиров изменится, оса обязательно полетит к ориентиру, перенесенному в сторону от ее гнезда. Подобный же результат может иметь место в случае с судном, управляемым человеком, если сменить местоположение буев.

Безусловно, имеются также ориентированные формы поведения, которые управляются системами, действующими на иных, чем описанные ранее, принципах. Однако уже достаточно сказано о разнообразных средствах, с помощью которых поведение приобретает свою пространственную ориентацию и организуется для достижения прогнозируемых результатов. Заслуга современной теории инстинктов состоит в том, что, оставаясь в рамках строго научного подхода, она способна в полной мере оценить значение таких важных характеристик поведения, как направленность (ориентация), прогнозируемый результат и установочная цель.

Заканчивая этот раздел, важно отметить, что еще ничего не было сказано о причинах начала и прекращения любого действия. Вместо этого мы занимались исключительно паттернами самого движения и средствами, при помощи которых движения получают ориентацию в пространстве и такую организацию, которая обеспечивает достижение прогнозируемых результатов. В следующем разделе мы продолжим обсуждение этих вопросов, уделив специальное внимание тем принципам, благодаря которым происходит организация и координация действия ряда систем управления поведением во времени. Только после этого (в гл. 6) мы перейдем к вопросу об активации и прекращении действия систем управления поведением. Как мы тогда увидим, понимание этих процессов ставит новые проблемы, совершенно отличные от тех, которые обсуждались до сих пор.

Координация систем управления поведением

Так же как существует множество различных типов систем управления поведением, имеются и разные способы координации их действия.

Может быть, самый простой способ организации поведения, которое с течением времени должно особым образом измениться, — это цепочка, каждое звено которой представляет собой систему управления поведением. В таком случае поведение развертывается в правильной последовательности, потому что результаты активности одной системы управления поведением благодаря обратной связи из центра не только прекращают ее действие, но также запускают следующую в цепи систему. В итоге одна деятельность завершается, а другая начинается.

Результаты активности первой системы могут фиксироваться проприоцептивными или экстероцептивными органами (или теми и другими вместе). Примером последовательности поведенческих актов, зависящих от проприоцептивной обратной связи, может служить ходьба. Здесь конец первой фазы чередующегося действия фиксируется проприоцептивно, а когда сигналы обратной связи поступают в систему управления, она одновременно и прекращает первую фазу движения, и запускает вторую. Однако основная часть наиболее сложных и интересных цепочек инстинктивного поведения зависит от сигналов обратной связи, поступающих от экстероцепторов — глаз, ушей и носа. В этологической литературе приводится множество примеров такого рода. Яркой иллюстрацией могут служить реакции медоносной пчелы-фуражира: звенья в цепочке реакций были установлены в ходе экспериментальной работы с использованием метода моделирования.

Сбор меда пчелой начинается с действия визуально управляемой поведенческой системы; воспринимая — часто с весьма значительного расстояния — форму желтого или голубого цветка, пчела летит к нему, пока не окажется от него на расстоянии около 1 см. Следующим звеном в цепочке управляют органы обоняния: воспринимая запах, распространяющийся в пределах некоторой зоны, пчела садится на цветок и исследует его форму. Третье звено управляется осязанием: воспринимая структуры определенной формы, пчела погружает в цветок свой хоботок и начинает сосать нектар. При обычном ходе событий результатом является сбор нектара. Следовательно, поведение пчелы организовано так, что в зоне эволюционной адаптированности результаты действия одной системы управления поведением приводят к ситуации, которая одновременно приостанавливает активность этой системы и запускает следующее звено в серии последовательных действий, так что конечным результатом является сбор нектара.

Теперь известно, что многие сложные и прекрасно адаптированные последовательности поведенческих актов осуществляются благодаря системам, организованным в простые цепочки описанного типа. Но как бы замечательно ни были организованы эти системы, их организация имеет серьезные ограничения. Например, вся последовательность может нарушится, не достигнув цели из-за сбоя всего лишь в одном звене. Если из-за распыления химикатов нельзя распознать запах цветка, вторая система управления поведением в цепочке не активизируется и пчела пролетает мимо, куда-то дальше, не найдя меда, к которому она находилась так близко. Таким образом, только в том случае, когда окружающая среда точно соответствует зоне эволюционной адаптированности, каждая из составляющих ее систем управления поведением дает нужный результат, а организация в целом обеспечивает поведение, имеющее большое значение для выживания. Как и в других цепочках, эффективность ее организации не превосходит эффективности ее самого слабого звена.

Однако существуют способы, с помощью которых организацию систем управления поведением по типу цепочки можно сделать более гибкой. Например, в любой точке такой цепи может быть одно или несколько альтернативных звеньев, так что, если активация первой системы управления поведением из набора альтернативных систем не приведет к результатам, «запускающим» следующую систему в цепочке, вступает в действие какая-либо из остальных систем имеющегося набора. Поэтому вполне возможно, что один и тот же результат достигается с помощью любой из нескольких альтернативных форм поведения.

Кроме того, следует иметь в виду еще одно обстоятельство, касающееся потенциальных возможностей цепочек: любое отдельное звено цепочки может быть системой управления поведением любой степени сложности. Следовательно, даже если сама цепочка всегда действует без корректировки цели, ее отдельное звено (и даже все звенья) могут быть целекорректируемой системой. Например, вполне возможно, что у многих видов птиц поведение, направленное на строительство гнезда, организовано именно таким образом. В то время как каждая отдельная фаза поведения при строительстве гнезда является целекорректируемой, переход от одной фазы поведения к следующей осуществляется по типу цепочки. Таким образом, отдельные акты поведенческой последовательности могут быть целекорректируемыми, даже если поведение в целом таковым не является. Поэтому прекрасно адаптированные формы последовательного поведения с прогнозируемыми результатами могут быть организованы по принципу цепочки.

Однако организация систем по принципу связи звеньев цепочки никоим образом не является единственным принципом организации, используемым живыми существами. Другой принцип лежит в основе ряда систем управления поведением, имеющих общий каузальный фактор. Таким каузальным фактором может быть уровень содержания в организме определенного гормона или же попадание в поле зрения животного определенного объекта среды. Тинберген (Tinbergen, 1951) называл этот тип организации иерархическим. Поскольку понимание каузальной иерархии требует рассмотрения факторов, которые активизируют и прекращают действие систем управления поведением, мы откладываем обсуждение этого вопроса до следующей главы.

Еще один тип организации, который в своей развитой форм способен обеспечить гораздо большую степень гибкости, чем любой из упомянутых ранее, также является иерархическим, но его организация совершенно отлична от принципа каузальной иерархии Тинбергена. Следуя терминологии Миллера, Галантера и Прибрама (Miller, Galanter, Pribram, 1960), его называют иерархия планов.

Рассматривая возможные способы организации поведения людей, Миллер и его коллеги выдвигают понятие «плана» — общую целекорректируемую поведенческую структуру, составленную из иерархии подчиненных структур (названных ими «totes» («Totes» — сокращенное обозначение простейшего вида схемы «проба — операция — проба — результат» (test — operate — test — exit) в книге Дж. Миллера, Е. Галантера и К. Прибрама «Планы и структура поведения»)). Хотя предлагаемой ими модели каждая из подструктур представлена как целекорректируемая, это обстоятельство не является существенным для их концепции, так же как, вероятно, не может быть установлено эмпирически. В самом деле, подструктуры любого типа описанные в предыдущем разделе, были бы совместимы с главным понятием, выдвигаемым ими. Отличительная особенность иерархии планов состоит в том, что общая структура, в которую входят подструктуры любого вида и в любом количестве, является целекорректируемой.

Огромная заслуга Миллера, Галантера и Прибрама заключается в демонстрации того, что принципом организации некоторых и самых сложных и гибких последовательностей поведенческих реакций могла бы быть иерархия систем, причем система самого высокого уровня — план — всегда является целекорректируемой, также как, вероятно, и многие из подчиненных подструктур. Более того, предложенное ими понятие «плана» легко применимо и в отношении поведения, меняющегося под влиянием окружающей среды, в отношении стереотипного поведения. Его также можно применить к поведению, организованному на основе и крайне простой, весьма сложной карты окружающей среды.

Чтобы показать на примере, что имеется в виду под организацией поведения на основе принципа плановой иерархии, удобно сначала использовать последовательность приобретенного человеческого поведения. Второй пример такой организации взят из литературы о поведении животных.

Примером усвоенного человеком поведения могут служить привычные действия, которые каждый из нас совершает, вставая утро с постели. В период между подъемом с постели и приходом на работу, вероятно, каждый из нас ведет себя вполне определенным и прогнозируемым образом. На одном из уровней описания эти действия можно назвать «сборами на работу», а на уровне не столь общем — последовательностью действий: подъем с постели, умывание, одевание, завтрак и поездка на работу. Но каждое из этих действий можно разложить на более мелкие движения. В конечном счете анализ деятельности дошел бы до описания тончайшего движения самой мелкой мышцы.

В своей реальной жизни мы обычно думаем о действиях в целом — встать с постели и пойти на работу — или, самое большее, о составляющих их основных операциях и «подоперациях», при этом каждый день мы можем следовать более или менее регулярному распорядку. Но предположить, что это поведение организовано как цепь реакций, конечно, было бы неверно. Потому что одно дело, когда может меняться порядок действий, например, завтрак до одевания и другое — когда могут меняться отдельные составляющие поведения, но общий его план сохраняется неизменным, например завтрак может быть обильным или скудным, или им вообще можно пренебречь. Однако в этом случае главное отличие от организации поведения по типу цепочки состоит в следующем: цепочка не требует, чтобы последовательность действий в целом была целекорректируемой. В случае же с планом вся последовательность целекорректируема. В приведенном примере установочной целью плана является «приход на работу». Вся последовательность, таким образом, предстает как управляемая мастер-планом, структура которого подчинена достижению далекой установочной цели. При этом сам мастер-план составлен из ряда второстепенных планов (подпланов), каждый из которых имеет более частную установочную цель. Подпланы составлены из еще более мелких планов и так далее, вплоть до самых элементарных планов (или, скорее всего, систем более простого типа), управляющих самыми элементарными единицами поведения. Чтобы добраться до работы, нужно полностью выполнить мастер-план, а подпланы и другие подчиненные системы, входящие в него, могут в пределах возможного меняться.

В иерархической системе такого типа каждый план и подплан должны рассматриваться как совокупность указаний (инструкций) к действию. Как и в случае с военной операцией, мастер-план указывает только главную цель и общую стратегию. Ожидается, что каждый командир на каждой ступени иерархической лестницы разрабатывает более детальный план и отдает более подробные приказы для выполнения его части мастер-плана. Благодаря тому что учет деталей предоставляется подчиненным, мастер-план остается простым и понятным, а более конкретные планы могут разрабатываться и выполняться теми, кто хорошо знаком с местными условиям. При плановой иерархии легче достигается гибкость.

Неоспоримое преимущество организации такого рода заключается, конечно, в том, что одна и та же установочная цель можно достигаться даже при весьма существенном изменении обстоятельств. Вернемся к нашему первому примеру: каждый раз утром мы можем проспать, испачкать рубашку, остаться без кофе или узнав о забастовке водителей автобусов, но с помощью какого-либо многих альтернативных подпланов мы способны справиться любой случайностью и выполнить общий план. Но даже в том о чае, когда поведение организовано как плановая иерархия, существует предел, до которого мы можем справляться с отклонениям окружающей среды. Когда условия внешней среды слишком сильно отклоняются от тех, на которые рассчитан мастер-план — отсутствует одежда или нет транспорта, — выполнить план и достичь установочной цели невозможно.

Первый пример поведения, организованного по принципу иерархии планов, был взят из сферы приобретенного поведение» взрослого человека. Он представляет собой развитую форму организации поведения на основе иерархии планов. У животных, т.е., уровне ниже человеческого, по-видимому, отсутствуют последовательности действий такой степени сложности (возможно, исключение составляют человекообразные обезьяны). Тем не менее имеются свидетельства того, что отдельные формы поведения у животных многих видов организованы на основе данного принципа.

Элементарным примером может служить бег крысы по лабиринту. После специальных операций на спинном и головном мозге, нарушающих координацию локомоций (передвижение), крысы, тем не менее, сохраняют способность безошибочно пробегать лабиринт, используя при этом новые локомоторные движения. Очевидно, что в этом случае их мастер-план, отвечающий за прохождение лабиринта, остался не затронутым, и если прежние двигательные системы не функционируют, то могут быть созданы и использованы локомоторные системы нового типа.

Данные, которыми мы располагаем в настоящее время, позволяют предположить, что у одних видов животных определенные поведенческие последовательности организованы в качестве фиксированных цепочек, у других — на основе каузальных или планов иерархий, но все же большая часть поведения имеет организации обоих типов. Не будучи взаимоисключающими, эти способы просто дополняют друг друга. Более того, нет причины, по которой схожее поведение, например сооружение гнезда, не могло бы быть организовано как цепочка у одного вида, как каузальная иерархия у другого и как плановая иерархия у третьего или причины, по которой одно и то же поведение не должно быть организовано как цепочка или каузальная иерархия у детенышей какого-либо вида и затем реорганизовано с учетом плановой иерархии у взрослых его представителей.

На самом деле переход от организации по типу цепочки к иерархическому типу организации представляет собой поразительную особенность развития поведения — и в филогенезе, и в онтогенезе. Биологическое процветание насекомых основано на системах управления поведением, которые приводят к стереотипному реагированию на условия окружающей среды, запускаются элементарными раздражителями и организованы в цепочки. У высших позвоночных системы управления поведением чаще лабильны по отношению к условиям среды, способны к реакции на более сложные раздражители и с большей вероятностью включают каузальные или плановые иерархии в качестве интегративных механизмов поведения. У человека эти тенденции идут гораздо дальше.

Высшие процессы интеграции и управления

Рабочие модели

Ранее в этой главе упоминалась когнитивная карта животного, которая необходима ему для достижения установочной цели, связанной с передвижением с одного места на другое. Ясно, что такие карты могут иметь любую степень сложности — от элементарных, которые, как мы полагаем, составляют охотящиеся осы, до чрезвычайно сложных, отображающих картину мира образованного западного человека. Однако, кроме представлений о мире, для построения эффективных планов индивиду нужно знать свои собственные способности.

Рассмотрим сначала вопрос о его представлениях об окружающей среде.

Карта — это условное и избирательное отображение некоторых из сторон отображаемой реальности. Избирательность неизбежна — отчасти из-за чрезвычайной сложности среды, отчасти потому, что наши органы чувств обеспечивают нас не полной, а ограниченной информацией о ней. Кроме того, чтобы картой можно было пользоваться, она должна быть сконцентрирована на тех характеристиках окружающей среды, которые в наибольшей степени соответствуют достижению установочных целей.

Однако назвать картой наши представления об окружающее среде было бы неправильно, потому что это слово вызывает нашем сознании всего лишь статическое представление о топографии. А животному нужно нечто, более похожее на рабочую модели окружающей его среды. Предположение о том, что мозг создает такие модели, исследовалось, среди прочих, Янгом (Young, 1964) Он пишет:

«Инженер создает модель некой конструкции, которую предлагает и строить с целью проверки ее в уменьшенном масштабе. Аналогичным образом идея модели, создаваемой мозгом, состоит в том, что, будучи чем-то миниатюрным, она в то же время является своего рода инструментом, отображением мира. Ею мы можем манипулировать так, как нам удобно, обучаясь тем самым манипулировать реальной действительностью, которую, как предполагается при этом, она отображает».

Модель, создаваемая мозгом, используется для того, чтобы передавать, хранить и перерабатывать информацию. Последняя помогает прогнозировать способы достижения того, что мы называем здесь установочными целями.

Представление о том, что мозг фактически создает более или менее сложные модели, которые «нужны для умственных экспериментов в малом масштабе», привлекает всех, кого интересует объяснение сложных форм поведения, особенно поведения человека». Хотя некоторым ученым, приверженным крайнему бихевиоризму, эта идея может показаться фантастичной, ничего странного в ней нет. Например, инженерам-электрикам, знакомым с аналоговыми вычислительными устройствами, эта идея представляется явно возможной. То же справедливо и в отношении таких исследователей, как Янг, который, будучи биологом, занимался изучением мозга и поведения. Анализируя эту идею, Янг подчеркивает, что «модели часто конструируются из элементов и компонентов, каждый из которых не похож на части представленного сооружения, но из них можно собрать законченную рабочую модель». С учетом этого обстоятельства он выдвигает гипотезу о том, что:

«различные клетки мозга образуют наборы таких компонентов и что в процессе научения они объединяются в ансамбль, создавая соответствующую модель. Характеристики каждого компонента определяются главным образом формой их дендритных отростков.

Данные в пользу этой гипотезы, хотя и скудные, получены в результате исследования мозга и поведения осьминогов и кошек».

Тем, кто хочет проверить эти данные, следует прочитать работу Янга (Young, 1964). Наша позиция состоит не только в разумности допущения того, что мозг строит рабочие модели среды, но и в том, что при объяснении поведения человека трудно обойтись без такой гипотезы, — и она, конечно же, соответствует нашему знанию, полученному с помощью интроспекции собственных психических процессов. В последующих главах (а также в томах II и III) мы часто обращаемся к этой гипотезе.

Для эффективного применения организмом рабочей модели требуется ряд мер. Во-первых, модель должна строиться на основе таких данных, которые уже имеются или могут быть получены. Во-вторых, если модель должна использоваться в новых ситуациях, она должна стать более широкой, чтобы охватить потенциально возможные обстоятельства, так же как и те, которые известны из реального опыта. В-третьих, любая модель независимо от того, к какой — реальной или потенциально возможной — действительности она применяется, должна пройти проверку на внутреннюю согласованность (или, говоря техническим языком, на согласованность с аксиомами теории множеств). Чем более адекватна модель, тем точнее прогнозируемые результаты и чем шире такая модель, тем больше число ситуаций, к которым применимы прогнозы, сделанные на ее основе.

Если человеку нужно составить план достижения установочной цели, ему не только требуется какая-либо рабочая модель окружающей его среды, но у него также должно быть некоторое рабочее представление о его собственных поведенческих навыках и возможностях. Калека или слепой вынуждены составлять планы, отличные от планов здоровых и зрячих людей. У того, кто водит машину или ездит на велосипеде, планов, относящихся к потенциально возможным ситуациям, больше, чем у тех, кто не делает ни того, ни другого.

С этого момента обе работающие модели, которые должны быть у любого человека, обозначаются соответственно как модель окружающей (внешней) среды и модель организма.

Чтобы оставаться эффективными, обе рабочие модели должны постоянно обновляться. Как правило, для этого требуется лишь постоянное внесение небольших изменений (поправок); обычно этот процесс настолько постепенный, что едва заметен. Однако иногда происходят крупные перемены — в окружающей среде или в самом организме: мы вступаем в брак, у нас рождается ребенок, мы получаем повышение по работе или случается что-то со всем не радостное — кто-нибудь из наших близких уезжает или умирает, у кого-то ампутируют конечность или падает зрение. В так случаях необходимы радикальные изменения модели. Как показывают клинические данные, необходимые изменения модели не все да даются легко. Но обычно такие изменения все же вносятся, хотя и очень постепенно, часто они далеки от необходимых, а иногда их не делают совсем.

Модели окружающей среды и организма, описанные здесь как необходимые компоненты сложной биологической системы управления, — это, конечно, не что иное, как «внутренние миры» в традиционной психоаналитической теории, на которые мы посмотрели с новой точки зрения. Как в традиционной, так и в современной теории основная часть психопатологических явлений рассматривается в связи с моделями, которые в большей или меньшей степени неадекватны или неточны. Эта неадекватность может быть разного рода: модель становится непригодной для использования, поскольку полностью устарела, или усовершенствована только наполовину и оттого остается полуустаревшей, или же она не соответствует требованиям и противоречива. Именно с этой точки зрения можно понять некоторые из патологических последствий разлуки (см. тома II и III).

Имеется еще одно свойство моделей окружающей среды и организма, очень важное для сферы психопатологии. Рефлексия предполагает, что многие психические процессы, которые мы вполне ясно осознаем, — это процессы, связанные с построением моделей, с изменением или расширением их, проверкой их внутренней согласованности или с использованием их для создания нового плана достижения установочной цели. Хотя нет необходимости в том, чтобы эти процессы всегда протекали на сознательном уровне, но иногда это все же может потребоваться. В частности, весьма вероятно, что изменение, расширение и проверка моделей плохо осуществляются или не осуществляются совсем, если модель время от времени не подвергается корректировке со стороны тех особых преимуществ, которыми обладает осознание. Эти вопросы будут обсуждаться далее, в гл. 7.

Язык

Уникальной и специфической особенностью поведенческого репертуара человека является язык (речь). Создаваемое им очевидное преимущество состоит в том, что вместо построения каждым человеком своих частных моделей окружающей среды и организма человек может использовать модели, созданные другими. Еще одно преимущество, хотя и не столь очевидное, поскольку оно не связано с общением, — польза, которую каждый человек извлекает из применения языка для организации своего собственного поведения на основе составления планов — главных, второстепенных и третьестепенных. Каким образом это происходит, мы уже показали на примере повседневных действий, когда человек встает с постели и идет на работу. Новый план действий, если он достаточно сложен, сначала обдумывается с помощью слов, а затем, возможно, даже записывается на бумаге. Кроме того, словесные указания также выступают как средство объединения людей для совместного составления и выполнения плана, основанного на общей модели среды и общих моделях навыков каждого в отдельности. Таким образом, владение языком позволяет многократно усиливать возможности организации систем управления поведением на основе плановых иерархий.

Когда системы управления поведением с помощью речевых средств организованы иерархически и основываются на сложных моделях организма и окружающей среды, результаты их действия крайне разнообразны. Поэтому большую часть поведения человека нельзя назвать инстинктивной даже в самом широком смысле этого слова. Тем не менее, хотя большая часть поведения взрослых мужчин и женщин организована в сложные иерархические целостные единицы, приобретаемые в процессе жизни, из этого не следует, что в них не может быть более простых систем, достаточно стереотипных в отношении условий окружающей среды или построенных по принципу цепочки. Гораздо вероятнее, конечно, обратное. С того времени, когда Фрейд сам занимался нейрофизиологией, представители этой дисциплины постоянно подчеркивают, насколько консервативны механизмы строения ЦНС у высших биологических видов. Она вовсе не утратила свои древние структуры, напротив, нервная система высших видов включает в себя все признаки древних структур, к которым добавляются новые системы, модифицирующие, а иногда и замещающие деятельность старых. Таким образом становятся возможными более сложные и развитые формы поведения. Если древние и более простые структуры нервной системы образуют неотъемлемую часть более поздних и сложных структур, то более чем вероятно, что то же самое происходит и с поведением. В самом деле, было бы очень странно, если бы даже в самых поздних (по своему происхождению) из всех известных нам форм поведения проявления древних форм не играли значительную роль.

Имеются все основания считать, что в раннем младенчестве основная часть систем управления поведением человека (в действующих структурах) весьма проста и объединена в цепочки. По мере развития действие целекорректируемых систем становится более явным, модели окружающей среды и организма усложняются, а отдельные компоненты поведения организуются в плановые иерархии. Вскоре благодаря речевым навыкам модели становятся адекватнее, а иерархическая организация охватывает более широкую сферу, но в поведении маленьких детей (как и детей постарше) все еще остается немало форм, обладающих простой организацией. Поскольку имеются данные о том, что большая часть психопатологических явлений берет начало в раннем детстве, онтогенез поведения человека представляет особый интерес для психоанализа. В последующих главах мы вернемся к обсуждению этой темы.

До сих пор наше обсуждение ограничивалось, во-первых, описанием видов систем управления, отвечающих за отдельные компоненты инстинктивного поведения, и, во-вторых, анализом принципов организации таких систем управления. Последние обеспечивают сложные и целенаправленные последовательности поведенческих реакций, наблюдаемые в реальной жизни. Подошло время более систематически рассмотреть то немногое, что известно об условиях, в данный момент времени заставляющих животное вести себя так, а не иначе. Другими словами, проанализировать причины, лежащие в основе некоторых конкретных форм поведения. Мы сможем убедиться, что это обсуждение вновь заставит нас обратиться к проблеме организации поведения. Механизмы, приводящие в действие инстинктивное поведение, и механизмы его организации, на самом деле тесно связаны.

Привязанность

Книга классика психологии развития, выдающегося английского ученого Джона Боулби (1907-1990), положившего начало систематическому изучению формирования привязанности ребенка к матери. Теория Боулби основана на обширном фило- и онтогенетическом материале и реализует принципы междисциплинарного подхода. Работы Боулби широко известны психологам всего мира, а сам он вместе со своей ближайшей и не менее знаменитой сподвижницей из США Мэри Эйнсворт считается основоположником целого направления современной психологии — психологии привязанности.