Психотерапия характера

Глава 10. Истрионическая личность и истерическая защита: совращенный ребенок

Этиология

Любовь, секс, соперничество, измена, инцест — вот темы, с которыми мы столкнемся в ходе исследования того, что было названо истрионическим нарушением личности или истерическим стилем. Это те же самые вопросы, на которые наткнулись почти сто лет назад Брейер и Фрейд, когда занимались истерической конверсией. В 1896 году, почти за год до представления концепции комплекса Эдипа, Фрейд многократно регистрировал существование подобных фактов сексуального использования в детстве, в особенности — инцеста, в историях его пациентов с истерической конверсией. В конце концов, он пришел к утверждению, что «почти все женщины, мои пациентки, говорили мне, что были соблазнены своими родителями» (цитата из Ruch, 1980 с.83). Еще ранее он писал:

Поэтому я выдвигаю тезис о том, что в основе каждого случая лежит один или более примеров незрелого сексуального опыта, которые относятся к самым ранним годам детства, но которые можно воспроизвести в процессе психологической работы, несмотря на напластовавшиеся на них последующие десятилетия (Фрейд, 1896, с.202) [...] Как я уже говорил, во всех восемнадцати случаях (случаях чистой истерии и истерии, созданной с навязчивыми состояниями, включающими б мужнин и 12 женщин), с которыми я сталкивался, имело место обучение такому сексуальному опыту в детстве (с.207).

Потом он пришел к положению, что случаи сексуального злоупотребления в детстве можно разделить на три группы. Первая из них — это сексуальное использование чужими людьми. Ко второй относятся сексуальные контакты со взрослыми опекунами, такими, как медсестра или няня, и, к сожалению слишком часто, близкие родственники. Третья группа касается сексуальных отношений между детьми разного пола, главным образом между братом и сестрой. В большинстве случаев, как он утверждал, личности имели дело со злоупотреблением в двух или трех этих категориях. Далее он свидетельствовал, что во всех случаях сексуального использования детей инициирующей стороной был агрессор, который сам ранее был сексуально использован. Как мы знаем, в последующем Фрейд отверг эту теорию «травмы» или «соблазнения», приписывая фантазию о соблазнении собственным отцом, проявлениям типичного комплекса Эдипа у женщин. Трудно согласиться с этой последней точкой зрения, когда мы читаем его предыдущие высказывания в защиту донесений об опыте сексуального использования:

[...] главные сомнения по поводу достоверности психоаналитического метода могут быть по достоинству оценены и устранены только тогда, когда мы будем иметь полное представление о его техниках и результатах. Сомнения относительно достоверности детских сексуальных эпизодов, однако, могут незамедлительно разрешиться более, чем одним аргументом. Во-первых, поведение пациентов, которые воспроизводят такие переживания детства, никоим образом не согласуется с предположением, что эти сцены являются чем-то другим, чем просто реальностью — переживаемую с сильными страданиями и воспроизводимую с большим сопротивлением. До тех пор, пока не будет сделан их анализ, пациенты ничего не знают об этих событиях. Они, обыкновенно, бывают очень возмущены, когда мы предостерегаем их о том, что такие переживания появятся. И только исключительно мощный терапевтический импульс может побудить их к участию в их воспроизведении. Когда они воспроизводят в памяти эти детские переживания, то испытывают давление особенно бурных эмоций, которых они стыдятся и которые пытаются скрыть. И даже если они пройдут через это еще раз так убедительно, то все равно будут пытаться уйти от своей в них веры, подчеркивая факт, что — в отличие от других забытых событий — у них нет чувства, что они их помнят. Эта вторая часть поведения в конечном итоге служит доказательством. Иначе, зачем пациенту надо было бы так эмоционально убеждать меня в своем неверии, если бы то, что он хочет дискредитировать, было им — по каким либо причинам — выдумано? Сложнее бывает доказать ложность идеи о том, что это сам врач принуждает пациента к таким воспоминаниям, что он внушает ему необходимость представить себе их и воспроизвести. Тем не менее, как мне кажется, это так же трудно доказать. Мне еще ни разу не удалось заставить пациента увидеть то, что я ожидал найти, так чтобы ему казалось, что он переживал это всеми соответствующими чувствами. Возможно, у кого-то это лучше получится.

Однако, существует много других вещей, которые подтверждают реальность этих детских сексуальных образов. На первое место среди них я поставил бы однородность описываемых подробностей. Это неизбежное следствие ситуации, в которой предварительные условия этих переживаний должны были быть той же природы. В противном случае это должно было бы нас привести к выводу, что между разными пациентами существует тайный сговор. Во-вторых, пациенты иногда равнодушно описывают события, о значении которых наверняка не подозревают, потому что иначе они бы пришли в ужас. Или, наконец, вспоминают о деталях, не делая на них при этом никакого упора, которые только умудренный жизненным опытом человек может понять и увидеть в них тонкие проявления действительности. (Фрейд, 1896, стр. 204-205)

Истинность и логичность этих замечаний и аргументов признает любой клиницист, которому приходилось участвовать в воспроизведении фактов физического и сексуального насилия из раннего периода жизни клиента. Единственным источником, в котором Фрейд объяснял причины изменения своей точки зрения, было его письмо к Wilhelm Fliess. Он говорил, что не может поверить в то, что факты сексуального использования и, в особенности, инцеста, настолько распространены. Очевидно ввиду этих сомнений он пришел к решению об отказе от своих предыдущих отчетов и приписал их фантазиям. Однако вышеприведенные рассуждения подтверждают высокую степень вероятности гипотезы, выдвинутой Masson (1984) и Miller (1984), о том, что Фрейду не хватило храбрости обнародовать эти положения. Что бы им ни двигало, теперь совершенно ясно, что он совершил ошибку. Современные данные, обзор которых мы предлагаем далее, показывают, что сексуальное злоупотребление — явление совершенно обычное и что инцест встречается достаточно часто для того, чтобы вызывать серьезные социальные последствия. Более того, факты эти значительно более часты среди личностей, находящихся под клинической опекой (до 50-70% фактов сексуального использования, по данным Briere и Runtz, 1991), а степень психической травмированности оказывается очень серьезной. Верно также и то, что факты сексуального использования в эпоху Фрейда были еще более распространены, чем в наше время. Это подтверждается двумя положениями: во-первых, как убедительно доказала Miller (1983, 1984), основанное на насилии отношение и использование детей в XIX веке было значительно серьезнее санкционировано, чем сейчас; во-вторых, сексуальное использование детей чаще встречается в семьях с патриархальной структурой, для которой характерны были репрессивные и пуританские взгляды на секс (Thorman, 1983). А именно такие условия доминировали в викторианской Европе.

Поэтому я принципиально согласен с тем, что Фрейд был прав в первый раз, когда вместе с Брейером формулировал классическое утверждение: «Истерики страдают в основном от своих воспоминаний» (Breuer, Freud, 1893-1895, стр.5). Воспоминания эти, по мнению Брейера и Фрейда, были «психическим травмами» настолько тяжелыми, что личность решила о них забыть, чтобы сохранить психическое равновесие. Приведем высказывание Фрейда:

Поскольку пациенты, которых я анализировал, отличались хорошим психическим здоровьем [...] только до тех пор, пока эго не оказывалось перед необходимостью противостоять ощущению, идее или чувствам, которые имели столь болезненный эффект, что личность решила о них забыть, поскольку не верила в собственную способность разрешить противоречие между невероятной идеей и своим эго с помощью умственной активности. [...] В истерии нестройная идея лишается своего неприятного значения за счет того, что связанная с ней сумма возбуждения заменяется чем-то соматическим. Это явление я предложил бы назвать конверсией. (Фрейд, 1896, стр. 47-49)

Фрейд назвал этот процесс «расщеплением сознания» (стр 46). Позже он выделил сознательную и бессознательную стороны в этом расщеплении. Это расщепление сознания позже было представлено в виде модели репрессии, сохранение которой нуждалось в психической энергии. Более того, энергия эта могла бы проявляться в виде соматической конверсии, экспрессии чувств, когнитивных штампов и явных импульсивных поступков. Расщепление сознания и явившаяся его следствием потеря памяти, неоднократно касались сферы детских случаев сексуального злоупотребления. Исследования подтверждают цифру 70-95% случаев личностей с нарушением расщепленной личности, которые в детстве столкнулись с серьезным физическим или сексуальным злоупотреблением (например, смотри Putnam, 1989, стр. 46-50). Другие положения, выдвинутые Briere (1992) показывают, что 60% личностей, которые помнят неприятный сексуальный опыт своего детства, не помнили их в какой-то момент жизни.

Ранние описания истерического характера (Reich, 1961, Wittels, 1930) ничем принципиальным не разнятся от более подробных описаний, с которыми мы имеем дело сегодня (например, Horowitz, 1991: Kernberg, 1988). Мне кажется, что использование термина «истерия» для этой характерологической действительности было вполне естественно, если принять во внимание подобие, лежащее в корне проблем и подобие в сфере когнитивных защит и эмоциональных стилей (то есть использование репрессии и эмоциональной защиты).

Обсудим утверждение Reich (1965): «Истерический характер... являет собой самый простой, самый прозрачный тип характерологического оружия... самая очевидная черта как женских, так и мужских представителей этого типа, это их сложное отношение к сексу» (стр. 226).

В 1959 году Randell представил убедительные аргументы в пользу отделения истерии от конверсии. Randell подробно изложил свое убеждение, что конверсия «используется для выражения запрещенных желаний при помощи целой гаммы психопатологических симптомов» (стр. 636). Таким образом он способствовал установлению таких диагнозов, как истерический невроз характера или истерическое нарушение характера, которые всегда проявлялись в комплексах и конфликтах сексуальной природы, связанных с особым эмоциональным и когнитивным стилем преодоления конфликтных тем сексуального или другого характера. Сделанный Pallack (1981) обзор эмпирических исследований на тему истерической личности, подтверждает, что конверсия и истерическая личность — это две разные вещи, хотя, возможно, и как-то связанные между собой.

Придерживающийся психоаналитического течения мысли, Marmor (1953), а затем Sperling (1973), утверждали, что преэдипальные проблемы играли в возникновении истерической личности значительно большую роль, чем предполагалось до сих пор. Marmor считал, что истерическая сексуальность первоначально использовалась для получения поддержки и внимания со стороны родителя противоположного пола, а не для достижения каких-то целей генитальной природы. Дальнейшие разработки использовали эту ревизию классической теории, подчеркивая значение преэдипальной и, в особенности, оральной блокировки у истерической личности и предлагая представлять истерическое функционирование в виде спектра. На одном краю спектра находятся личности, у которых доминируют оральные конфликты и структурное функционирование которых, в соответствии с тем, что мы представляем в данной книге, размещается в области нарушений личности. На противоположном краю находится эдипальная истерия с высоким уровнем функционирования, то есть — используя нашу терминологию — принадлежащая к сфере от невротического характера до стиля характера. В примере этих личностей ведущую роль играют эдипальные конфликты, заметны сексуальные проблемы. Полезным будет использование интерпретирующей терапии. Tupin (1981) дал целостное обобщение этого континуума, иллюстрируемое двумя крайними противоположными позициями. Такого подхода придерживаются многие эксперты в области истерической или истрионической (например, Blacker, Tupin, 1991; Easser, Lesser, 1965; Horowitz, 1991; Kernberg, 1967; Lazare, 1971; Mueller, Aniskiewicz, 1986; Zeltzel, 1968). Blacker, Tupin, (1991) подводят итог тому, что — как мне кажется — является преобладающей психоаналитической точкой зрения на такой спектральный подход, почти в точности совпадающий с подходом, использованным в данной книге по отношению к этой отдельной, но впрочем и к любой другой главной личностной проблеме.

Истерической личности присущи характерные черты, развивающиеся как на прегенитальных, так и на генитальных психосексуальных уровнях. Более инфантильная организация личности формируется в результате несоответствующей материнской опеки, физического и сексуального насилия, а также пережитых в детском возрасте депрессий и в зрелом возрасте проявляется в хаотическом, неуравновешенном и нестабильном поведении, которое очень устойчиво к психотерапевтическим и психоаналитическим вмешательствам. Это является противоположностью генитальной или зрелой организации истерической личности, которая пережила вмешательство не в таком раннем возрасте, демонстрирует более устойчивые отношения с объектом, имела больше успехов в профессиональной, школьной и общественной жизни, и симптомы которой поддаются современным приемам психотерапевтического вмешательства.

Это точка зрения, которую я лично здесь разделяю и дополняю, но в большинстве вопросов — это не все различия, которые я замечаю, со своей точки зрения на каждую из этих характерологических проблем.

На мой взгляд, то, что можно выделить в истерической адаптации, впервые идентифицировал Reich — наличие явно сексуальных проблем, которые, и это самое важное, были вызваны какой-то формой сексуального использования в детстве. На верхнем краю структурного континуума (то есть в неврозе или стиле характера) находится паттерн семейного уклада, представляемого соблазняющим отцом и фактом соперничества между матерью и дочерью о его внимании. Я верю, что такой семейный паттерн распространен намного шире, чем фактические инцест-контакты. Я также убежден, что он появляется чаще в случае детей женского пола, чем мужского, также как и сам факт сексуального использования. Истрионическая личность — это просто наиболее часто определяемый синдром, ассоциирующийся с этими классическими «эдипальными» проблемами.

Принципиально решающее, но в то же время единственное реальное отличие от позиции Фрейда, состоит в том, что проблемы эти возникают не по вине детских желаний и фантазий, а по вине поведения взрослых и их отношении к детям. В таких случаях взрослый использует естественные и изначально невинные потребности и отношения ребенка, вместе с его ранним сексуальным интересом и возбуждением, потребностью в физическом контакте и в самом удовольствии от контакта, потребностью во внимании и заботе, завистью к отдельным аспектам родительских отношений и т.д. Именно потому, что этими естественными человеческими склонностями воспользовались для удовлетворения потребностей взрослого человека, ребенок переживает то, что названо «эдиповыми» конфликтами. Даже в случае явного нежелания со стороны ребенка и жесткого злоупотребления сексуального контакта, будучи взрослыми жертвы в основном помнят исключительность позиции, которой они пользовались в контактах с обижающим их родителем, некоторые позитивные стороны физического внимания или контакта и некоторые аспекты победы, которые они приобретали над родителем того же пола. Все это также можно прекрасно использовать. Такая эксплуатация и вызываемые ею конфликты, в значительной мере слишком возбуждающе действуют на детей и не могут быть продуктивно интегрированы ими. В результате они отщепляются от сознания и «подавляются», в точности по тем же причинам, на которые первоначально указывали Фрейд и Брейер. Именно поэтому факты сексуального использования так часто оказываются забытыми. Поэтому они так часто встречаются в историях личностей с нарушениями личности, известными своей способностью к диссоциации, и поэтому такие методы, как свободные ассоциации, гипноз, интерпретация снов и т.д. могут оживить эти воспоминания.

Истерический стиль личности часто определяется по излишней эмоциональности, которая производит впечатление искусственной, и по когнитивному стилю, характеризующемуся тенденцией к глобальному мышлению и обобщению фактов. Такой стиль служит подавлению ранних переживаний и недопущению более глубокого мышления или переживания, что могло бы привести к усилению различительных способностей. Таким образом, вызываемые ими воспоминания и конфликты могут не быть полностью сознательными или разрешиться. В западной культуре истерическая «карикатура женственности» часто становится подручным оборонительным стилем для женщин, которые в прошлом столкнулись с сексуальным использованием. Особенно в тех случаях, когда эти женщины имели соблазняющих их отцов, желание остаться «маленькой девочкой папочки» проявлялось относительно открыто и благосклонно. Истерическая структура характера обнаруживается у женщин так часто, потому что маленькие девочки являются первостепенной целью всех видов сексуального злоупотребления и поскольку именно этот стиль сохранения репрессии им отводится в семьях и поощряется в культуре. Однако стоит помнить, что то, о чем мы здесь говорили, по сути является синдромом — повсеместно выступающим комплексом этиологических факторов, возникающих в их следствие проблем и типичным стилем выживания с помощью эмоций, поведения и когнитивных действий. Также, как и в любом другом психологическом синдроме, не все общераспространенные характерные черты можно встретить в каждой конкретной личности. К примеру, я видел случаи, в которых всем сексуальным, конфликтным проблемам и проблемам соперничества сопутствовала в точности та этиология, которую я здесь описываю, но которые демонстрировали очень мало, если вообще демонстрировали, перечисленных примеров истрионического поведения. С целью сохранения репрессии здесь использовались другие стратегии, как, например, прием наркотиков. Поэтому будет несколько неудачным использовать такие специфически-истрионические черты для обозначения структуры характера. По моему убеждению, вышеописанное поведение не будет обязательным проявлением этого характера. Решающим будет скорее присутствие каких-либо форм сексуального злоупотребления, дисфункциональная семейная история и, как следствие, конфликты, касающиеся любви, секса и соперничества. Поэтому теперь в отношении этого синдрома я буду использовать более старый термин «истерический характер или истерическая личность», поскольку в нем делается меньший упор на конкретную характеристику. Также, как мы, по примеру Randell (1959) отделяем конверсию от истерии, мы можем разделять понятия истрионическое поведение и синдром истерической личности.

В каждом случае неудовлетворения естественной потребности в заботе и чувствах, ребенок делает шаг по «эдипальному» отрезку пути развития. При этом он каждый раз переживает все больше травм и потребностей и, в результате, становится более подверженным использованию. Однако для того, чтобы более глубокие проблемы согласно принятой в настоящий момент терминологии можно было определить как истерические, должны появиться факты сексуального использования и, явившиеся его следствием, «эдипальные конфликты». В таких установленных рамках личность может иметь дело с проблемами оральной или истерической природы или же с теми и другими одновременно. Оральные проблемы зависят от ограничения опеки, тогда, как истерические демонстрируют использование человеческих потребностей, сексуальные отклонения и естественное соперничество. Конечно, существуют различия культурного характера в вопросе одобрения и распространения истрионического поведения. Возможно проявление истрионического поведения без представления истерической личности в том значении, которое мы здесь определили.

Наверняка существуют истрионические мужчины и вполне возможно, что мужчина выработает такой же истерический стиль в защите перед конфликтами, коренящимися в последствиях сексуального использования. Согласно моему опыту и известной мне литературе, эти случаи не так часты. Вероятнее всего мужчины в западной культуре в ответ на опыт использования реагируют иначе, чем женщины. В связи с этим стоит привести данные Freeman - Longo (1987), который установил, что 40% насильников, которых он изучал, в детстве подверглись насилию со стороны женщины. Все, что далее я буду говорить о динамизмах и описаниях истерической личности, будет связано с женской экспрессией. Таковы мои личные наблюдения и в таком объеме можно найти помощь в существующей, формирующей контекст для переживаний такого рода, литературе. Я подозреваю, что это неповторимый западный пример женского разрешения того, что является принципиально женской проблемой. Некоторые элементы аналитического изучения личности поддерживают такой подход, выделяя вопрос истерической личности для женского изучения, но не для мужчин (Magaro, Smith, 1981;Torgersen, 1980).

Всякий раз, когда мне случалось видеть пример истерической личности, явно отличающейся от оральной, нарциссической и симбиотической тенденции, это была женщина, имевшая в прошлом особые отношения с сексуальным оттенком с соблазняющим ее отцом. До начала моей работы над этим разделом у меня складывалось общее впечатление, что мой опыт находил подтверждение в литературе, касающейся истерической личности. Однако, когда я приступил к работе над этим разделом, я искал случая начать более точные исследования. Я решил просмотреть литературу последних тридцати лет и определить, какая часть упоминаний о случаях истерической личности содержит описание такого рода отношений между отцом и дочерью и явных фактов инцеста. Я решил также определить подобные пропорции по отношению к свидетельствам о холодных, равнодушных и соперничающих отношениях с матерью. Herman (1981) сравнила свою оригинальную проверку 40 случаев кровосмесительных контактов отца с дочерью с двадцатью примерами, в которых отца можно определить как «соблазняющего». Вслед за Herman я принял следующее определение для соблазнения:

Регистрируя соблазнение со стороны отца, мы имеем ввиду такое поведение, которое имеет явно сексуальную мотивацию, но которое не связано с физическим контактом или требованием интимности. Например, некоторые отцы постоянно говорят о сексе со своими дочерьми, описывая подробности своих любовных приключений и без конца выпытывают их об их сексуальном поведении. Другие привыкли оставлять материалы порнографического содержания там, где дочери могли бы их найти. Некоторые обнажаются перед дочерьми и шпионят за ними, когда они раздеты. Третьи оказывают им знаки внимания, как ревнивые любовники, принося им подарки, цветы, дорогую бижутерию или сексуальное белье. Хотя все эти поступки воздерживаются от прямого генитального контакта, но все же они явно выдают навязчивый сексуальный интерес к собственным дочерям, являющийся скрытой формой инцеста. (Herman, 1981, стр.109)

Для собственных исследований я использовал следующие источники: «Psychological Abstract» 1962-1991, два компьютерных обзора содержания журналов Калифорнийского Университета и все книги на данную тему из университета Сан-Франциско. Мы установили, что 77% из 34 случаев, в которых мы имели дело с соответствующим образом описанными отношениями между отцом и ребенком, прозрачно представляют отношения между отцом и дочерью, которые можно считать основанными на соблазнении. Во многих случаях, где это не так явственно прослеживалось, имелись описания необыкновенно интенсивных отношений между отцом и дочерью. В одном из них появились сексуальные фантазии, касающиеся отца, в другом присутствовало описание классического паттерна эмоционального отдаления между отцом и дочерью в период ее созревания, после былых позитивных и интенсивных отношений. Интересно, что только 2 из 34 случаев, классифицированных как соблазнение, содержали реальные описания прямых сексуальных контактов. В 61% из 28 также поддающихся классификации случаев, отношения между матерью и дочерью можно было определить, как холодные, пренебрежительные и/или соперничающие.

В связи с этой проблемой мы обнаружили отчет о 21 других случаях истерической личности, зарегистрированных одним терапевтом (Blinder, 1966). Характеризуя их, этот терапевт сообщал, что 17 из этих пациентов описывали своих матерей, как холодных, безразличных, сварливых и отдаленных. Пациенты эти имели также «изменчивое мнение» о своих отцах, хотя они были в целом более позитивны и отцы воспринимались как эмоционально более доступные. Этот отчет наверняка служил подтверждением гипотезы, предусматривающей материнские влияния, но не подтверждает гипотезу соблазняющего отца. Поскольку описания всех этих случаев сделаны одним и тем же наблюдателем, то мы решили привести их отдельно от остальных. Хотя в своем обзоре мы не имели контрольной группы, я убежден, что зарегистрированная частотность наличия отношений соблазнения между отцом и дочерью значительно выше той, которая имеет место при других личностных проблемах. Именно поэтому я считаю, что мои впечатления, вынесенные из клинического опыта, подтвердились этими исследованиями и что они будут полезны для полного изучения динамики этой этиологии семейного уклада.

Семейные паттерны, связанные с истрионической личностью и сексуальным использованием детей

Обзор литературы, касающейся сексуального использования детей, дает представление о семейных паттернах, сопутствующих этому явлению. Эти паттерны поразительно схожи с теми, которые наблюдаются в семьях, которые способствуют формированию женщин с истерической структурой личности. Далее я представляю типичное резюме, почерпнутое из The Sexual Abuse of Children (Сексуальное использование детей) Haugaard и Reppucci (1988).

Один из динамизмов, действующих в примере кровосмесительной пары, появляется во многих клинических описаниях: это значительный перевес авторитета одного родителя над другим и вызванное этим стирание границ выполняемых в семье ролей, связанное с тем, что лишенный власти родитель оказывается поставленным в один ряд скорее с ребенком, а не с другим родителем. Один из семейных паттернов был описан в качестве примера «патологического преувеличения общепринятых патриархальных норм» (Herman, 1981, стр.83). В него входит доминирующий, часто прибегающий к физическому насилию отец, который открыто осуществляет власть в доме, и подчиненная мать, обычно вследствие физического и эмоционального насилия, держащаяся в тени и в значительной мере трактуемая так, как один из детей (Browning, Boatman, 1977; Finkelhor, 1979; Herman, 1981) [...] Следующий паттерн является одним из способов отражения первого. Мать представляется, как плохая, доминирующая и враждебная, а отец — как пассивный и зависимый. Мать заботится не только о детях, но и об отце (Greene, 1977). Семьи с одной из этих двух описанных структур, кажутся в большей степени подверженными появлению инцеста, чем семьи, основанные на другой структуре, по причине чрезмерной вовлеченности родителей в подсистему детей. Такая чрезмерная вовлеченность приводит к размыванию границ между двумя подсистемами. К тому же, наличие в родительской подсистеме только одного родителя, повышает шансы того, что в нее с целью заполнения образовавшейся пустоты будет введен ребенок. (Haugaard и Reppucci, 1988, стр.124)

Для сравнения приведем еще подытоживающее утверждение Mueller и Aniskiewicz (1986) из их книги «Psychoterapeutic Intervention in Histerical Disorders» (Психотерапевтическое вмешательство в истерические нарушения).

Для того, чтобы проиллюстрировать потенциал разных истерических стилей, можно воспользоваться двумя семейными паттернами. Первый, представляющий родительскую тему, включает в себя фигуру родителя, которая открыто доминирует, сконцентрирована на себе и самодостаточна. Ему сопутствует слабая, неудачливая, беспомощная мать. В другой теме, отец появляется как заведомо пассивный по отношению к матери, и чрезмерно чуткий и связанный скрытыми узами с дочерью. Мать воспринимается как соперница, надоедающая и контролирующая [...] Общим моментом, лежащим в основе обоих этих репрезентативных примеров, является несоответствие обоих родителей их специфическим родительским, ролям, что связывается с феноменом истерии [...]. Независимо от того, отходит ли мать на слабую, незначительную позицию, или же, чувствуя угрозу со стороны ребенка, реагирует соперничеством, главной проблемой остается недостаток зрелости в сфере супружеской взаимности или материнской плодовитости. Аналогично, независимо от того, выражаются ли отцовские проблемы собственной неадекватности путем демонстрации своей псевдомужской хрупкости или же тонкости, тепла, сексуальности и консервативности в отношениях с дочерью, мужчина отягощает сам себя и открывает собственную незрелость (стр.15).

Стремясь к наиболее полному пониманию этих механизмов, необходимо сделать обзор данных на тему случаев инцеста и связанных с ним условий. Затем мы перейдем к рассмотрению полученных Herman (1981) результатов, в которых она сравнила семьи, в которых выявлены факты инцеста с семьями, характеризующимися отношениями соблазнения между отцом и дочерью.

Оценка частотности появления случаев кровосмесительных отношений удерживалась в целом стабильно на уровне около 2%. Например, Russele (1986) установил, что «каждая из 43 женщин, для которых биологический отец был в детстве главной фигурой, была им сексуально использована» (стр. 234) до достижения возраста 14 лет. Это составляет 2,32% или на более 2,9 миллиона женщин в Соединенных Штатах, исходя из оценки общей популяции.

В то же время «женщины, которых воспитывали приемные отцы, с более чем семикратной вероятностью были им используемы, чем женщины, воспитываемые отцом биологическим», что основано на факте, что «примерно одна из шести женщин, для которых центральной фигурой в детстве был приемный отец, была им сексуально использована до достижения 14 летнего возраста» (стр. 234): Мы можем быть спокойно убеждены в недооценке масштабов явления, принимая во внимание ранее упомянутую склонность жертв сексуального злоупотребления к забыванию этих болезненных для них событий и нежелание говорить о них даже тогда, когда они сохранились в памяти. С целью более общей оценки фактов сексуального использования Peters, Wyatt и Finkelhor (1986) сделали обзор 19 объемных исследований, процентные результаты которых имели разбежку от 8% до 62%. Среднее арифметическое всех этих исследований составляло 23% и может быть признано консервативной оценкой распространенности этого явления. Finkelhor и Baron (1986) приводят соотношение 5:1, когда сравнивают инциденты сексуального использования детей женского пола со случаями такого злоупотребления в отношении к детям мужского пола. Эту пропорцию можно перевести на 4,5% случаев мужских жертв отклонений сексуального характера. Взрослые особи мужского пола также намного чаще прибегают к сексуальному использованию детей. Russell и Tinkelhor (1984) свидетельствуют, что 95% девочек и 80% сексуально используемых мальчиков преследовались мужчинами. Кроме уже описанных семейных динамизмов, сопутствующих случаям инцеста между отцом и дочерью, существует еще много других факторов, также распространенных в таких ситуациях. Приступая к их обсуждению (такому, какое мы провели в отношении этих двух), важно помнить, что хотя все они в заведомо высокой степени связаны со случаями инцеста, но появляются не во всех конкретных случаях. Это факторы, которые должны нам помочь сконструировать общую теорию, касающуюся того, что может присутствовать в таких семьях. Вот их перечень.

Отсутствие матери (физическое или психическое). Maisch (1973, стр. 136) например, обнаружил, что 33% матерей в семьях с чертами инцеста, страдали от какой-либо серьезной физической болезни. Herman (1981, стр.77) в свою очередь говорит, что 50% наблюдаемых ею женщин, имеющих кровосмесительный опыт со своими отцами, помнят, что их матери страдали от болезней, ограничивавших их возможности, которые влекли за собой частое пребывание в больнице. Herman делает вывод, что «семьи, в которых матери были неестественным образом лишены своей позиции, то ли в результате побоев, физического недомогания, психической болезни или груза многократных родов, кажутся особенно подверженными риску появления открытых случаев инцеста» (стр. 124)

Смена ролей. Большинство исследований на тему кровосмесительных семей регистрируют частые случаи смены ролей. Дочь часто принимает часть материнских обязанностей, в то время, когда мать становится более зависимой и/или менее вовлеченной в семейные дела. Этот паттерн сопровождается серьезной физической или психической болезнью матери, как мы заметили ранее. Justic (1979) приводят это в качестве наиболее встречающейся черты кровосмесительных семей. «Мать хочет стать ребенком, дочь хочет стать матерью. Эта главная симбиотическая черта находит свое отражение почти во всех описаниях матерей, мужья и дочери которых вовлекаются в кровосмесительные отношения» (стр.97). Те же самые авторы приходят к выводу, что многие матери из инцест-семей холодны и не заинтересованы в сексе со своим мужем. Эта ситуация, по их мнению, способствует смене ролей также и в сексуальной сфере.

Высокий уровень стресса. Justice и Justice (1979), применив «Шкалу нового социального приспособления», оценивали также степень стресса, с которым имеют дело семьи, сравнивая 35 семей, в которых имели место факты использования, с группой 35 семей, функционирующих нормально. Различия оказались серьезными — семьи из первой группы достигли среднего результата 234, тогда как результат во второй группе составил 124. Результаты инцест-семей (подгруппа, в которой имелись случаи злоупотребления) усредненные на 240 показывают, что в этих семьях присутствовал высокий уровень стресса, связанного с важными жизненными переменами в течение года, предшествовавшего появлению фактов инцеста.

Изменение сексуального климата. Исследования и клинические отчеты периодически подтверждают, что сексуальный климат в инцест-семьях либо слишком репрессивен, либо характеризуется неестественно интенсивной эротической стимуляцией. Например, Weinberg (1976) пришел к выводу, что в изученных им инцест-семьях налицо необычайно высокий уровень сексуального возбуждения. Дети часто видят порнографические материалы, слышат непристойные выражения, застают своих родителей во время сексуальных актов. В свою очередь другие наблюдатели наоборот отмечали пуританские взгляды и репрессивное поведение родителей (например, Thorman, 1983).

Социальная изоляция. Семьи, в которых встречается инцест, часто можно охарактеризовать, как относительно оторванные от внешнего мира. В итоге их члены вынуждены искать удовлетворения всех своих потребностей друг у друга. Такая социальная изоляция часто служит способом укрепления железной власти отца. В других же случаях, наоборот, используется в качестве объяснения факта стремления отца найти сексуальное вознаграждение у своей дочери, когда жена по каким-либо причинам недоступна или не вызывает желания. К тому же исследователи часто обнаруживают, что многие родители в инцест-семьях обладают очень бедными социальными навыками, ограничивающими их способность удовлетворять свои потребности вне круга семьи. Поскольку я лично убежден, что пример чистого или «эдипального» истерика часто связан с семейным укладом, созданным соблазнителем отцом и холодной, отсутствующей и соперничающей матерью, нелишне будет обратиться к выводам Herman, которая сравнила семьи с инцестом с теми семьями, в которых отношения между отцом и дочерью имеют сексуальный отзвук. При этом необходимо помнить, что в своих примерах семей она обнаружила только такой паттерн, в котором доминирующей фигурой был отец.

В целом семьи эти были очень похожи. Обе группы характеризовались очень пуританским и негативным отношением к сексу. Подобно семьям с инцестом, дочь соблазнителя-отца считала отношения между родителями полными напряжения и холода; собственно вся семья представлялась ей, как холодная, не заслуживающая доверия и очень ограниченная эмоционально. Преобладали традиционные взгляды на роли полов. Главной задачей матери было выполнение обязанностей жены и хозяйки дома, отец же занимал открыто доминирующее положение. Дочери воспринимали своих родителей, как несчастливых в своем браке и боялись ухода отца, также и жертвы инцеста. Отцы в обеих группах демонстрировали относительно высокую склонность к злоупотреблению алкоголем (35% случаев в обеих группах). Матери в обеих этих группах характеризовались, как зависимые от своих мужей и «отчаянно решившие защищать свой брак любой ценой» (Herman, 1981, стр. 112), даже если обрекали этим себя на серьезное вербальное насилие. Также, как и в примерах инцеста, многие из этих женщин описывали своих матерей, как холодных, враждебных и указывали на присутствие в отношениях с ними открытого соперничества. Матери семей, в которых имело место соблазнение, переносили этот паттерн на своих дочерей. Таким образом они внушали им, что главной целью женщины является забота о мужчине и способствовали возникновению между ними интенсивной борьбы за его внимание.

Herman написала, что «подобно жертвам инцеста, многие из этих женщин чувствовали, что их матери в каком-то смысле жертвуют ими ради отца. Внешне они открыто демонстрировали неприязнь к особым отношениям между отцом и дочерью, тогда, как в тайне (и дочери могли это почувствовать) если не способствовали, то по крайней мере одобряли, такие связи» (Herman, 1981, стр. 114). Хотя дочери пользовались особым благорасположением отца, все же многие из них, подобно девочкам из инцест-семей, тосковали по более близкому отношению и поддержке со стороны матери. Отец часто использовал дочерей в супружеских спорах, таким образом отыгрываясь на жене. Herman также утверждает, что «поскольку дочери оказались втянутыми в супружеские конфликты в роли соперницы матери, то часто переживали глубокое внутреннее противоречие. В итоге они чувствовали, что могут понравиться отцу только ценой отдаления от матери. Так они расплачиваются за специальный статус в своей семье, чувствуя зависть и претензии со стороны матери, а часто также и со стороны остальных родственников» (стр. 115).

Это в точности соответствует паттерну, который я неоднократно имел возможность наблюдать в случаях истерической личности у женщин. Это самый настоящий «эдипальный конфликт», но никак не фантазия. Он был навязан родителями. В наблюдаемых Herman семьях отцы реагировали на пробуждающуюся сексуальность дочерей либо попытками установить контроль за их общественным и сексуальным поведением, либо полностью его отвергая.

Различия между семьями с соблазнителями-отцами и теми семьями, в которых доходило до инцеста, также очень интересны. Хотя соблазнители-отцы занимали однозначно доминирующую позицию, только 20% дочерей упоминали об их склонности к применению насилия, по сравнению с 50% у отцов, которые совершили инцест (Herman, 1981, стр. 111). Отцы из первой группы осуществляли контроль скорее при помощи самоотстранения, ухода, чем при помощи вызывающей страх жестокости. Иначе обстоит дело с теми, кто совершает инцест. Среди них часто появляются любители женщин. Их приключения могли быть известны всей семье. Если же нет, то дочери посвящались и тем самым вовлекались в факты неверности.

В свою очередь матери в этих семьях отличались тем, что в первом случае физически были более здоровы, более ассертивны, самостоятельны и социально заинтересованы. Только 15% из них имели серьезную болезнь, в отличие от 55% в инцест-семьях. Матери эти также имели меньше детей и в меньшей степени склонны были меняться ролями со своими дочерьми.

Хотя дочери в семьях с соблазняющим отцом были в значительной степени отсталыми по причине царящих там дисфункциональных отношений, они в целом были не так травмированы, как жертвы инцеста. В отличие от второго варианта, эти женщины не решались на длительные уходы из своих семей. Только одна из 20 (5%) предпринимала попытки к бегству, тогда, как в группе жертв инцеста было 13 случаев на 40 человек (32%). Ни одна не обратилась в школу-интернат или в общество социальной помощи, только 3 забеременели в подростковом возрасте (15% по сравнению с 45% жертв инцеста) и значительно меньше из них вступили в брак. Их успехи в учебе были значительно выше — 30% из них получили университетские дипломы, при 8% — в другой группе. Хотя многие из них страдали от депрессии, ее симптомы не были настолько серьезными и только 20% злоупотребляло алкоголем и наркотиками, при 35% в противоположной группе. Кроме того, только одна особа когда-либо в своей жизни предпринимала попытки самоубийства, в отличие от 38% случаев среди девушек с опытом инцеста. Ни одна из этих женщин не констатировала факта побоев со стороны мужа или любовника, что мы можем сравнить с 28% во второй группе.

«Хотя в целом они не находились в такой серьезной депрессии, как жертвы инцеста, большинство из них (55%) обнаруживало главные проявления депрессии. И хотя только 10% из них имели принципиально негативное отношение к себе самой по сравнению с 60% во второй группе, все-таки такой же низкий процент из них давали себе принципиально позитивную характеристику. Подавляющее большинство (80%) имело двойственное или смешанное представление о самой себе, они считали себя либо «хорошими девочками» либо «плохими девочками». С одной стороны они воображали себя в идеализированной роли «папенькиной принцессы», а с другой никак не смогли целиком подавить тайну кровосмесительного оттенка своих отношений с отцом и представляли себя маленькими искусительницами, которые вызывают в своем отце интерес и желание, а в матери — ревнивую враждебность» (Herman, 1981, стр. 119-120).

Herman подчеркивает, что «многие из этих женщин расценивали себя, как особ, ведущих двойную жизнь и некоторые из них действительно вели тайную сексуальную жизнь». Также она приводит много примеров того, какими способами эти личности словно продолжают играть эти отчасти раздельные, по меньшей мере не интегрированные роли «хорошей девочки» и «плохой девочки».

Многие женщины, выросшие в соблазняющем их окружении, испытывали трудности в отношениях с мужчинами. Одной из типичных проблем был «повторяющийся паттерн романтического восхищения, после которого наступало разочарование и злость» (стр. 122). Другой паттерн состоит в том, что словно копирует поведение их матерей в их сосредоточенных попытках привлечь и удержать трудного мужчину. Следующий паттерн — это поиск непостоянного или недоступного мужчины с целью сохранения отношений с соблазняющим отцом. Еще один — это вовлечение в треугольник с мужчиной и соперницей. Другой паттерн состоит в стремлении «заинтересовываться мужчиной, который был бы либо отдален и незаинтересован, либо контролировал и доминировал» (стр. 122). Немногие из этих женщин «способны устанавливать такие отношения с мужчиной, которые были бы основаны на взаимности» (стр. 122). Половина дочерей соблазняющих отцов жалуются на сексуальные проблемы. Подобно жертвам инцеста они склонны придавать мужчинам чрезмерную ценность и недооценивать женщин и часто имеют поверхностные отношения с другими женщинами. Дочери соблазняющих отцов испытывали значительные трудности с прекращением сексуально окрашенных отношений, а некоторые из них так и не достигли удовлетворительного разделения. Коротко говоря, жертвы инцеста, называющие себя «ведьмами и девками» (стр. 119) и «непростительно плохими» (стр. 124) были глубоко покорены и утверждены в своей негативной идентичности. Также, как сильный или «эдипальный» истерик, дочери соблазняющих отцов чаще всего «старались жить в соответствии с образом хорошей девочки, часто навязывая себе нереальные стандарты успехов. Всех их преследовал страх, скрывающий за фасадом достойную жалости личность, которая была поставлена перед выбором: оказаться раскрытой или получить преимущество» (стр. 120). Поэтому такие женщины, подобно описанному ранее сильному истерику, представляются нам в положении победителя, особенно если сравнить их с жертвами инцеста, состояние которых характеризуется большим количеством мазохистских черт. Однако эта позиция победителя непрочна и должна постоянно подкрепляться маневрами, которые «плохую» идентичность либо подавят, либо отменят.

Сравнивая эти два семейных паттерна, Herman делает вывод: «два типа семей отличает не столько их тип, сколько степень — открыто кровосмесительные семьи демонстрируют патологический экстремум мужского доминирования, а семьи подспудно кровосмесительные демонстрируют более обычное разнообразие» (стр. 124). Также вполне вероятно, что семьи с соблазняющими отцами могут переходить в открыто инцестуальный тип в ситуациях серьезного отсутствия матери и/или высокого напряжения в результате стрессовых изменений в жизни.

Динамические процессы и внутренние отношения с объектом

Согласно описываемой точке зрения «эдипальные» проблемы могут выступать в форме континуума от глубоких до относительно легких, в зависимости от широты и силы опыта насилия в сексуальной сфере. Более того, эти проблемы могут и, как правило, сосуществуют с одной или несколькими основными экзистенциальными личностными проблемами, описанными в этой книге. Рассматривая сам по себе вопрос сексуального использования, кажется, что наиболее сильные и серьезные формы сексуального злоупотребления чаще всего будут формировать структуру личности, которая носит в большей степени саморазрушительный и мазохистский характер. Тогда, как описанные здесь случаи более легкой этиологии с большей вероятностью будут создавать личностный паттерн, связанный с «сильной или зрелой» истерической личностью. Таким образом, истерические сигналы и симптомы в целом являются попыткой справиться с нарушениями в семейной системе. Плохо действующая система всегда будет использовать потребности своих более слабых членов, чтобы втянуть их в свои негативные отношения. Когда же эта фальшивая система будет принята, ее будут отрицать все, кто в нее входит, или же обосновывать, как в некоторой степени оправданную или необходимую и, в конце концов, скрываемую. Каждый, кто участвует в этой корумпированной системе и в ее окончательном скрывании, всегда решается на компромисс. И каждый раз, когда это будет возможно, имеющий самую большую власть в этой системе, будет обвинять самого слабого — каждый раз, когда подведет фальшивое прикрытие и нужно будет найти виноватого.

Thorman (1983) в своем описании инцест-семей выясняет, каким образом жертва дочери встроена в изначальную коррупцию системы.

Ей говорят, что в кровосмешении нет ничего ненормального, но также говорят, чтобы она никому не выдавала секретных отношений [...] Ей внушается, что ее поведение недостойно, но что ее отец хочет, чтобы она поддерживала с ним такие отношения, в то же время сохраняя молчание. Она оказывается пойманной в двойной капкан. Если она выдаст секрет, то не выполнит волю отца. Если же не выдаст, то будет вынуждена продолжать плохое поведение. Какую бы возможность она ни выбрала, она заплатит за это сполна. (стр. 73)

Стоит еще, наверное, добавить, что даже если дочь раскроет тайну, то ей не поверят. Если же ее слова будут признаны правдой, то ее обвинят в провоцировании таких отношений с вытекающими из этого последствиями для отца и расколом семьи, если таковой произойдет. Очевидно, что тот же общий динамизм действует в семьях, которые имеют соблазняющего отца.

Мы можем еще раз воспользоваться универсальной моделью Fairbairn, описывающей детскую реакцию на плохих родителей — интернализацию плохих отношений self-объекта вместе с расщеплением (соответствующая диаграмма представлена на рис. 1). Модель эта в случае истерической личности будет более сложной, поскольку здесь мы, как правило, имеем дело с большим количеством плохих объектов. Кроме фигур отца и матери, это могут быть родственники и другие люди.

Рассматривая проблему истерической конверсии, Fairbairn подчеркивает универсальный рассеивающий характер форм истерической защиты, которые отвращают внимание от реальных интерперсональных проблем. «Принципиальной и характерной чертой является то, что физические состояния выполняют роль субститута на месте личных проблем; и что эта субституция позволяет игнорировать личные проблемы, как таковые. Все личные проблемы по сути являются проблемами, касающимися личных отношений со значимыми объектами, а объекты, вовлеченные в истерические конфликты, являются, главным образом, внутренними объектами, или, конкретнее, — объектами притягивающими и фрустрирующими [...]» (Fairbairn, 1954, стр.117). Работая с этой моделью, я пришел к выводу, что наиболее приемлемо считать либидонозным или «притягивающим» объектом тот, которого ребенок требует для достижения оптимальной зрелости в сфере отдельной проблемы развития. В случае проблем «эдипальной» природы, ребенок женского пола нуждается в таком отце, который может быть безопасной целью его развивающего осознания сексуального возбуждения, восхищения противоположным полом и зарождающимся интересом к чудесам огромного мира.

Во многих случаях женщин с истерической личностью девушки также обращаются к своим отцам в поисках вознаграждения не удовлетворенных ранее потребностей в заботе и поддержке. Это приводит к появлению часто наблюдаемого орального оттенка в истерической личности (например, Blacker, Tupin, 1991; Marmor, 1953). Таким образом фигура отца для незрелой сексуальности становится комбинацией сексуального объекта, спасителя и проводника во внешнем мире.

Однако в случае формирующейся истерии, встречают не эту оптимальную фигуру, а отца, который использует, сам сексуально возбуждается и, тем самым, чрезмерно возбуждает и коррумпирует ребенка. Хуже того, он использует свою дочь, чтобы отомстить жене.

Плохой мужской объект интернализируется без этой крайней фрустрации и расщепления на притягивающую и отталкивающую части. «Плохая» сторона антилибидонозного объекта — это коррумпирующий соблазнитель, который использует зависимость и ранние сексуальные потребности своей дочери, чтобы ее вовлечь. Антилибидонозное self — это то self, которое оказалось коррумпированным, соблазненным и обманутым. В итоге она сама становится соблазнительницей, ответственной за пробуждение похотливого интереса у своего отца и за рану матери по причине удаления от нее его чувств. Тайный характер этих особых отношений усиливает антилибидонозные связи между self и плохим объектом.

Идеальная фигура матери в этой драме, это такая мать, основные отношения и чувство self которой настолько безопасны и достаточно зрелы, чтобы могли допускать и радоваться увлеченности, заинтересованности и полной либидонозной поглощенности своей дочери, когда та обращается к отцу. В этой идеальной ситуации связь и идентификация с матерью так сильны и безопасны, что другие автономные устремления, а также значимые связи и увлечения могут развиваться свободно. Такая мать будет защищать свою дочь от чрезмерной стимуляции в ее предприятиях и будет для нее доступна, если вдруг появятся ситуации излишней стимуляции или использования. В случае истерической личности эти естественные ожидания также подвергаются сильной фрустрации. Часто это происходит в предыдущих «преэдипальных» фазах развития, и всегда в эдипальной фазе или на дальнейших этапах развития.

Затем происходит интернализация этого фрустрирующего плохого объекта. В антилибидонозной сфере мы часто обнаруживаем фигуру матери, которая тайно сотрудничала в процессе корумпирования дочери, которая не смогла ее защитить, не была для нее доступна, когда та искала поддержки и в целом дала понять о своем чувстве угрозы, желания отомстить и возложить вину на дочь. В этих бессознательных отношениях, следовательно, антилибидонозное self — плохое, сексуальное, коррумпирующее другую женщину, которая ранит любимого человека своей сексуальностью, соперничеством и подверженностью коррумпированию. Именно так выглядят некоторые «личные проблемы» истерической личности, а ее характерные симптомы вполне можно счесть попытками справиться с ними. Все другие характерные черты истерической личности относятся к тем интерперсональным ситуациям, в которых личность реализует во внешнем мире свои интернализованные проблемы через перенесение. Выражаясь кратко, типичные проявления истерической личности — это либо форма защиты от подавленных «личных проблем», за счет чего и поддерживается депрессия, либо манифестация этих проблем в повседневной жизни личности.

Истерическая личность широко известна своей склонностью играть альтернативные роли или вовлекаться в альтернативные отношения, в которых она реализует различные аспекты тех бессознательных, интернализованных образов самой себя или моделей ролей в отношениях. К примеру, женщина может быть наивной, милой девушкой в одной ситуации или в один период, тогда как в другое время будет девушкой сексуально провоцирующей и манипулирующей. Также она может вступать в любовные связи со старшими, дающими опору и поддержку, мягкими мужчинами, в которых она будет относительно асексуальной и невозбужденной, а потом — в контакты с мужчинами, которые далеко не так хорошо к ней относятся, но вызывают сексуальное возбуждение и т.д. Очень часто истерические защитные механизмы служат блокировке осознания этой несогласованности или проблем, связанных с этими ролями или отношениями. Это позволяет бесконечно вращаться в их рамках, не сопоставляя их, не принимая решения и не предпринимая попыток их интегрирования. Помня об этих скрытых «личных проблемах», перейдем теперь к эмоциональному, бихевиоральному и когнитивному описаниям типичной истерической личности.

Чувства, поведение, мышление

Чувства

Исследуя характерные для истерической личности чувства, следует помнить, что только что описанная этиологическая ситуация всегда является слишком серьезным переживанием и вызывает замешательство своей неразрешимой двойной связанностью мощными первобытными силами. Эта ситуация, эти чувства и вызванные ими конфликты — все это действует угнетающе. Поэтому следует принять, как данность, что скорее всего чувство эмоциональной подавленности — это нормальная реальность для этих людей. Внезапное же и интенсивное проявление некоторых из этих эмоций может служить снятию напряжения, а также препятствует полному осознанию того, что на самом деле представляют собой эти чувства. Такие взрывы эмоций чаще всего приводят к вовлечению других людей. Иногда это выливается в цепочку событий мелодраматического характера, позволяющую поддерживать постоянное состояние рассеянности. Самым простым способом описания истрионических элементов истерического характера является представление их в форме разных проявлений эмоциональной защиты или, используя язык Eric Berne, эмоциональных игр. Игра заключается в том, что демонстрируемые чувства скрывают или защищают от других чувств, которые — в случае, если бы их пришлось испытать во всей их глубине — стали бы угнетающими и в своей области выявили бы ранее описанные отношения self-объект. Чувства, служащие этим оборонительным задачам, другими людьми часто воспринимаются, как неискренние или искусственные. Их излишне драматичная природа и неадекватность, принимая во внимание, как их контекст, так и интенсивность, и факт, что они настолько типичны и что не приводят ни к какому решению, заставляют нас считать их наигранными и не вполне настоящими. Таким же образом могут выражаться и восприниматься даже позитивные чувства, поскольку такая манера позволяет удерживать в репрессии то, с чем пришлось бы столкнуться, если бы личность вошла в границы своих более естественных состояний или решилась на более открытую интимность в отношениях с другими людьми.

Бессознательные истерические чувства соединяют репрессированные отношения self-объект. По отношению к фигуре матери выступает либидонозная тоска по какой-то заботливости и поддержке, которых невозможно было у нее найти, по крайней мере в конфронтации с соблазняющим отцом и очень часто также в предыдущих фазах развития, когда существование целиком зависело от нее. Чем сильнее материнское вмешательство, тем ниже уровень индивидуального функционирования и серьезнее сопутствующая этому дезорганизация, явившаяся в ответ на мощнейшие эмоции.

На другом конце расщепления self относится к антилибидонозной фигуре матери. В этом случае мы имеем дело с порядочной дозой подсознательного соперничества, страха перед местью, чувства вины по поводу травмы фигуры матери и т.д. Давая о себе знать эти антилибидонозные понятия, касающиеся self, порождают депрессию, но и здесь депрессия обычно используется как защита от чувств. В своих исследованиях Slavney и McHugh (1974) установили, что самой очевидной чертой, отличающей их истрионических пациентов от других психиатрических пациентов была попытка самоубийства, как причина их госпитализации (р<0,02). Разница эта становилась еще более значительной, если дополнительно рассматривались случаи депрессии, которой не сопутствовали суицидальные попытки (р<0,001). Более того, эти авторы отмечают, что большинство попыток самоубийства личностей с диагнозом истрионической личности точнее всего будет охарактеризовать как суицидальные жесты, отличающиеся от серьезных попыток самоубийства. То есть в этих случаях мы имеем дело с драматичным, хотя только мнимым, acting-out, которое мгновенно привлекает внимание и вовлекает других людей.

Весьма интересно, что в этих исключительно объективных исследованиях на тему истрионической личности, единственными — при наличии большого количества изучаемых переменных — потенциальными движущими факторами, отличающими эти группы от других, были проблемы в семье и во взрослых любовных отношениях. Однозначно большее количество людей с истрионической личностью упоминали о плохой атмосфере в доме (72% по отношению к 37%, р<0,01) и неудачных браках (75% по отношению к 20%, р<0,05). Авторы проследили также статистически не представляющую особой ценности, но достаточную упоминания, частоту примеров злоупотребления отца алкоголем (44% отцов личностей истрионического склада по сравнению с 19% в контрольной группе).

Переходя в настоящий момент к подавляемым отношениям с фигурой отца, следует заметить, что истерическая личность по-прежнему тоскует по либидно-притягательной но безопасной мужской личности, которая сможет о ней позаботиться и спасти. Эта парадигма часто находит свое выражение в сознании, но сексуальность личности уже коррумпирована тем, что может пробуждаться только в рамках запрещенного романа и при сопутствующем этому использовании. В результате тоска может подавляться, если складываются такие интригующие отношения; а подавляемая сексуальность может репрессироваться в моменты, когда возникает тоска по спасению.

По антилибидонозную сторону расщепления отец воспринимается как мужчина — источник бесчестия, соблазнитель и тот, кто коррумпирует. Существует мощная бессознательная враждебность по отношению к мужчинам за то, что они используют личность. Эта враждебность в сущности — есть здоровое проявление и происходит из либидонозного self. Антилибидонозное же self ощущается как тайно содействующее и разрушающее отношения. В итоге у истерической личности складывается чувство, что она делает что-то плохое и что сама является плохой соблазнительницей. Такой образ self также приводит к депрессии; поэтому она будет прибегать к крайне эмоциональным состояниям и бихевиоральным маневрам, только бы избежать более глубоких эмоциональных переживаний (например, попытки самоубийства). В ней будет присутствовать также огромная враждебность к мужчинам, которые кажутся слабыми и неспособными удовлетворить заблокированные либидонозные истерические ожидания. Я считаю, что структурно враждебность эта исходит от антилибидонозного self и объекта и направлена на несовершенное либидонозное self. Такие враждебные чувства по отношению к мужчинам могут находить свое внешнее выражение, особенно если можно найти для них удовлетворительное оправдание.

Мышление

Даже и не думай об этом.
Аноним.

Истерическая личность не способна ни глубоко переживать свои «личные проблемы», ни основательно их обдумать. Она пользуется такими когнитивными стратегиями, которые не дают ей такой возможности путем стирания информации и блокировки или притупления мыслительных процессов. Чтобы как следует разобраться в этих механизмах, стоит прочитать Shapiro (1965), который подчеркивает глобальный и импрессионистский характер мышления, ограниченный доступ к воспоминаниям и простоту когнитивных категорий, служащих для детерминирования значения событий и действий других людей. Путем диссоциации истерик может с успехом отделить мысль от чувства и действия. Он может, например, заведомо сексуально провоцировать, не осознавая никаких сексуальных мыслей или чувств.

Истерические личности известны тем, что переносят чувства и мысли из их естественного контекста, который однако мог бы создавать для них угрозу, в другие ситуации, которые не вызывают острого чувства угрозы, но в реальности совершенно им не соответствуют. Особенно заметно это становится в психотерапии, где они часто переносят идеи и чувства, связанные с терапией, на другие отношения и наоборот. Истерическая склонность к реализации таких перенесений может создавать исключительную напряженность в процессе терапии. Особенно если личность осуществляет позитивные или негативные перенесения того, что связано с терапией, на другие отношения в своей жизни. Истерик на низком уровне функционирования особенно склонен к негативным перенесениям, поддерживая конфликты в своих любовных связях или вообще разрывая их. В других случаях, если происходит позитивное перенесение, он может вступить в связь и даже в брак с неподходящим партнером. Таким образом истерик иллюстрирует поговорку «Левая рука не знает, что делает правая». Он сам иногда замечает в себе эту черту, а уж другим она видна невооруженным глазом.

Импрессионистская и обобщающая природа мыслительных процессов истерической личности особенно хорошо прослеживается в ее речи. Она говорит о предметах, используя общие неясные термины и часто отказывается от вербальной конкретизации. В своем отчете о данном типичном случае Horowitz (1991) записал, что в словаре его клиентки даже не было слов, которыми она могла бы описывать конфликтогенные сексуальные вопросы. В результате она была не способна вести какой-либо более конкретный разговор на эту тему. В то же время она не воспринимала себя, как особу, имеющую влагалище и таким образом в зрительной области она прибегала к таким же приемам, как и в вербальной. То есть она не думала о вещах, которые представляли для нее угрозу. В этом примере также доходило до отделения одной познавательной системы (то есть образного, эмоционального и вербального мышления) от других.

Существует другая стратегия, наиболее очевидно используемая истерическими личностями в рамках психотерапевтических встреч. Это открытое стремление к тому, чтобы заблаговременно закрыть опасную тему. Этой стратегии присущи эмоциональные проявления апатии и безнадежности. Таким образом угрожающие проблемы разрешить становится невозможно. Это, в свою очередь, приводит к тому, что истерик начинает воспринимать себя как некомпетентную и словно ненастоящую личность. У личностей с низким уровнем функционирования многие из этих защитных когнитивных операций весьма нестабильны и нечетки. В такой ситуации истерик особенно склонен погружаться в состояния измененного сознания (непреднамеренно или намеренно) — прибегая к наркотикам и алкоголю. Этой цели вполне могут служить проявления конверсии или приступы истерии, а также уродование себя, эпизоды распутства и воздержания, попытки самоубийства и их последствия и т.д.

Истерик обладает склонностью считать себя особой, не несущей ответственности за то, что с ней происходит и за свои попытки вызвать симпатию, поддержку и спасение. Такое пассивное отношение к self — это своего рода защита от негативных репрезентаций self — эффектов интернализации плохой матери и плохого отца. К сожалению защитная манера познания может вызывать ощутимый дефицит способности планировать и строить свою жизнь таким образом, чтобы достигнуть того, что необходимо. Более того, она затрудняет процесс обучения, который мог бы развиваться при условии надлежащего восприятия обратной информации, касающейся собственной роли личности в реализации ее жизненных целей. Это еще более закрепляет склонность считать себя и других фигурами несущественными и ни за что не отвечающими. Правильная терапия истерической личности заключается в том, чтобы помочь ей в глубоком переживании, а также в ясном и исчерпывающем мышлении. Добиться этого можно путем демонтирования всех когнитивных и эмоциональных механизмов защиты, которые перед этим мы описали. Однако, как только это произойдет, будут разрушены механизмы репрессии и скрытые «личные проблемы» пациента будут теперь постоянно проявляться в форме терапевтического перенесения, а также в его жизни. Тогда они будут выражаться в соответствующих отношениях. Теперь рассмотрим поведение клиента в таких отношениях.

Поведение

В историческом контексте существовали два главных источника недоразумений в описании и понимании истерического характера. Наиболее вероятной причиной такого расхождения мнений была равнозначность в трактовке истерической личности и явления конверсии. Это приводило к тому, что теоретики вместе группировали пациентов, которые применяли особый защитный механизм, но которые не обязательно должны были обнаруживать подобное сочетание этиологических факторов, ключевой комплекс проблем или целостный стиль личности. (Randell, 1959). Вторая причина диагностических и теоретических недоразумений коренилась в приписывании оральному характеру многих страданий, которые испытывает истерическая личность. В свете самых современных представлений, дети, пережившие разочарование по поводу недостатка заботы, будут в значительно большей степени подвержены, во-первых, сексуальному использованию, а во-вторых, вытекающему из этого самообвинению. Оральное ограничение способствует формированию ситуации сексуальной эксплуатации, лежащей в основе «эдипальных проблем». Однако, на мой взгляд, с теоретической и практической точки зрения разумнее всего будет разделить эти два этиологических источника психопатологии. Оральные и истерические проблемы часто могут сосуществовать в одной и той же личности, но теоретически представляют собой отдельные проблемы и должны рассматриваться именно таким образом.

Если устранить эти два источника недоразумений, то мы придем к значительно более точному определению этой разновидности нарушений, невроза или стиля личности. Этот синдром можно идентифицировать у взрослых людей, которых в детстве в рамках семейной системы сексуально или каким-либо иным способом использовали. Это использование происходило в рамках «эдипальных проблем», т.е. тех, которые относятся к сексуальности, любви и соперничеству. Синдром этот наверняка является не единственной формой адаптации при этиологии такого рода, но есть все основания для того, чтобы считать это особым комплексом проявлений, чаще всего появляющимся у сексуально используемых женщин в европейской или североамериканской культуре. Истрионическое по своей природе поведение — излишне драматичное, эмоциональное и привлекающее внимание — тесно связано с этим синдромом. Однако оно — лишь одни из его многочисленных элементов. А как и в случае с любым другим синдромом, любой единичный элемент может быть оставлен без внимания. Именно поэтому я по возможности стараюсь избегать определения «истрионическое нарушение личности». Особы с такого рода нарушением личности в равной степени могут не быть истрионическими и не обязательно будут проявлять симптомы конверсии. Однако они неизменно будут обнаруживать проблемы в сфере отношений, особенно что касается отношений сексуальных и интимных.

Таким образом, под характерными проявлениями какого-то конкретного типа характера можно понимать поведение перенесения в самом широком смысле, отражающее скрытые и бессознательные отношения self — объект, либо как разновидности защиты, применяемые против этих перенесений. Сами по себе эти приемы защиты личностью не воспринимаются как симптоматические, поскольку она преимущественно склонна думать, что они служат каким-то конструктивным целям. До тех пор, пока они будут работать, что часто наблюдается в примере личностей, функционирующих на более высоком уровне, до тех пор вероятность их обращения к психотерапии очень низка. Истерическая склонность пользоваться защитными механизмами наиболее очевидна в эмоциональной и когнитивной областях, где, как мы видели, личность блокирует себя от глубокого переживания и серьезного анализа своих личных проблем. В бихевиоральной области истрионические проявления также носят оборонительный характер. Но именно в этих поступках, совершаемых в рамках отношений с другими людьми, мы можем заметить попытки перенесения бессознательной модели ролевых отношений на повседневную жизнь личности. В контактах с мужчиной, например, женщина может вести себя очень кокетливо, робко и демонстрировать свою зависимость, провоцируя своего рода зависимое вознаграждение, в котором постоянно нуждается. Альтернативно, или в контакте с другим мужчиной, она может вести себя сексуально-соблазнительно или вербально агрессивно с самого начала или с момента, как только ее провокационное поведение вызовет сексуальную реакцию. Она может пользоваться собой, как сексуальным объектом, как это делал ранее ее отец. Другая возможность — это отношение к мужчине, как к именно такому сексуальному объекту и охлаждение к нему, как только он исполнит эту функцию, также, как было в ее случае. Нередки также случаи воспроизведения внутренних отношений self-объект; впрочем они встречаются в каждой структуре характера. Однако, что необходимо особенно подчеркнуть, в истерической личности, это быстрота переключения с одного рода отношений на другой, будь то с тем же самым человеком или с другими людьми. Параллельно могут присутствовать отношения, в которых играется одна из этих исключительно простых ролей в модели отношений с людьми, психология которых способствовала установлению взаимности в таких союзах. Более того, все эти отношения часто носят драматический характер «мыльной оперы», являющийся прямой противоположностью по-настоящему переживаемой человечности. Поэтому отношения, также, как и чувства, производят впечатление искусственности.

В отношениях с другими женщинами может присутствовать такая же простота, поляризация и непостоянство. Истерические женщины обычно не имеют близких связей с особами своего пола. «Они предпочитают общество мужчин». Женщин же воспринимают, как представителей более низкого интеллектуального уровня, относятся к ним враждебно или сопернически. Возможно они будут поддерживать контакты со своей матерью или «лучшими подругами», которые однако будут носить регрессивный характер. В таких отношениях они будут придерживаться манеры «маленькой девочки», делиться секретами, особенно по части мужчин, и демонстрировать поведение, соответствующее возрасту созревания или еще более раннему периоду.

Нередко женщины с истерическим типом личности вовлекаются в отношения любовного треугольника. Они могут быть той «другой женщиной» в треугольнике, какой они были в своих семьях или создавать такие связи, где с одним мужчиной они будут играть одну роль, а с другим — другую. Путаница, вызванная такими тройными союзами, также, как и путаница во всей их жизни, также выполняет защитную функцию. Возбуждение поддерживается на таком высоком уровне, что реальные личные проблемы не могут переживаться, обдумываться и прорабатываться. По такому же принципу выполняет свои защитные функции упрямство, эксгибиционизм, праздность, сексуальные контакты со многими партнерами или ревность. Они отвлекают внимание, сосредотачивают его на внешних проблемах и направляют на них внимание других людей. Если постоянно поддерживать дела в действии и придать им достаточно драматический характер, то тем самым можно отвлечь внимание от более глубоких мыслей и переживаний.

В целях защиты и для поддержания репрессии истерическая личность придает своим интерперсональным контактам только поверхностный вид. Такой внешний, неглубокий и искусственный контакт помогает ей уходить от реальности, связанной с плохим self и воспроизведением плохого объекта и позволяет жить в мире прекрасных фантазий. «Ничего плохого не случилось. Я не сделал ничего плохого. Однажды появится мой принц».

По этой же причине истерическая личность поддерживает только поверхностные любовные связи. Ведь более глубокий контакт для нее опасен. Ее очевидным намерением было приобретение необходимого внимания отца, но она действительно получила намного больше и в то же время намного меньше того, чего на самом деле жаждала. Заинтересованность отца имела под собой сексуальную почву и только до определенного момента могла приносить хорошее самочувствие. Реально она выходила за рамки этого критического предела и не давала соответствующего отражения, поскольку в большей степени определялась собственным сексуальным интересом отца, а не его заинтересованностью дочерью как личностью. Более того, сексуально окрашенные отношения с отцом заведомо разрушали ее отношения с матерью. Будучи ребенком, она обвинила во всем этом себя. Результатом могут быть последующие серьезные проблемы в установлении отношений с мужчинами, поскольку таким образом она приобретала бы то, чего не имела мать. Она действительно получает то, чего раньше лишила собственную мать. Бессознательно она ранит ее таким образом снова и вызывает у себя чувство вины. Это скрытое чувство вины может принимать различные формы (Engel, Ferguson, 1990).

Паттерны сексуального поведения могут скрывать в себе различные конфликты. Часто, например, в ее жизни присутствует большая зависимость по отношению к мужчине, как некогда было в отношениях с отцом. С такой точки зрения она имеет большую склонность считать мужчину и его потребности намного более важными, чем ее собственные, разделять его мнения почти инстинктивно и позволять ему сексуально или каким-либо другим способом использовать себя. Естественно, это вызывает у нее чувство сожаления и вся ее враждебность заслуженно или незаслуженно обращается на мужчину. В социальной и сексуальной областях истерическая женщина часто участвует в неестественных, манипулятивных и имеющих характер игры отношениях, которые предопределяют повторяющуюся драму. Они позволяют ей циклически проигрывать дополняющиеся модели ролевых отношений и выражать связанные с ними чувства. Например, в сексуальной сфере, провокация и соблазнение вызывает агрессивное, сексуальное отношение, которое наверняка является или воспринимается, как бесчувственность, использование или даже подлость. Такое поведение со стороны других людей становится оправданием для направленной именно против них скрытой враждебности. В социальной сфере, в свою очередь, беспомощность и безответственность поступков вызывают у других реакцию контроля и протекции. Однако истерик носит в себе обиду за то, что в прошлом его трактовали как безответственную и беспомощную особу и часто сопротивляется попыткам его контролировать. Это вызывает фрустрацию и чувство беспомощности у других людей. В итоге над обеими сторонами витает конфликт и чувство злости. В конце концов, истерик вновь получает внешне узаконенное объяснение реакции ярости.

Здесь вновь стоит напомнить, что в этом характерологическом описании мы имеем дело с архетипом, прототипом, стереотипом. Истерического характера нет. Это скорее общий сценарий явления, намечающий самые важные и наиболее распространенные темы отдельных человеческих дилемм. Любая реальная человеческая ситуация в целом более сложна, чем ее описание. Описание это карта, путь обретения инсайта в наши представления. Она — лишь отправная точка, когда мы имеем дело с конкретной личностью, которая проявляет некоторые из этих черт или поднимает эти темы.

Терапевтические цели

Рассматривая настоящую теоретическую модель, следует обратить внимание на то, что истерическая личность отличается от всех других ранее описанных типов. Если это психопатология на более низком структурном уровне (то есть в рамках нарушения личности), то ее источники следует искать в более ранних проблемах развития. Однако разница эта более теоретическая чем реальная, поскольку почти все люди с нарушением личности находятся под влиянием серьезных этиологических факторов, берущих свое начало в двух или более основных экзистенциальных жизненных проблемах, определяющих эти характерологические типы. Учитывая этот факт, при описании терапевтических целей я буду рассматривать только те стратегии, которые необходимы для «эдипальных» проблем.

Поэтому представленные ниже замечания не касаются адаптации, необходимых для тех личностей, которые страдают от описанного в предыдущих главах структурного дефицита, основанного на «преэдипальных» травмах. Психотерапия этого гипотетического, чистого «эдипального» характера в большей степени может прибегать к идеям, ассоциирующимся с более традиционным психоанализом. Вначале работа направлена на построение терапевтической связи, после чего следует вмешательство, направленное, главным образом, на обнаружение механизмов защиты, служащих подавлению или отсечению мыслей и чувств.

К ним относится расщепление, особенно в сфере разных моделей ролевых отношений и в отношении сопутствующих им чувств и поведения, как мы показывали ранее. После проведения анализа механизмов защиты проблематические мысли и чувства начинают пробиваться к сознанию и находить для себя пути выражения. Конечно добиться этого можно, только выработав терапевтическое взаимопонимание и создав такой терапевтический контекст, который будет однозначно восприниматься, как безопасный. Тогда конфликтогенные мысли и чувства перерабатываются в рамках терапевтических отношений. Считается, что работа эта будет особенно успешна, когда мысли и чувства будут переноситься на терапевтические отношения и в этом смысле могут быть переработаны в «реальном времени». Я убежден, что в фундаментальном смысле это — адекватная модель проведения психотерапии личностей с «эдипальными проблемами», хотя она не содержит подробной информации по поводу новейших или более здоровых моделей отношений self-объект, которые также должны появиться.

Когнитивные цели

В когнитивных целях терапевт должен будет сдерживать те маневры, которые обеспечивают личности подавление ее мыслей и чувств. Хорошим примером методики, способствующей достижению этой цели, являются свободные ассоциации. Главная задача — обеспечить свободный поток мыслей, сосредоточенных на тех темах, которые вызывают у клиента самое большое сопротивление. Таким образом выявляются блокады, налагаемые на свободные мысли. Попытки привязываться к мелочам, преждевременно закрывать проблему или полнейшие когнитивные блокады, находят таким образом разъяснение. Зачастую это происходит без дополнительных усилий терапевта. Дополнительная интерпретация позволяет выяснить особенности природы данной блокады и направляет внимание на скрытую динамику, которая, наверняка, отвечала за ее появление. Такая интерпретация требует правильной интроспекции и моделирует ее. Когда мысли начинают течь более свободно, обычно появляются воспоминания, связанные с определенными темами. Это могут быть воспоминания абсолютно новые или более отчетливые переживания былых воспоминаний с большим количеством связей между чувствами, мыслями и поступками. Если ничего подобного не произойдет, терапевт сам может вызывать такие воспоминания или воспроизводись связи между системами репрезентации.

В психотерапии, которая в большой мере является диалогом один на один, терапевт может как поощрять к ясному и более глубокому мышлению, так и моделировать его, закрывая или разрешая таким образом отдельные темы. Терапевт также может быть исключительно чуток к направленным на него поступкам пациента и давать на них разрешение или как-либо по-другому высвобождать поведение перенесения и отношения такого рода. Как уже говорилось ранее, особым проявлением истерической личности можно считать ее тенденцию к скорее открытому использованию перенесения в рамках всех, окружающих ее отношений. Как следствие, она может быть исключительно благодатным объектом приложения хорошо развитых наблюдательных и интерпретационных умений более аналитически ориентированного терапевта. Наверное, стоит еще раз подчеркнуть, что это не обязательно будут перенесения с образов родителей на терапевта. Намного чаще истерический клиент осуществляет перенесение тех отношений, которые относятся к терапии вовне, и приносит в нее те реакции, которые присущи внешней социальной среде. Так широко представленный механизм перенесения может быть очень полезен клиенту в обнаружении того, что он на самом деле думает и чувствует. Здесь мы тоже имеем дело с диссоциацией, но она не носит такого общего характера, как в других структурах, таких как, к примеру, шизоидная. Это скорее можно назвать диссоциацией между разными системами репрезентации или между возможными целями реакций данной личности.

Такое же когнитивное смещение происходит, когда истерик считает себя пассивной личностью и таким образом снимает с себя ответственность за свои действия и их результаты. Он предпочитает приписывать силу, и особенно вину, другим людям, скрывая собственную силу и ответственность. Интерпретация этого паттерна и его подспудных мотивов будет также полезна для истерика на пути к более четкому мышлению.

Задача терапевта состоит еще в том, чтобы помочь такому клиенту в развитии ассоциаций (в отличие от существующих диссоциаций) между его мыслями, чувствами и поступками. В этом случае терапевт обязан будет интерпретировать соблазняющее поведение, находящееся в диссоциации по отношению к сексуальным мечтам (желаниям) или чувствам. По возможности он будет поддерживать клиента в поиске слов, которые бы соответствовали его эмоциям, особенно тем, которые его угнетают и отделены от вызывающих их причин.

Истерическая аутоперцепция (видение себя, самовосприятие) также нуждается в корректировке и уточнении. Такие люди склонны представлять себя в форме противоположных репрезентаций self, таких как наивный, безответственный ребенок либо плохая совратительница, которая должна стыдиться своего поведения. Помимо модификации полярной концепции self они также нуждаются в более точном самовосприятии собственной беспомощности, желания соблазнять, соперничества, истрионичности и агрессии. Им также требуется ясная перцепция и способность понять реакции других людей на их взгляды. Редуцирование чувства стыда, появляющегося в негативной сфере, как правило, очень помогает достижению точности самовосприятия. Стыд есть та область, в которой модель отношений с объектом с помощью интернализации терапевта и его отношения к себе помогает клиенту понять и облегчает его адаптацию более здорового и зрелого отношения к self. Дополнением к этим концепциям self будут разные ролевые модели отношений, которые также имеют тенденцию к поляризации. Мужчины, к примеру, воспринимаются, как спасители или губители чести, женщины же, как потенциальные опекуны или тиранки. Эти скорее упрощенные, незрелые и иногда романтические модели интерперсональных отношений должны быть замещены более зрелыми, реалистическими и взвешенными понятиями.

Успешная терапия истерической личности также будет способствовать затушевыванию того, что принято называть «истерическими состояниями». Это такие состояния ума, в которых личность бывает настолько задавлена эмоциями, будь то реальными или защитными, или диссоциацией от опасных для нее тем, что начинает ощущать реальную потерю самоконтроля. Поэтому, наряду с другими вещами, ее можно обучать альтернативным методам контроля и защиты, а также поощрять к овладению ими. Особенно полезными эти стратегии могут быть тогда, когда терапия медленно движется в направлении более развитой цели, какой является личностная интеграция. Весь терапевтический процесс должен быть направлен на ограничение, если не полное исчезновение истерических состояний.

Эмоциональные цели

Рассматривая любую характерологическую экспрессию, нелишним будет выделить те эмоциональные проявления, которые сопутствуют скрытым «личным проблемам» или бессознательным отношениям с объектом. Такие чувства можно всегда противопоставить более поверхностной эмоциональной экспрессии, которая, обыкновенно, служит «обезвреживанию» скрытой структуры и предотвращению связанных с ней личных проблем и болезненных переживаний. В примере истерической личности, ее нестабильная, драматическая и театральная эмоциональная экспрессия носит характер защиты.

Вторая самая явная черта истерических личностей — их склонность к депрессиям, часто очень сильная. Если их депрессия вообще имеет какое-либо содержание, то чаще всего она основывается на беспрестанном самообвинении. Такая депрессия, конечно, носит симптоматический характер и истерической личностью переносится исключительно плохо. Ведь она склонна к моментальному бегству. Несмотря на то, что это переживание само по себе весьма неприятно, оно также может служить формой защиты, поскольку препятствует переживанию еще более болезненных, но отсеченных чувств. Использование чувств в защитных целях наверняка более характерно и очевидно в примерах истерии, нежели в какой-либо другой личности. Поэтому первоначальной целью терапевтической работы с такой личностью должно быть ее постепенное освобождение от эмоциональных защит.

Эта первоначальная задача частично будет реализовываться путем усиления способности личности переносить настоящие переживания всех чувств, которые вызывают у нее страх. Добиться этого можно путем все более частого их переживания, особенно в контексте безопасных терапевтических отношений. Интенсифицировать этот процесс поможет нормализация и понимание чувств, с которыми мы имеем дело и превращение их настоящего переживания в позитивную, желанную цель. Поскольку истерическая личность находится полностью во власти эмоций, а личности, представляющие низший уровень структурного развития, в буквальном смысле дезорганизованы ими, то вполне естественно, что такого опыта они будут стараться избежать. Но для того, чтобы добиться трансформации, этот паттерн избегания должен быть прерван. Это — обязательное, если не единственно достаточное условие.

В основании этих более явных и защитных чувств лежит целый комплекс конфликтных чувств, которые должны быть доведены до сознания и проработаны. Это чувства комплекса Эдипа и комплекса Электры. Наверное самым легким доступом к сознанию обладают те негативные чувства, касающиеся self, которые хотя бы смутно присутствуют в истерической депрессии. Наиболее поверхностно истерическая женщина часто ощущает, что она каким-то образом недостаточно хороша, а сразу же под внешним чувством кроется ее ощущение собственной злости. На внешнем уровне она может признавать то, что в ней видят другие — собственную незначительность, зависимость и неуверенность в том, кем она является и чего хочет от жизни. На самом глубинном уровне она обвиняет себя в том, что произошло в ее семье и с ней самой. Если бы она была лучшей, то мать была бы более склонна позаботиться о ней и могла бы делать это лучше. У нее могли бы быть те отношения мать-ребенок, по которым она до сих пор тоскует. Так она может прийти к убеждению, что сама виновата из-за своего естественного соперничества, которое она предпринимала в отношении матери, и приобрести чувство, что именно это, наряду с ее потребностями и сексуальностью, стало причиной утраты все еще необходимой для нее ласки.

Борясь со всем этим стыдом и чувством вины, и одновременно потворствуя его развитию, она питает злость к матери. Мать не была там, где по ее мнению быть должна, не защищала ее и не смогла так удовлетворить отца, чтобы ее собственная жизнь была свободна от возникших на почве этого разрушений. Чувствуя иногда, что мать ее ненавидела, она в отместку будет обращать это же чувство на нее. Однако в большинстве случаев она будет обвинять саму себя в таком состоянии вещей, считая, что материнская ненависть будет вызвана изначальным злом ее собственной натуры, что ее мстительные чувства только подтверждают, насколько она плоха.

Также она будет чувствовать вину по отношению к отцу, бессознательно веря, что ее кокетливое поведение, соблазнительность и детская потребность во внимании испортили его. Все эти чувства будут развиты настолько сильно, что она будет помогать ему в сохранении тайны об аспектах их отношений. Более того, вся радость от этой связи будет служить дальнейшему подтверждению ее вины и ее изначально плохой натуры.

Конечно она будет зла на отца за использование ее, за вовлечение в эти комплексы, которые ограничивают ее способность жить в согласии с самой собой и развивать вполне удовлетворительные любовные отношения. Так называемая эдипальная вина приводит к тому, что формирование удовлетворительных сексуально-любовных отношений между двумя людьми будет исключительно затруднительным. Она будет чувствовать себя виноватой в приобретении любви отца, которой не могла получить ее мать. Бессознательно она может также испытывать чувство вины за то, что бросает отца ради другого мужчины. Более того, обретение ею собственных позитивных отношений может означать преимущество перед родителями в том, чего они не имели, как ей кажется, в значительной степени вследствие зла, которое она сама принесла в семью. Все это составляет целый комплекс личных проблем, которые должны быть осознаны и пережиты. Однако истерической женщине присуще значительное сопротивление. Она боится своих желаний, своих сопернических и сексуальных импульсов. Она боится использовать и быть используемой, опасается, что кто-то раскроет ее зло и тогда отвергнет ее. В сущности она боится испытывать прорабатывать все то, что мы здесь называем эдиповым комплексом угрожающих импульсов, конфликтных чувств и бессознательных идей, которые подтверждают зло ее натуры.

Существует также нежелательная печаль, с которой истерическая личность вынуждена столкнуться в ходе анализа ситуации, в которой оказалась ее семья, и своего в ней места. Осознание того, что она была принесена в жертву потребностям других людей и что ее естественные потребности, сексуальность, любовь и склонность к соперничеству были использованы, смягчает ее чувство вины. Однако в дальнейшем она должна понять саму себя или пережить печаль, сопровождающую это открытие. Появится также сожаление настоящих утрат, которые она испытывала в своей взрослой жизни из-за своего разрушительного прошлого. Особенно ее любовные отношения были недоразвитыми и препятствующими развитию. Люди, которые ее сильнее всех любили, и даже ее собственные дети испытали травму. Жизнь растрачена попусту.

Бихевиорально-социальные цели

Как уже ранее говорилось, истерические отношения часто кажутся поверхностными, ненастоящими и наигранными. Если этот защитный стиль будет сломлен, отношения будут вдохновлены бессознательными реакциями self-объект, которые мы описали. Оба паттерна поведения будут предопределяться терапевтическими отношениями. От придания им терапевтом соответствующей направленности будет зависеть успех или поражение его усилий. Неизмеримо важно с самого начала установить взрослые, основанные на взаимности и уважении, отношения, проявляющиеся в терапевтическом союзе с соответственно обозначенными границами. Истерическая личность будет настроена (по крайней мере вначале) на продолжение своих псевдо-отношений, в которых она с одной стороны будет сохранять дистанцию, а с другой — стараться вывести отношения за установленные границы. Слишком рано или поспешно проведенная конфронтация с этими паттернами может вызвать срыв терапии или, ввиду того, что она предупреждает об отсутствии безопасности, может привести к последующему сохранению более сильного сопротивления. Истерик нарциссически чувствителен к травмированию по причине своей скрытой низкой самооценки. Поэтому будет лучше, если терапевт просто будет моделировать солидный, заслуживающий доверия, теплый, но в то же время, имеющий свои границы, стиль отношений. Поступая таким образом, он создает безопасную, четко определенную среду, в которой будут возможны реализация и изучение более глубокой динамики отношений. Истерические личности широко известны использованием этого канала перенесения в терапевтической работе. Союз, соответственно очерченные границы, а также теплота и уважение, позволяют продуктивно использовать эти перенесения. Это приведет к их более частому использованию, удержит от их скрывания и, в конечном счете, привлечет к их анализу.

Три чаще всего появляющиеся области перенесения, это эротика, зависимость и враждебность. Также, как и в случае со всеми механизмами перенесения, полезно давать на них согласие, поощрять их, принимать их открыто, ограничивать направленные против них действия и углублять их понимание в усиленном контексте, исполненного уважения терапевтического союза двух взрослых людей. Психоанализ, любовные приключения и семейная жизнь доводят людей до сумасшествия, потому что высвобождают неразрешенные, бессознательные динамизмы. Однако анализ, ввиду нейтральности и соответствующей подготовленности терапевта, незаменим, благодаря тому, что предоставляет наилучшую возможность ограничить проявления acting-out и понять ситуацию. Анализ исцеляет не столько силой оказанного понимания, сколько высвобождением этих мощных сил в рамках человеческих отношений. Успешное овладение перенесениями позволяет истерической личности делать свои отношения более реальными: в любви они будут любовными, в сексуальном контексте — сексуальными, в соперничестве — соперническими, в зависимости — зависимыми и т.д. Все эти изначально человеческие реакции тогда станут свободными от чувства вины, злого умысла, приписывания всего собственному self или проекций враждебности, желания использовать, нарушения секретов или обмана. В поведенческой сфере мы можем почувствовать, что работа с истерической личностью близится к завершению, когда она начинает в своей жизни поступать искренне по отношению к себе и к другим. Она больше не будет манипулировать, использовать фальшивые обещания или флиртовать ради реализации своих целей. Она знает, чего хочет, воспринимает важность своих потребностей и удовлетворяет их непосредственно, а не окружным путем. Она поступает с другими людьми как зрелая личность и ожидает того же от других. Ее чувства и мысли теперь свободны от наивных упрощений и представления явлений в виде полярных противоположностей. На их место пришли многозначность и сложность. Она больше не выбирает в партнеры старших мужчин, которые могли бы о ней позаботиться и не впадает в злость при виде мужской чувствительности или слабости. Она справится со всеми видами зависимого поведения которое ранее использовала, чтобы заглушить боль своих личных проблем. Чаще всего это касалось злоупотребления наркотиками или алкоголем, навязчивой привычки тратить деньги и нарушений в питании. Хотя большинство этих позитивных изменений буду побочным продуктом выполняемой работы, возможно также и непосредственное формирование, путем моделирования, инструктирования и поощрения.

Задачи терапии в области отношений могут быть представлены в нескольких предложениях. Они попросту заключаются в создании подлинности в отношениях. Допуская в них те естественные человеческие склонности, которые были нарушены, мы оздоровляем их с помощью понимания, уважения и одобрения их изначальной законности. Самое главное для истерика в этом процессе — это признание его права на сексуальность, права нуждаться и соперничать, идущие вразрез со злостью, разочарованием и самообвинением, как результатами предшествующего использования.

Психотерапия характера

В книге С. Джонсон рассматривает: характерологические проблемы, связанные с привязанностью, шизоидный характер, оральный характер, симбиотический характер, нарциссический характер, истрионическая личность, навязчиво-компульсивная личность, а также касается вопроса терапевтических целей для отдельных структур характера и др. «Я надеюсь, что мой труд будет понятен любому студенту-старшекурснику и что каждому читателю она поможет ответить и на его вопросы, касающиеся человеческой природы и сущности сумасшествия. Надеюсь также, что она будет способствовать установлению понятийной плоскости, благодаря которой можно будет различать способы поведения с нарушениями, имеющими место не только в психотерапии, но и в повседневной жизни в межличностных отношениях», — С. Джонсон.