Шопенгауэр как лекарство

Глава 15. Пэм в Индии

И замечательно, даже изумительно, как человек, рядом со своей жизнью in concrete , всегда ведет еще другую жизнь – in abstracto … здесь, в царстве спокойного размышления, кажется ему холодным, бесцветным и чуждым для текущего мгновения то, что там совершенно владеет им и сильно волнует его: здесь он – только зритель и наблюдатель.

Пока поезд Бомбей-Игатпури притормаживал у какой-то станции, Пэм расслышала бренчание ритуальных цимбал и выглянула из пыльного вагонного окна. Черноглазый парнишка лет одиннадцати, пробегая мимо, показал на ее окно, встряхнув тряпкой и желтым пластмассовым ведром. Уже две недели в Индии Пэм только и делала, что качала головой: нет, нет, нет. Нет добровольным провожатым, чистильщикам обуви, свежевыжатому мандариновому соку, ткани на сари, теннисным туфлям «Найки» и менялам. Нет нищим и бесконечным мужским приставаниям – то открытым, то исподтишка, с подмигиванием, подниманием бровей, облизыванием губ и щелканьем языка. Стоп, вдруг сказала она себе, а вот это мне нужно. Она энергично закивала – да, да, да – юному мойщику окон, который тут же расплылся в широкой белозубой улыбке. Поощряемый присутствием и одобрением Пэм, он вымыл окно, театрально размахивая тряпкой.

Пэм щедро расплатилась с ним и, заметив, что он расположился на нее поглазеть, отослала его прочь. Потом откинулась на спинку сиденья и принялась разглядывать процессию из местных жителей, которые, возглавляемые священником в развевающихся красных шароварах и желтой шали, вереницей шагали по пыльной улице. Конечной целью их путешествия была городская площадь с большой статуей Ганеши из папье-маше посередине – низенькое пухлое тельце с головой слона, сидящее в позе Будды. Все без исключения – священник, мужчины в белоснежных и женщины в шафранных и красных одеждах – несли небольшие статуэтки Ганеши. Девушки разбрасывали цветы, а юноши, шагая парами, несли шесты с зажженными курильницами, от которых тянулись облачка благовоний. Под грохот кимвалов и бой барабанов процессия монотонно распевала: «Ганапати баппа морья, пурчья варши лаукарья».

– Извините, пожалуйста, вы не могли бы сказать, что такое они поют? – Пэм повернулась к смуглому мужчине, своему единственному спутнику в купе, который сидел напротив нее и пил чай. Мужчина, обходительный, приятный человек, в белых хлопчатобумажных брюках и такой же рубашке навыпуск, тут же поперхнулся и закашлялся. Вопрос Пэм несказанно его обрадовал: он уже несколько раз безуспешно пытался завязать беседу с этой миловидной женщиной.

Наконец, откашлявшись, он несколько придушенно ответил:

– Извините, мадам, физиология не всегда нам подвластна. Эти люди, как и по всей Индии сегодня, поют: «Любимый Ганапати, бог Морья, приди вновь пораньше на следующий год».

– Ганапати?

– Да, вам, наверное, не знакомо это имя – скорее всего вы знаете его как Ганешу. У него много имен: Вигнешвара, Винаяка, Гаджанана.

– А что это за шествие?

– Начало праздника Ганеши. Он длится десять дней, и если вам повезет и вы окажетесь в Бомбее в конце праздника на следующей неделе, увидите, как весь город отправится к океану и будет купать своих ганешей в волнах.

– А что вон там? Луна? Или солнце? – Пэм указала на четырех детей, которые несли большой желтый шар из папье-маше.

Виджай довольно заурчал про себя: он был чрезвычайно рад этим расспросам и мечтал только о том, чтобы поезд подольше постоял на станции и беседа продолжалась без конца. Таких соблазнительных женщин он часто видел в американском кино, но ему еще ни разу не доводилось с ними беседовать. Стройность и бледная красота этой женщины волновали его воображение. Она будто сошла с барельефов Камасутры. Интересно, чем закончится это случайное знакомство, гадал он. Может быть, этой встрече суждено изменить его жизнь? Он был совершенно свободен, его швейная фабрика приносила ему, по индийским меркам, неплохой доход, его совсем юная невеста умерла от туберкулеза два года назад, и, пока родители не подыщут ему новую партию, он был волен поступать, как знает.

– А. Это луна. Дети несут ее в память об одной древней легенде. Прежде всего, вы должны знать, что Ганеша славится изрядным аппетитом – видите, какой у него большой живот? Однажды его пригласили на пир, и он объелся сладкими печеньями ладду. Вы когда-нибудь ели ладду?

Пэм покачала головой, опасаясь, что сейчас он извлечет их из чемодана: ее подруга подхватила гепатит в индийской чайной, и Пэм, следуя совету своего врача, старательно воздерживалась от всякой пищи, кроме ресторанной еды в своем четырехзвездочном отеле. Выходя в город, она ела только то, что могла очистить своими руками, – в основном мандарины, крутые яйца и арахис.

– Моя мать готовит великолепные ладду с кокосом и миндалем, – продолжал Виджай. – Это такие жареные шарики из теста со сладким кардамоновым сиропом – звучит обычно, но, поверьте мне на слово, это нечто совершенно потрясающее. Но вернемся к Ганеше. Он так объелся, что не мог стоять на ногах и упал, его живот лопнул, и все ладду выкатились наружу. Дело было ночью, и единственным свидетелем была луна, которую очень насмешило это происшествие. Ганеша рассердился и проклял луну, изгнав ее с небес. Но все вокруг очень горевали из-за того, что луны не было на месте, и однажды боги собрались вместе и упросили Шиву, отца Ганеши, убедить сына сжалиться над ней. Луна устыдилась и попросила прощения за проступок. В конце концов Ганеша смягчился и приказал, чтобы луна исчезала с небес только один раз в месяц, показывалась краешком все остальное время и лишь в одну ночь являлась во всем своем великолепии. – Наступило короткое молчание, после которого Виджай добавил: – Теперь вы знаете, почему луна участвует в празднике Ганеши.

– Спасибо за объяснение.

– Меня зовут Виджай, Виджай Панде.

– А меня Пэм, Пэм Суонвил. Какая удивительная история, и какой забавный сказочный божок – голова слона и тело Будды. И все же местные жители, похоже, так серьезно относятся к этим сказкам… как будто они действительно…

– Ганешу очень интересно рассматривать, – мягко прервал ее Виджай, достав с груди амулет с барельефом Ганеши. – Каждая деталь имеет особый смысл и говорит о каком-нибудь правиле. Вот, взгляните на его большую голову – она говорит о том, что мы должны много думать. А большие уши? Больше слушать. Маленькие глазки напоминают о том, что нужно уметь сосредоточиваться, а маленький рот – поменьше болтать. Я не забываю наставления Ганеши – даже сейчас, когда я говорю с вами, я помню его совет и стараюсь не говорить слишком много. Вы должны помочь мне и остановить меня, если я слишком заболтаюсь.

– Нет, нет, пожалуйста, продолжайте. Мне так интересно.

– Здесь еще много любопытных деталей. Мы, индийцы, очень серьезные люди. Вот взгляните поближе. – Виджай вынул из кожаной сумки, висевшей у него на плече, небольшую лупу и протянул ее Пэм.

Пэм взяла лупу и склонилась, чтобы рассмотреть амулет. Ей в лицо пахнуло смесью корицы, кардамона и свежевыглаженной одежды. Как он умудрялся пахнуть так приятно в этом душном и пыльном вагоне?

– Но у него только один бивень, – заметила она.

– Это означает, что нужно хранить хорошее и выбрасывать плохое.

– А что он держит в руке? Топор?

– Отсекать от себя привязанности.

– Как в буддистском учении.

– Да. Вспомните, что Будда появился из материнского океана Шивы.

– В другой руке он что-то держит. Я не вижу, что это? Нить?

– Веревка, чтобы притягивать человека к самой высокой цели.

Поезд неожиданно вздрогнул и тронулся.

– Мы снова поехали, – сказал Виджай. – А посмотрите, на чем ездит Ганеша, – вот здесь, у него под ногой.

Пэм придвинулась ближе, чтобы взглянуть на изображение через лупу и еще раз незаметно вдохнуть аромат своего спутника.

– Ой, да, это мышь. Я помню, что видела ее на каждой статуе и на каждом рисунке Ганеши. А почему мышь?

– О, это самая интересная деталь. Мышь – это желание: человек может ехать на нем верхом, только если держит его под контролем. Иначе оно приводит к бедствиям.

Пэм замолчала. Поезд, пыхтя, тащил их мимо чахлых деревьев, одиноких храмов, коров, склонившихся над грязными лужами, перепаханной красной земли, истощенной тысячелетиями крестьянского труда. Пэм искоса бросала взгляды на Виджая; она была благодарна. Как мягко, как ненавязчиво он показал ей свой амулет, как уберег от смущения за то, что она позволила себе так непочтительно отозваться о его религии. Когда в последний раз мужчина был так внимателен к ней? Стоп, Пэм, одернула она себя, больше никаких заигрываний. Ей вспомнилась группа: Тони, который был готов на все ради нее, и Стюарт тоже. Джулиус, чья любовь к ней не знала предела. Но тонкость и деликатность Виджая – в этом было что-то необычное, волнующе экзотическое.

А Виджай? Он тоже погрузился в задумчивость, размышляя о разговоре с Пэм. Совсем разволновавшись и почувствовав, что сердце бьется слишком сильно, он усилием воли заставил себя успокоиться. Открыв сумку, он вынул старую помятую сигаретную пачку – не для того чтобы курить: пачка была пуста, к тому же он много раз слышал, как болезненно американцы реагируют на табачный дым, – ему просто хотелось взглянуть на бело-голубую картинку: силуэт мужчины в цилиндре и под ним четкими черными буквами название – «Мимолетное зрелище».

Его религиозный учитель впервые показал ему эту марку, которую курил его отец, и посоветовал Виджаю начинать медитации с мыслей о том, что жизнь – мимолетное зрелище, река, несущая всё – вещи, воспоминания, желания – мимо невозмутимого сознания. Виджай представил себе эту реку и прислушался к беззвучному голосу своего сознания: анитья, анитья – невечность, непостоянство. Все мимолетно, говорил он себе, жизнь и впечатления проносятся мимо и исчезают безвозвратно, как этот пейзаж за окном. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул и откинулся на спинку сиденья; постепенно его пульс замедлился, и он вошел в блаженную гавань спокойствия.

Пэм, украдкой наблюдавшая за Виджаем, подняла пустую пачку, слетевшую на пол, прочитала название и сказала:

– Мимолетное зрелище? Странное название для сигарет.

Виджай медленно открыл глаза и произнес:

– Да, мы, индийцы, очень серьезные люди – даже на сигаретах пишем наставления, как жить. Жизнь – это мимолетное зрелище. Я медитирую над этим всякий раз, когда волнуюсь.

– Так вы медитировали? Я не должна была вас беспокоить.

Виджай улыбнулся и мягко покачал головой:

– Мой учитель сказал мне однажды, что никто не может побеспокоить другого – только мы сами лишаем себя спокойствия.

Он замялся, чувствуя, что желание вновь охватывает его: подумать только, он превратил медитацию в забаву ради того, чтобы привлечь внимание этой женщины, снова увидеть ее очаровательную улыбку. А ведь она была лишь видением, частью мимолетного зрелища, которое очень скоро навсегда исчезнет из его жизни, растворится в несуществующем прошлом. Но Виджай безрассудно бросился в новый омут, уже понимая, что его слова уведут его еще дальше от цели:

– Я хочу кое-что вам сказать. Я буду долго вспоминать нашу встречу. Скоро моя остановка – десять дней я проведу в ашраме, в полном молчании, поэтому я невероятно благодарен вам за эту беседу. В ваших фильмах осужденным приносят перед казнью любое блюдо, которое они захотят, – должен сказать, что мое желание о последней беседе исполнилось вполне.

Пэм лишь кивнула в ответ. Всегда находчивая, она растерялась, не зная, что ответить на учтивость Виджая.

– Десять дней в ашраме? Вы имеете в виду Игатпури? Я тоже еду туда на медитацию.

– Значит, нам по пути, и у нас одна и та же цель – научиться випассане у знаменитого гуру Гоенки. Тогда нам скоро выходить. Игатпури – следующая остановка.

– Вы сказали, десять дней молчания?

– Да, Гоенка всегда требует возвышенного молчания, и, кроме необходимых разговоров с прислужниками, ученик не имеет права произносить ни слова. Вы давно медитируете?

Пэм покачала головой:

– Я преподаю английскую литературу в университете, и в прошлом году одна из моих студенток побывала в Игатпури и вернулась оттуда совершенно преображенной. Теперь она устраивает курсы випассаны в Штатах и пытается организовать турне Гоенки по Америке.

– Ваша ученица хотела сделать подарок своей учительнице. Она надеется, что вы тоже испытаете перерождение?

– Ну, что-то в этом роде. Не то чтобы она считает, что мне нужно измениться, просто она сама получила положительный заряд и хотела, чтобы и я, и все остальные испытали то же самое.

– Конечно, конечно. Я не так поставил вопрос – я ни в коем случае не хотел сказать, что вы должны измениться, мне просто хотелось знать, о чем думала ваша студентка. Надеюсь, она подготовила вас к этим занятиям?

– Она наотрез отказалась это делать. Она сама случайно наткнулась на эти курсы и сказала, будет только лучше, если я тоже приеду неподготовленной. Но вы качаете головой – вы не согласны?

– А, нет-нет. Вы должны помнить, что индийцы качают головой из стороны в сторону, если согласны, и вверх-вниз, если не согласны, – в этом мы отличаемся от американцев.

– О боже мой, я так и знала. То-то я думаю, все смотрят на меня так странно. Наверное, я жутко всех смущала.

– Нет, нет, индийцы быстро к этому привыкают, когда разговаривают с иностранцами. Что же касается совета вашей ученицы, то я бы не согласился, что вы должны быть абсолютно неподготовлены. Видите ли, это занятия не для начинающих. Возвышенное молчание, медитации с четырех часов утра, короткий сон, еда один раз в сутки – это очень тяжелый режим. От вас потребуется много выдержки. А. Вот мы и приехали. Игатпури.

Виджай поднялся, собрал свои вещи и снял с верхней полки саквояж Пэм. Поезд остановился. Перед тем как выйти, Виджай сказал:

– Приключения начинаются.

Эти слова ничуть не взбодрили Пэм, которая уже встревожилась.

– Мы что, действительно не сможем разговаривать друг с другом целых десять дней?

– Никакого общения, ни писем, ни жестов.

– Электронная почта?

Но Виджай даже не улыбнулся:

– Возвышенное молчание – единственный путь получить пользу от випассаны. – Теперь он выглядел совсем по-другому. Пэм почувствовала, что он будто ускользает от нее.

– По крайней мере, – сказала она, – мне будет легче от того, что вы рядом, – не так страшно быть в одиночку вместе.

– В одиночку вместе? Удачное определение, – ответил Виджай, даже не глядя на нее.

– Может быть, – добавила Пэм, – вместе поедем назад?

– Мы не должны об этом думать. Гоенка будет учить нас жить только настоящим – вчера и завтра не существуют. Воспоминания о прошлом и мечты о будущем приносят одно беспокойство. Путь к самообладанию лежит через созерцание настоящего, которому ты позволяешь спокойно плыть по реке сознания. – Виджай, не оборачиваясь, перекинул сумку через плечо и, открыв дверь, вышел из купе.

Шопенгауэр как лекарство

Опытный психотерапевт Джулиус узнает, что смертельно болен. Его дни сочтены, и в последний год жизни он решает исправить давнюю ошибку и вылечить пациента, с которым двадцать лет назад потерпел крах... Ирвин Д.Ялом — американский психотерапевт, автор нескольких международных бестселлеров, теоретик и практик психотерапии и популярный писатель. Перед вами его роман. «Шопенгауэр как лекарство» — книга о том, как философия губит и спасает человеческую душу.