Самоанализ

Глава 3. Стадии психоаналитического понимания

Знание невротических наклонностей и их скрытого смысла дает первое представление о том, какая работа должна быть проделана в процессе анализа. Однако желательно также знать кое-что и о той последовательности, в которой эта работа должна проводиться. Можно ли приниматься за решение проблем, выбирая их в случайном порядке? Достигается ли интуитивное понимание отдельных моментов, прежде чем эти части составной головоломки не сложатся в понятную картину? Или же есть принципы работы, которые могут служить путеводителем в лабиринте получаемого материала?

Ответ Фрейда на этот вопрос кажется довольно простым. Фрейд утверждал, что человек в начале анализа представляет для рассмотрения ту же самую внешнюю сторону, какой он повернут к миру в целом, а его вытесненные стремления будут появляться постепенно в следующей последовательности: от вытесненных менее глубоко к вытесненным более глубоко. Если бы мы должны были смотреть на аналитический процесс с высоты птичьего полета, то этот ответ был бы верен. И даже как руководство к действию приведенный общий принцип был бы вполне приемлемым, если бы данные, которые необходимо получить, располагались вокруг единой вертикальной оси, по которой мы бы прокладывали наш путь в глубины. Но если бы мы предположили, что это действительно так, если бы мы допустили, что в случае продолжения анализа (что бы ни обнаруживал материал) шаг за шагом проникаем в вытесненную область, мы легко могли бы впасть в путаницу, что в действительности случается совсем не редко.

Теория неврозов, которую мы развивали в предыдущей главе, дает нам более точные ориентиры. Согласно этой теории, в невротической личности имеется несколько пунктов фокусировки, возникших вследствие невротических наклонностей, и структура, построенная вокруг каждой их них. Краткий вывод, который из этого следует для терапевтической процедуры, таков: мы должны выявить каждую наклонность и каждый раз спускаться в глубинные области. Более конкретно, скрытые смыслы каждой невротической наклонности вытесняются в различной степени. Те из них, которые вытеснены менее глубоко, становятся доступными в первую очередь; те же, которые вытеснены более глубоко, обнаружатся позднее. Подробное описание примера самоанализа, представленное в главе 8, проиллюстрирует это положение.

Тот же самый принцип относится и к порядку, в котором можно браться за разрешение самих невротических наклонностей. Один пациент начнет с обнаружения скрытых смыслов его стремления к абсолютной независимости и превосходству, и только много позднее он может попытаться обнаружить и начать обсуждать признаки своей уступчивости или своей потребности в любви и привязанности. Другой пациент начнет с открытой демонстрации своей потребности быть любимым и получать одобрение, а к своим наклонностям управлять другими, если таковые у него имеются, вначале, возможно, даже и не сумеет приблизиться; а третий с самого начала станет проявлять очень сильно развитое стремление к власти. Тот факт, что наклонность проявляется в начале анализа, ни в коей мере не говорит о ее большей важности в сравнении с другими или же, наоборот, незначительности: невротическая наклонность, проявляющаяся при анализе первой, необязательно является самой сильной в смысле наибольшего влияния на личность данного человека. Мы бы скорее сказали, что первой будет кристаллизоваться та наклонность, которая наилучшим образом согласуется с сознательным и полусознательным образом «я». Если вторичные защиты - то есть способы самооправдания - развиты достаточно сильно, то они могут полностью доминировать в картине на начальном этапе процесса анализа. В таком случае невротические наклонности становятся видимыми и доступными лишь позднее.

Мне бы хотелось проиллюстрировать стадии достижения понимания на примере пациентки Клары, история детства которой была кратко обрисована в предыдущей главе. Когда анализ излагается в целях иллюстрации, он, разумеется, должен быть сильно упрощен и схематизирован. Поэтому я должна была опустить не только множество деталей, но также и все те сложности, которые возникали в ходе аналитической работы. Кроме того, различные фазы анализа предстают в кратком изложении более ясно очерченными, чем это было в реальном процессе: например, факторы, предстающие в отчете как относящиеся к первой фазе, на самом деле возникли тогда очень туманно и прояснились только по ходу всего анализа. Я уверена, однако, что подобные неточности не снижают существенным образом валидность представляемых здесь принципов.

Клара обратилась за психоаналитическим лечением в 30-летнем возрасте из-за различных причин. Ее легко охватывала парализующая усталость, которая служила препятствием в работе и социальной жизни. Она также жаловалась на то, что у нее слишком большая неуверенность в себе. Она работала редактором в одном журнале, и, хотя ее профессиональная карьера и должность в тот момент были вполне удовлетворительными, ее стремление писать пьесы и рассказы наталкивалось на непреодолимые внутренние запреты. Она вполне могла выполнять рутинную работу, но была совершенно неспособна к работе творческой, объясняя это последнее обстоятельство возможным отсутствием таланта. Клара вышла замуж в возрасте 23 лет, но три года спустя ее муж умер. После замужества у нее была связь с другим мужчиной, которая продолжалась и в период анализа. В соответствии с тем, как она все это представляла вначале, эти отношения были вполне удовлетворительными как в сексуальном, так и в других планах.

Анализ растянулся на четыре с половиной года. Психоанализу она подвергалась в течение полутора лет. Затем последовал двухлетний перерыв, в течение которого она вполне преуспела в самоанализе. Затем она возвращалась к психоанализу еще в течение года, но достаточно нерегулярно.

Анализ Клары можно было бы разделить на три фазы: выявление ее навязчивой скромности; выявление ее навязчивой зависимости от партнера; наконец, выявление ее навязчивой потребности принуждать других к признанию ее превосходства. Ни одна из этих наклонностей не была очевидной ни для нее самой, ни для других.

В первой фазе анализа следующие факты наводили на мысль, что имеются навязчивые элементы: она была склонна сводить до минимума свою значимость и свои способности, она была не только беззащитной в отстаивании своих прав, но упорно отрицала само их существование, настаивая на том, что не обладает умом, привлекательностью или одаренностью, и имела ярко выраженную тенденцию отбрасывать доказательства обратного. Она также имела тенденцию ставить других выше себя. А если случались разногласия в мнениях, она делала вывод, что правы другие. Она вспомнила, что, когда у ее мужа появилась связь с другой женщиной, она ничего не предприняла, чтобы хоть как-то возразить против этого, наоборот, хотя переживания по этому поводу были для нее крайне болезненны, она ухитрилась оправдать мужа тем, что предпочтение им другой женщины диктовалось большей привлекательностью и умом последней. Кроме того, она старалась быть максимально экономной в отношении себя. Наконец, хотя она уже и занимала руководящий пост, для нее было просто невозможно отдавать приказания, но если приказания были неизбежны, она отдавала их извиняющимся тоном.

Заключение, составленное на основании этих сведений, состояло в том, что у нее развилась навязчивая скромность, она чувствовала себя принужденной ограничить свою жизнь очень узкими рамками и всегда ставить себя на второй или третий план. Когда же эта наклонность была однажды осознана и проведено ее обсуждение, выяснилось, что ее истоки лежали в детстве. Мы целенаправленно стали искать ее проявления и следствия. Какую же роль в действительности эта наклонность играла в ее жизни?

Она не могла утвердить себя ни в чем. В спорах ее было легко поколебать мнением других. Несмотря на свою способность тонко судить о людях, она была совершенно неспособна высказать какую-либо критическую позицию в отношении к кому-либо или о чем-либо, исключая лишь редактирование, когда от нее ожидалось высказывание критического взгляда. Ранее она уже сталкивалась с серьезными трудностями, например тогда, когда не смогла понять, что ее коллега по работе старался любым способом подорвать ее положение, и даже тогда, когда эта ситуация стала совершенно очевидна и ясна другим, она все еще считала этого человека своим другом. Ее навязчивое стремление всегда быть второй четко проявлялось в играх: в теннисе ее обычно слишком сковывали внутренние запреты, не позволявшие играть хорошо, хотя изредка игра ей удавалась, а затем, как только она осознавала, что может выиграть, сразу же начинала играть плохо. Желания других были для нее куда важнее ее собственных: она соглашалась брать отпуск тогда, когда другие от него отказывались; она выполняла объем работы больший, чем другие, и т. п.

Но самым важным было сознательное подавление ею собственных чувств и желаний. Свои внутренние запреты в отношении обширных планов она считала особенно «реалистическими» - это явное свидетельство того, что она никогда не хотела недостижимого. В действительности же она была в столь же малой степени «реалисткой», как и любой другой человек, предъявляющий чрезмерные запросы к жизни; она просто держала свои желания ниже достижимого уровня. Она была нереалистичной, живя во всех отношениях ниже того уровня жизни, который был ей доступен по ее средствам, - социально, экономически, профессионально, духовно. Как показала ее дальнейшая жизнь, для нее было вполне реально нравиться многим людям, выглядеть весьма привлекательной и писать вещи, которые были и значительными, и оригинальными.

Наиболее общими последствиями этой наклонности были постепенно падающая уверенность в себе и смутное недовольство жизнью. О последнем она не имела ни малейшего понятия и не могла знать этого до тех пор, пока все шло для нее «вполне хорошо». Она не осознавала ясно наличия своих желаний или их неосуществленности. Это общее недовольство жизнью проявлялось лишь по пустякам в виде внезапных коротких приступов хандры, которые с ней время от времени случались и которые были ей абсолютно непонятны.

Довольно долгое время она лишь фрагментарно осознавала правду, содержащуюся в этих выводах; в важных пунктах она молчаливо продолжала считать, что я либо переоценивала ее, либо считала хорошим средством лечения подбадривание. Однако она наконец осознала, и довольно драматическим образом, что в действительности за этим «фасадом скромности» скрывалась сильная тревожность. Как раз в то время она намеревалась изложить руководству планы некоторых изменений в тематике журнала. Она знала, что ее предложение было интересным и поэтому не должно встретить большого сопротивления. Она даже была уверена, что все будут ей признательны за него. Однако перед самым разговором с руководством она почувствовала сильную панику, которую нельзя было объяснить никаким разумным образом. В начале обсуждения она все еще паниковала и ей даже пришлось оставить комнату, в которой происходило обсуждение, из-за внезапного расстройства желудка. Но как только общее мнение начало склоняться в ее пользу, паника улеглась. Наконец ее предложение было одобрено. Домой она вернулась с чувством душевного подъема и все еще пребывала в хорошем настроении, когда пришла на следующий аналитический сеанс.

Я заметила ей, что это был ее настоящий триумф, на что она возразила с легкой досадой. Естественно, что она получила удовольствие от признания, но у нее преобладало чувство, что она избежала огромной опасности. Только спустя два с лишним года она смогла начать прорабатывать другие элементы, вовлеченные в это переживание: честолюбие, боязнь поражения, торжество. В то время ее чувства, которые выражались в ассоциациях, были целиком сосредоточены на проблеме скромности. Она считала, что была слишком самонадеянной, выступив со своими предложениями. «Ну кто я такая, чтобы знать, что лучше?» - спрашивала она себя. Но постепенно она осознала, что такое отношение основывалось на том, что для нее предложение другой линии действий означало попытку выйти за пределы узких границ, искусственно созданных ею и ревностно оберегаемых. И только когда она осознала справедливость этого наблюдения, она полностью убедилась, что ее скромность была фасадом, который надо было сохранять ради собственной безопасности. Результатом этой первой стадии работы была зарождающаяся вера в себя и зарождающаяся смелость иметь свои желания и мнения и отстаивать их.

Второй период был посвящен в основном работе над ее зависимостью от партнера. Большинство связанных с этим проблем она проработала сама, как это будет описано в дальнейшем более подробно. Эта зависимость, несмотря на ее непреодолимую силу, была вытеснена еще глубже, чем предыдущая наклонность. Ей никогда и в голову не приходило, что что-то могло быть не так в ее отношениях с мужчинами. Напротив, она считала, что эта сторона ее жизни была наиболее благополучной. Анализ постепенно изменял эти представления.

Три главных фактора указывали на наличие навязчивой зависимости. Первый заключался в том, что она чувствовала себя совершенно потерянной, как маленький ребенок в незнакомом лесу, когда отношения заканчивались или когда она временно была в разлуке с тем человеком, который был для нее важен. Первый опыт переживания такого рода случился с ней, когда она в 20-летнем возрасте покинула родительский дом. Тогда она чувствовала себя перышком, носимым во Вселенной, и писала отчаянные письма матери, заявляя, что не может жить без нее. Но эта тоска по дому прекратилась, когда у нее возникло сильное увлечение пожилым человеком - преуспевающим писателем, проявившим интерес к ее работам и оказавшим ей покровительство. Конечно, первые переживания чувства потерянности, когда она оказалась в одиночестве, вполне понятны, если учесть ее безмятежную юность и защищенность от жизненных невзгод. Но дальнейшие реакции были, по сути, теми же самыми и довольно странно контрастировали с ее успешной профессиональной карьерой, которой она все-таки достигла, несмотря на трудности, упомянутые ранее.

Вторым поразительным фактором было то, что при любых из этих взаимоотношений весь мир вокруг нее отходил на задний план и только любимый мог иметь значение. Мысли и чувства сосредоточивались на звонке, письме или визите к нему. Часы, которые она проводила без него, были пустыми, наполненными лишь ожиданием его, раздумьями о его отношении к ней. И самое главное, она чувствовала себя абсолютно несчастной, когда, как ей казалось, он был недостаточно тактичен с ней или отвергал ее. В это время иные человеческие отношения - ее работа и другие интересы - почти теряли для нее всякую ценность.

Третьим фактором была мечта о великом и уверенном в себе человеке, добровольной рабой которого она бы стала, а он в свою очередь дал бы ей все, что ей нужно, - от материального изобилия до мощной стимуляции ее интеллектуальной деятельности - и сделал бы ее великой писательницей.

По мере того как внутренние смыслы этих факторов были постепенно осознаны, становилась очевидной ее навязчивая потребность опереться на партнера, проявления и следствия которой прорабатывались. Главной чертой этой потребности была полностью вытесненная паразитическая установка, бессознательное желание «сидеть на шее» партнера, ожидая, что он наполнит содержанием ее жизнь, возьмет ответственность за нее на себя, разрешит все ее трудности и сделает ее знаменитой без затраты ее собственных усилий. Эта наклонность не только отдалила ее от других людей, но также и от самого ее партнера, так как неизбежные разочарования, которые она начинала чувствовать, когда ее сокровенные надежды на него оставались невыполнимыми, возбуждали в ней глубокое внутреннее раздражение. Большая часть этого раздражения вытеснялась из страха потерять самого партнера, но часть этого раздражения проявлялась в случавшихся время от времени взрывах негодования. Другим следствием было то, что она не могла ни от чего получать удовольствие, кроме тех случаев, когда делила это удовольствие с партнером. Наиболее общим следствием этой наклонности было то, что ее отношения служили лишь тому, чтобы сделать ее еще более беззащитной и пассивной, и питали ее презрение к себе самой.

Существовали двойственные взаимосвязи этой наклонности с предыдущей. С одной стороны, ее навязчивая скромность была одной из причин, которая объясняла ее потребность в партнере. Так как она не могла заботиться об осуществлении собственных желаний, ей нужен был кто-то, кто взял бы на себя заботу о них. Так как она не могла защищать себя, ей нужен был кто-то, кто защитил бы ее. Так как она была не способна видеть собственные ценные качества, ей нужен был кто-то другой, кто подтвердил бы ее достоинства. С другой стороны, существовал острый конфликт между навязчивой скромностью и чрезмерными ожиданиями от партнера. Вследствие этого бессознательного конфликта ей всякий раз приходилось искажать ситуацию, когда она бывала разочарована из-за невыполнения ожиданий. В таких ситуациях она чувствовала себя жертвой невыносимо грубого и оскорбительного обращения, и это делало ее несчастной и озлобленной. Большую часть этой озлобленности приходилось вытеснять из-за страха, что ее покинут, но существование такой озлобленности подрывало взаимоотношения и превращало ее ожидания в мстительные требования. Огорчения от всего этого сыграли определенную роль в возникновении ее усталости и внутреннего запрета на творческую работу.

Результатом этого периода аналитической работы было то, что она преодолела свою паразитическую беспомощность и стала способной на большую самостоятельную активность. Усталость теперь не была уже столь постоянной, а проявлялась только время от времени. Она стала способной писать, хотя все еще сталкивалась с сильным внутренним сопротивлением. Ее отношения с людьми приобрели более дружелюбный характер, хотя были все еще далеки от непосредственности; на других она производила впечатление высокомерной, в то время как сама все еще ощущала себя очень робкой. Общая перемена в ней отразилась в сновидении: она путешествовала со своим другом на автомобиле по незнакомой стране, и ей пришло в голову, что она тоже хотела бы водить автомобиль, но у нее не было водительских прав. В действительности она имела водительские права и прекрасно управляла автомобилем. Этот сон символизировал проблески осознания того, что она имеет собственные права и не обязана чувствовать себя совершенно беспомощным придатком.

Третий и последний период аналитической работы был посвящен вытесненным честолюбивым стремлениям. У нее был период в жизни, когда неистовое честолюбие просто мучило ее. Этот период продолжался значительное время: начиная с последних лет учебы в начальной школе вплоть до второго года обучения в колледже. Но можно было предположить, что это честолюбие все еще подспудно жило, так как она ощущала приподнятое настроение и чрезмерную радость при любом признании своих заслуг и боязнь неудачи и тревогу при любой попытке самостоятельной работы.

Эта наклонность была более сложной по своей структуре, чем две другие. В противоположность первым двум эта наклонность заключалась в попытке активно управлять жизнью и вести борьбу против неблагоприятных сил. Этот факт был первым постоянно возникающим элементом: она сама чувствовала, что в ее честолюбии был позитивный момент, и неоднократно желала обрести способность вернуть свое былое честолюбие. Вторым элементом, питающим ее честолюбие, была необходимость восстановить утерянное чувство собственного достоинства. Третьим элементом являлась мстительность: успех означал торжество над всеми, кто ранее унижал ее, в то время как неудача ассоциировалась с позорным поражением. Чтобы понять характерные особенности этого честолюбия, мы должны вернуться назад и показать последовательные изменения, которым оно подвергалось.

Дух борьбы, заключенный в этой наклонности, появился в ее жизни очень рано. И в самом деле, он предшествовал развитию двух других наклонностей. В этот период анализа ей приходили на ум ранние воспоминания о ее сопротивлении, бунте, воинственных требованиях, всевозможных проказах. Как мы уже знаем, она проиграла эту битву за место под солнцем из-за слишком сильных неблагоприятных условий, сложившихся против нее. Когда ей было 11 лет, после серии грустных переживаний, этот дух борьбы вновь возник в ней в форме болезненного честолюбия. Однако теперь он уже был полон вытесненной враждебностью: он впитал в себя накопленную мстительность за то несправедливое обращение с ней, которое она постоянно испытывала, и за ее растоптанное достоинство. Теперь ее честолюбие уже приобрело два вышеупомянутых элемента: будучи на вершине, она восстановит угасшую уверенность в себе и, побеждая других, отомстит за свои обиды. Это честолюбие в начальной школе, со всеми его навязчивыми и разрушительными элементами, носило тем не менее реалистический характер в сравнении с более поздними наслоениями, ибо оно влекло за собой усилия, направленные на превосходство над другими посредством более высоких реальных достижений. В старших классах школы ей удавалось быть первой. Но в колледже ей пришлось столкнуться с большей конкуренцией, и вдруг довольно внезапно она лишилась всякого честолюбия, вместо того чтобы приложить усилия, которые, казалось, требовались в подобной ситуации, если бы ей все еще хотелось остаться первой. Существовали три основные причины, по которым она не могла найти в себе достаточной смелости, чтобы сделать эти усилия. Первая заключалась в том, что из-за своей навязчивой скромности ей приходилось бороться с постоянными сомнениями в собственном интеллекте. Другая заключалась в действительном ухудшении гибкого использования ее интеллекта из-за вытеснения критических способностей. Наконец, она не хотела рисковать неудачей, так как ее потребность превосходить других была слишком навязчивой.

Однако отказ от своего явного честолюбия не ослабил ее стремления к победе над другими. Ей пришлось искать компромиссное решение, и оно - в противовес открытому честолюбию в школе - было по своему характеру очень двусмысленным. В сущности, оно заключалось в том, что она хотела одерживать победы над другими, не прикладывая для этого никаких усилий. Она пыталась достичь столь невероятной ловкости тремя путями, которые все были глубоко бессознательными. Первый заключался в том, чтобы считать любую удачу жизни победой над другими. Она простиралась от осознаваемого ликования по поводу хорошей погоды во время экскурсии до бессознательного торжества над некоторым «врагом», заболевшим или умирающим. И наоборот, она переживала неудачу не просто как неудачу, но как позорное поражение. Такое отношение лишь способствовало увеличению ее боязни жизни, потому что оно означало опору на факторы, которые находились вне ее власти. Второй способ заключался в перенесении потребности в грандиозном успехе на любовные отношения. Иметь любовника или мужа было успехом; быть же одной означало позорное поражение. И третьим путем достижения успеха без прикладывания усилий было требование, чтобы муж или любовник, представавший в ее фантазиях как властный человек, сделал ее знаменитой без каких-либо усилий с ее стороны, возможно просто дав ей шанс разделить его успех. Эти отношения создали неразрешимые конфликты в ее дальнейших личных отношениях и значительно усилили ее потребность в партнере, так как он должен был принять на себя все эти крайне важные функции.

Вытекающие из этой наклонности следствия были проработаны путем осознания тех влияний, которые были оказаны на ее отношение к жизни в целом, к работе, к окружающим ее людям и, конечно, к себе. Важным результатом этого исследования было уменьшение ее внутренних запретов в отношении работы.

Затем мы бились над взаимосвязями этой наклонности с двумя другими. С одной стороны, они находились в состоянии непримиримых конфликтов, а с другой стороны, взаимно усиливали друг друга, что являлось свидетельством ее безнадежной запутанности в своей невротической структуре. Существовали конфликты между ее навязчивым желанием занимать скромное место и навязчивым стремлением побеждать других; между честолюбивым желанием превосходить других и паразитической зависимостью. Две эти наклонности неизбежно сталкивались, либо порождая тревожность, либо парализуя друг друга. Этот парализующий эффект так же, как и внутренние запреты по отношению к работе, оказался одним из глубочайших источников ее усталости. Не менее важными, однако, были те пути, которыми эти наклонности усиливали друг друга. Быть скромной и постоянно ставить себя на незаметное место становилось тем более необходимым, так как это служило также и прикрытием потребности торжествовать над другими. Партнер, как об этом уже упоминалось, становился все более жизненно необходимым, так как он должен был опосредованным путем удовлетворять ее потребность торжествовать. Кроме того, чувство унижения, порождаемое потребностью жить ниже своих эмоциональных и интеллектуальных способностей, а также ее зависимость от партнера продолжали порождать новые мстительные чувства и, таким образом, навсегда укореняли и усиливали ее потребность в победе.

Аналитическая работа состояла в разрушении шаг за шагом действующих порочных кругов. Тот факт, что ее навязчивая скромность уже уступила место некоторой степени самоутверждения, был большой помощью, так как этот прогресс автоматически уменьшал потребность триумфа. Подобным же образом частичное решение проблемы зависимости, сделав ее сильнее и устранив в значительной степени чувство унижения, сняло напряженность потребности в торжестве над другими. Поэтому, когда мы наконец приблизились к происхождению мстительности, которая ею самой воспринималась болезненно, она смогла с возросшей внутренней силой взяться за разрешение уже ослабленной проблемы. Браться же за эту проблему с самого начала было бы невозможно. Во-первых, она была бы нам просто не понятна, а во-вторых, Клара не смогла бы этого выдержать.

Результатом этого последнего периода было общее освобождение энергии. Клара восстановила свое утерянное честолюбие на гораздо более прочном основании. Теперь ее честолюбие было менее навязчивым и менее разрушительным; его акцент переместился с интереса в успехе на интерес к сущности предмета. Ее отношения с людьми, улучшившиеся уже после второго периода, теперь потеряли всю свою напряженность, порождаемую сочетанием ложного чувства унижения с защитным высокомерием.

Со всеми должными оговорками насчет упомянутых выше упрощений, я сужу по опыту, что этот отчет иллюстрирует типичный ход анализа, или, выражаясь более осторожно, идеальный ход анализа. Тот факт, что в Кларином анализе было три главных раздела, является совершенно случайным. У нее с таким же успехом могло бы быть два или пять разделов. Типичным, однако, является то, что в каждом разделе анализ проходит три стадии: определение невротической наклонности; обнаружение ее причин, проявлений и следствий и выявление ее взаимосвязей с другими сферами личности, особенно с другими невротическими наклонностями. Эти шаги должны быть проделаны применительно к каждой сложной невротической наклонности. Всякий раз, когда очередной шаг проработан, часть невротической структуры становится понятнее, пока наконец целое не становится ясным. Эти шаги необязательно идут в указанном направлении: точнее, некоторое понимание проявлений невротической наклонности необходимо, прежде чем сама наклонность может быть осознана как таковая. Это хорошо иллюстрирует Кларин самоанализ, который будет изложен в 8-й главе. Клара осознала много важных внутренних смыслов ее патологической зависимости до того, как она осознала факт своей зависимости, а также властный побудительный мотив, толкающий ее к зависимым отношениям.

Каждый из этих шагов имеет особую терапевтическую ценность. Первый шаг - определение невротической наклонности - означает выявление движущей силы личностного расстройства, и это знание само по себе имеет довольно большое значение для терапии. Раньше человек чувствовал себя беспомощным, находящимся во власти непостижимых сил. Определение даже одной из этих сил не только означает общее продвижение в углублении осознания, но также отчасти рассеивает вызывавшую недоумение беспомощность. Знание конкретной причины расстройства позволяет понять, что есть шанс каким-то образом повлиять на него. Это изменение можно проиллюстрировать на простом примере. Фермеру нужно вырастить фруктовые деревья, но они не плодоносят, несмотря на все его заботы. И вот спустя некоторое время он чувствует, что совершенно упал духом. Но вдруг он открывает, что его деревья больны какой-то особой болезнью или же что в почве не хватает определенного ингредиента. У него сразу же изменяется взгляд на эту проблему, хотя в самих деревьях еще ничего не изменилось. Единственная разница во внешней ситуации состоит в том, что теперь появилась возможность целенаправленного действия.

Иногда одного лишь открытия невротической наклонности достаточно для того, чтобы снять у невротика чувство огорчения и расстройства. Один способный руководитель, например, был глубоко расстроен тем, что отношение его служащих, которое ранее всегда характеризовалось преданностью ему, теперь изменилось по причинам, от него не зависящим. Вместо решения разногласий дружелюбным путем они начали выдвигать воинственные и необоснованные требования. Хотя в большинстве случаев он слыл человеком весьма находчивым, здесь он почувствовал себя абсолютно неспособным справиться с данной ситуацией и достиг такой степени негодования и отчаяния, что стал думать об уходе из сферы бизнеса. Для того чтобы исправить сложившуюся ситуацию, оказалось вполне достаточным лишь выявить его глубоко укоренившуюся потребность в преданности ему подчиненных.

Однако обычно одно лишь определение невротической наклонности не приводит к каким-либо радикальным изменениям. Во-первых, потому, что желательность изменения, которое открывается в результате выявления подобной наклонности, не очень ясна и поэтому теряет свою действенность. И во-вторых, потому, что желание измениться, даже если оно и составляет вполне твердое желание, - это еще не способность изменяться. Такая способность развивается значительно позже.

Причина того, почему первоначальное желание преодолеть невротическую наклонность обычно не имеет надежной силы, несмотря на энтузиазм, который часто все-таки присутствует, заключается в том, что эта наклонность также имеет и субъективную ценность, от которой человек не хочет отказаться. Когда возникает перспектива преодоления некоторой навязчивой наклонности, автоматически мобилизуются те силы, которые стремятся сохранить эту наклонность. Другими словами, очень скоро после освобождающего эффекта от ее открытия человек сталкивается с конфликтом: он и хочет и не хочет изменяться. Этот конфликт обычно остается бессознательным, потому что человек, разумеется, не хочет признавать, что он может придерживаться чего-то, что может идти вразрез с его разумом и его личным интересом.

Если по какой-либо причине преобладает решимость не изменяться, то освобождающий эффект открытия будет лишь мимолетным облегчением, за которым последует еще более глубокое разочарование. Возвратимся к аналогии с фермером. Изменение его настроения не будет продолжительным, если он узнает или будет думать, что необходимое средство для ухода за деревьями достать невозможно.

Но, к счастью, такие негативные реакции не являются слишком частыми. Обычно и желание и нежелание изменяться имеют тенденцию к компромиссу. В этом случае пациент продолжает придерживаться своего решения изменяться, но хочет изменяться как можно меньше. Он может надеяться, что будет вполне достаточным, если он выяснит происхождение этой наклонности в детстве или если он просто примет решение измениться. Он может прибегнуть и к самообману, полагая, что простое обнаружение наклонности в одночасье все изменит.

Однако при последующем продвижении, когда он станет прорабатывать различные скрытые смыслы этой наклонности, он начнет все глубже осознавать ее неблагоприятные последствия и то, в какой степени она во всех отношениях суживает его жизнь. Предположим, например, что у него была невротическая потребность быть абсолютно независимым. После осознания этой потребности и выяснения некоторых обстоятельств ее происхождения ему придется потратить еще некоторое время для того, чтобы понять, почему только этот путь открыт для обретения его спокойствия и как это проявляется в его каждодневной жизни. Ему придется детально рассмотреть, как эта потребность проявляет себя в его отношении к окружающей обстановке, как она, например, принимает такую форму, что человек теряет терпимость или становится раздражительным, охваченным тревогой. Ему придется выяснить, как она сказывается на его отношении к отдельным предметам одежды. Об этом можно судить по таким признакам, как повышенная требовательность к элементам одежды: ремням, ботинкам, галстукам или прочим деталям, в которых он может чувствовать себя скованно. Ему придется осознать влияние этой наклонности на его работу, проявляющееся, например, в сопротивлении рутинной работе, обязанностям, ожиданиям, предложениям, в склонности бунтовать по поводу времени работы и вышестоящих лиц. Ему придется понять ее влияние на ту сторону его жизни, которая связана с любовью. При этом важно пронаблюдать за такими факторами, как неспособность идти на компромисс или подчинять свои желания желаниям других.

Таким образом, постепенно будет выкристаллизовываться оценка разнообразных факторов, которые в большей или меньшей степени служат тому, чтобы вызвать у него чувство, будто его принуждают, и заставить быть начеку. Просто знать, что у него есть огромное стремление к независимости, еще далеко не достаточно. Только тогда, когда он осознает его всепроникающую принудительную силу и негативистский характер, им может овладеть серьезный побудительный мотив изменить себя.

Поэтому терапевтическая ценность второго шага заключается, во-первых, в том, что он усиливает готовность человека преодолеть лежащее в основе расстройство. Человек начинает в полной мере понимать необходимость изменения, и его довольно неопределенное желание преодолеть расстройство превращается в твердую решимость серьезно вступить в борьбу с этой наклонностью.

Такая решимость образует мощную и имеющую огромное значение силу, которая необходима для осуществления любого изменения. Но даже самая яростная решимость мало что значит без способности довести изменение до конца. Способность к этому постепенно увеличивается по мере того, как одно проявление за другим становится ясно видным. В то время как человек прорабатывает внутренние смыслы невротической наклонности, его иллюзии, страхи, уязвимые места и внутренние запреты постепенно сдают свои позиции. В результате этого он становится не таким беззащитным и изолированным, как прежде, утрачивает свою враждебность. Возникающее улучшение в его отношениях с другими и с самим собой в свою очередь делает невротическую наклонность менее необходимой и увеличивает его способность справиться с ней.

Эта часть работы имеет важное дополнительное значение - она рождает побудительный мотив открыть те факторы, которые препятствуют более глубокому изменению. Силы, мобилизованные до сих пор, помогли постепенно разрушить власть данной частной наклонности и вследствие этого вызвать определенные улучшения. Но сама наклонность и многие ее проявления почти наверняка тесно связаны с другими, возможно, противоречащими ей побуждениями. Поэтому человек не может полностью преодолеть трудности, работая только над той подструктурой, которая образовалась в связи с одной наклонностью. Например, Клара изжила часть своей навязчивой скромности посредством анализа этой наклонности, но некоторые скрытые смыслы, заключенные в этой скромности, были в то время еще вне досягаемости, потому что переплетались с ее болезненной зависимостью и могли быть проработаны только вместе с этой более глубокой проблемой.

Этот третий шаг - выявление и понимание взаимосвязей между различными невротическими наклонностями - ведет к осознанию наиболее глубоких конфликтов, означает понимание попыток их решения и того, как эти попытки приводили до сих пор лишь ко все более и более сильной запутанности. Прежде чем приступить к этой части работы, человек может достичь глубокого осознания сторон конфликта, но все еще втайне держаться за веру в то, что их можно примирить. Он может осознать, например, природу своего побуждения быть деспотичным и природу своего желания быть предметом восхищения. Он пытается примирить эти наклонности, иногда признавая наличие деспотического побуждения и не имея ни малейшего намерения его изменить. В глубине своей души он ожидает, что признание этой деспотической наклонности позволит ему ее сохранить, тем самым завоевать одобрение за достигнутое продвижение в своем осознании. Другой человек, который стремился к сверхъестественной безмятежности, но также был движим мстительными побуждениями, вообразит, что способен быть невозмутимым большую часть года, но изредка позволять себе нечто вроде отпуска, давая волю своей мстительности. Очевидно, однако, что никакого фундаментального изменения не может произойти до тех пор, пока человек втайне придерживается подобных решений. Когда третья стадия проработана от начала до конца, становится возможным понять промежуточный характер этих решений.

Терапевтическая ценность такого шага заключается также в том факте, что он дает возможность распутать порочные круговые связи между различными невротическими наклонностями, открыв то, каким образом они усиливают одна другую или конфликтуют друг с другом. Это приводит к пониманию так называемых симптомов, то есть таких явных патологических проявлений, как приступы тревоги, фобии, депрессии, грубые навязчивости.

Довольно часто приходится слышать утверждения о том, что в психотерапии важно выявить конфликты. Подобные утверждения имеют такую же ценность, как и убеждение в том, что важное значение имеет невротическая уязвимость, или ригидность, или стремление к превосходству. На самом деле, что действительно важно - так это обнаружить всю структуру - не более и не менее того. Существующие конфликты иногда могут быть осознаны на довольно ранних стадиях анализа. Такое осознание, однако, бесполезно до тех пор, пока компоненты конфликтов не будут до конца поняты и ослаблены в своей интенсивности. Только после того, как будет выполнена эта работа, открывается доступ к самим конфликтам.

Позвольте закончить это обсуждение постановкой вопроса о практическом значении информации, представленной в этой и предыдущей главах. Дает ли она определенные и детальные указания относительно того пути, которым надо следовать в анализе? Ответ будет таким, что никакое количество знаний не может осуществить таких ожиданий. Одна из причин этого заключается в том, что различия среди людей слишком велики, чтобы позволить вести поиск по какому-то одному предписанному пути. Даже если мы предположим, что в нашей цивилизации существует лишь ограниченное число отличных друг от друга невротических наклонностей, скажем 15, количество их возможных комбинаций будет практически бесконечным. Другая причина заключается в том, что в анализе мы видим не одну наклонность, четко отделенную от другой, но общую и сложную картину взаимодействия; поэтому необходима гибкая изобретательность, чтобы отделить компоненты общей картины. Третья сложность заключается в том, что часто следствия различных наклонностей не являются очевидными как таковые, но сами являются вытесненными, значительно затрудняя таким образом осознание наклонности. И наконец, анализ в той же мере представляет собой человеческие взаимоотношения, как и обычное исследование. Было бы слишком однобоко думать об анализе как об исследовательском путешествии, в котором принимают участие двое коллег или друзей, в равной степени заинтересованных в наблюдениях и конечных результатах. В анализе особенности пациента и его расстройства, не говоря об особенностях аналитика, имеют решающе важное значение. Его потребность в любви и привязанности, его гордость, уязвимость в такой же степени присутствуют и оказывают влияние как в этой, так и в других ситуациях, а сам анализ неизбежно вызывает реакции тревоги, враждебности и защиты против таких осознаний (инсайтов), которые угрожают его системе безопасности или развившейся у него гордости. Несмотря на то что все эти реакции полезны, при условии, что человек понимает их смысл, они тем не менее усложняют процесс и затрудняют возможность переноса на него обобщений.

Утверждение, что каждый анализ в значительной степени должен вырабатывать свою собственную последовательность решения проблем, может внести робость во многие чувствительные души, особенно в те из них, которые наиболее болезненно переживают за то, чтобы все делать правильно. Но для их же собственной уверенности они должны иметь в виду, что эта последовательность не привносится искусственно посредством ловких манипуляций аналитика, а складывается непосредственно и спонтанно, потому что заключается в самой природе проблем, из которых одна становится доступной только после решения другой. Иными словами, когда кто-либо анализирует самого себя, он обычно делает шаги, описанные выше, всего лишь следуя тому материалу, который появляется в процессе анализа. Конечно, иногда случается так, что он касается вопросов, на которые в данное время пока еще не в состоянии ответить. В такие моменты опытный аналитик сможет заметить, что данная тема выходит за рамки понимания пациента и поэтому ее лучше временно оставить. Давайте предположим, например, что пациент, все еще пребывающий в глубоком убеждении в своем абсолютном превосходстве над другими, даст материал, позволяющий предположить, что у него есть страх неприятия со стороны других. Аналитик будет знать, что преждевременно браться за разрешение страха отвержения пациента, потому что последний сочтет невероятным, что у такого высшего существа, каким он себя считает, возможен такого рода страх. Во многих же других случаях аналитик только при ретроспективном взгляде осознает, как и почему проблема не была доступна для разрешения в данный момент. Другими словами, он также может действовать методом проб и ошибок.

При самоанализе, возможно, возникнет меньше искушения преждевременно браться за разрешение некоторого фактора, потому что человек будет интуитивно уходить от проблемы, трезво воспринимать которую он еще не способен. Но если после нескольких попыток разрешить проблему в течение определенного времени он действительно заметит, что ни на йоту не продвигается к решению, он должен понять, что он, возможно, еще не готов работать над данной проблемой и что ему лучше на какое-то время оставить ее. Не стоит беспокоиться о таком повороте дел, потому что очень часто преждевременная атака проблемы дает ключ к дальнейшей работе. Однако едва ли стоит подчеркивать, что могут быть и другие причины того, почему решение, которое вроде бы само напрашивается, не принимается пациентом, и он не должен слишком часто прибегать к предположению о том, что разрешение проблемы преждевременно.

Информация такого типа полезна не только для предупреждения неоправданного разочарования, но также и для помощи, так как дает возможность соединить в одно целое и понять те особенности, которые в противном случае оставались бы разрозненными наблюдениями. Человек может осознать, что испытывает затруднения при обращении к другим людям с вопросами. Его может раздражать и унижать предложенная ему помощь. Но если он будет немного знаком с невротическими наклонностями, то, возможно, поймет, что все эти реакции вытекают из лежащей в их основе навязчивой наклонности быть самостоятельным. Однако его поведение можно объяснить и обычной усталостью от людей, но чувство оскорбленной гордости, которое может возникать в отдельных случаях, под это объяснение не подходит. Любая догадка должна высказываться как возможный вариант и восприниматься так до тех пор, пока не появятся доказательства ее обоснованности. Но даже и тогда необходимо снова и снова удостовериться, действительно ли в этом предположении ничего не упущено. Естественно, нельзя ожидать, что какая-либо одна наклонность сможет объяснить все: нужно обязательно помнить, что противотоки неизбежны. Следует помнить, что наклонность, выдвинутая в предположении, представляет одну из навязчивых сил и поэтому должна обнаруживать себя в наборе взаимосвязанных реакций.

Его знания окажут существенную помощь и после осознания невротической наклонности. Понимание важного терапевтического значения открытия различных проявлений и следствий этой наклонности может помочь обдуманно сосредоточить на этом внимание, вместо того чтобы теряться в неистовых поисках причин ее власти, большинство из которых может быть понято только позднее. Такое понимание будет особенно ценно, направляя мысли человека к постепенному осознанию цены, которую он платит за следование данной наклонности.

Что касается конфликтов, то практическая ценность психологических знаний лежит в том, что это знание освобождает человека от простого челночного движения взад-вперед между разными позициями. Клара, например, при анализе себя потеряла значительное время, колеблясь между двумя тенденциями: с одной стороны, во всем обвинять других, а с другой - себя. Таким образом, она оказалась в замешательстве, потому что хотела решить вопрос: какая из этих противоположных тенденций на самом деле ей свойственна или, по крайней мере, которая из них преобладает? В действительности же присутствовали обе тенденции, проистекающие из противоречивых невротических наклонностей. Тенденция искать вину в себе и всячески избегать обвинять других была одним из результатов ее навязчивой скромности. Другая же - возлагать вину на других - возникала в результате потребности чувствовать свое превосходство над другими. Эта тенденция делала для нее невыносимым признаться в каких-либо своих недостатках. Если бы в это время она подумала о возможности существования конфликтующих тенденций, проистекающих из конфликтующих источников, она могла бы осознать этот процесс намного раньше.

До сих пор мы кратко знакомились со структурой неврозов и обсуждали тот общий путь, следуя которым надо пытаться работать над бессознательными силами, чтобы постепенно получить ясную картину всей невротической структуры в целом. Мы еще не касались специфических средств их вскрытия. В двух следующих главах мы будем обсуждать работу, которую пациент и аналитик должны проделать для того, чтобы в конечном счете достичь понимания личности пациента.

Самоанализ

Одна из основных работ выдающегося ученого-психоаналитика Карен Хорни, яркой представительницы "неофрейдизма", бросившей вызов пессимизму и терапевтическому аскетизму великого австрийца. "Самоанализ" - своеобразная платформа теории самой Хорни - первое практическое руководство по психоанализу, помогающее людям преодолевать собственные проблемы. Во всех работах Хорни раскрывает типичные внутренние конфликты человека, а ее типология характеров - это мастерски выполненное описание людей, с которыми чуть не ежедневно сталкиваются не только психологи и психотерапевты, но и все мы. Книги Хорни, написаны легким, образным, ярким языком и понятны даже неспециалистам. Невероятно популярные в свое время, они и сегодня не утратили своей актуальности.