Теория и практика психоанализа

Алкоголь и неврозы

Когда-то мне представился случай выразить убеждение, что статистические методы в психологии имеют лишь незначительную ценность, во-первых, потому что здесь высоким числом наблюдений нельзя возместить недостаток их глубины в каждом отдельном случае, а во-вторых, потому что числа, как известно, слишком легко можно подогнать и тенденциозно сгруппировать в зависимости от конкретных намерений автора. Мне жаль, что в работе, подвергшейся критике со стороны профессора Блейлера, я изменил своему же принципу и для защиты моих утверждений сослался в числе прочего на статистическую работу майора медицинской службы д-ра Дренкхана. Я обязан был предвидеть, что слабость любой статистической аргументации против завышения роли алкоголя будет использована как уязвимое место для критики предложенного мною воззрения на алкогольные психозы — что и произошло в действительности.

Однако я не чувствую себя призванным критически просеивать обработанный Дренкханом статистический материал и решать, действительно ли то, что он привел, есть только «застольная шутка», не имеющая доказательности, или все-таки это имеет вес. Я ссылался и ссылаюсь лишь на результат, которого он добился и который согласуется с моими аналитическими опытами, но не могу ручаться за точность его данных.

Но вот против чего я готов протестовать с той же энергией, с какой профессор Блейлер нападает на мои заметки, так это попытка создать видимость, что мое понимание роли алкоголя при неврозах основывается на статистической работе Дренкхана, а не на собственных индивидуально-психологических исследованиях.

Одно, возможно, самое решающее из этих наблюдений, а именно — анализ случая алкогольной паранойи, уж точно сообщен в критикуемой работе. Там показано, как латентный гомосексуалист хватается за алкоголь только тогда, когда он попадает в особенно трудные ситуации, непосредственно противоречащие его сексуальной конституции (обе женитьбы), и как алкоголь разрушает сублимации и гомосексуальная эротика проявляется в образе параноидального произведения психики (бред ревности), в то время как период холостяцкой жизни между обоими браками не отмечен ни запоем, ни паранойей.

Господин Блейлер, по моему мнению, мог бы разобрать также и эту, более значимую часть моей работы, а не ограничиваться осуждением публикации Дренкхана; при его огромном опыте ему бы ничего не стоило проверить мои утверждения собственными психоаналитическими исследованиями и тем самым подкрепить или модифицировать эти утверждения.

Впрочем, должен добавить здесь — так как не смог сделать этого в короткой заметке о работе с параноиками, — что мой взгляд на значимость психологических (и соответственно, комплексно-патологических) мотивов при возникновении хронического алкоголизма сложился постепенно и основан на материале многолетних опытов.

Мне бросилось в глаза, что интолерантностъ к алкоголю, которую до сих пор не мудрствуя лукаво идентифицируют с повышенной физиологической чувствительностью к ядам, не лишена психогенных элементов, а в некоторых случаях является по преимуществу психогенной. Пока в поле моего зрения попадали лишь случаи, где относительно малые количества алкоголя воздействовали непропорционально сильно, я тоже довольствовался теорией «идиосинкразии». Но потом мне пришлось наблюдать лиц, которые демонстрировали подлинное опьянение, приняв несколько капель алкогольного возбуждающего напитка, даже несильно концентрированного. Наконец, в двух случаях вообще не требовалось вводить в организм алкоголь; достаточно было того, что пациент увидел перед собой наполненный стакан — и тут же опьянел. Симптоматика «пьяного» в обоих случаях состояла в том, что пациент сознательно вызывал у себя фантазии и позволял себе агрессивные или предосудительные речи и поступки, которых в трезвом состоянии ни за что не допустил бы (вытеснил). Рука об руку с этим комплексом, зазвучавшим во весь голос, наступало облегчение психоневротического состояния, имевшегося в обычных условиях. Вслед за таким опьянением без алкоголя наступает подобное же похмелье, такое же, как если бы прием алкоголя в действительности имел место.

После этого у меня уже не было сомнений, что и в других, не столь экстремальных случаях ответственность за симптомы опьянения не стоит возлагать на один только алкоголь и что часто алкоголь является лишь разрешающим моментом, разрушителем сублимаций, устраняющим тенденцию к вытеснению, и навстречу ему идет внутреннее стремление к получению удовольствия.

У какой-то части этих «интолерантных» индивидов вкушение алкоголя есть бессознательная попытка паллиативного самолечения посредством «отравления» цензуры, однако, с другой стороны, я знал также таких невротиков, которые употребляли это средство сознательно и вполне успешно, рискуя заболеть хроническим алкоголизмом. Одному больному агорафобией ("боязнь площадей", открытого пространства), например, не помогал никакой обычный наркотик, а один глоток коньяка вселял в него такое мужество, что он даже рискнул пересечь полукилометровый мост через Дунай. Всю жизнь его бросало то в пьянство, то в невроз, и когда такой человек становится алкоголиком, то действительно никто не может взять на себя смелость заключить, что алкоголизм был следствием, а не причиной невроза.

Представить себе разрешающее действие алкоголя помогает гениальная работа О. Гросса о механизме одержимости. Из этого труда мы узнаем, что бывают люди одержимые, которые даже без введения извне препаратов, способствующих получению удовольствия, только путем выработки эндогенных веществ подобного рода могут заставить замолчать и даже «перекричать» угнетающие их мысленные комплексы и депрессивные аффекты.

Я полагаю, что невротик, хватающийся за стакан с водкой, в сущности хочет помочь этой своей недостаточной способности к продуцированию эндогенного удовольствия, а стало быть, можно подозревать, что имеется некоторая аналогия между гипотетическими эндогенными либидо-веществами и алкоголем, и подобно этому симптоматология опьянения с последующим похмельем обнаруживает большое сходство с циркулярным психозом. Эти рассуждения подкрепляют выдвинутое мною утверждение, что алкоголь представляет опасность в первую очередь для таких личностей, которые по каким-то внутренним причинам имеют повышенную потребность в экзогенном удовлетворении потребности в удовольствии.

Интересный взгляд на отношения между алкоголем и неврозом складывается, когда наблюдаешь и анализируешь антиалкоголиков. В некоторых случаях антиалкогольное рвение можно связать с сексуальной свободой. Позволяя себе сексуальную свободу, антиалкоголик упрекает сам себя и за это наказывает себя воздержанием от алкоголя, то есть другим видом аскезы. Это вполне подтверждается тем фактом, что нередко те, кто громогласно требует абсолютного отказа от алкоголя, очень щедры в смысле предоставления сексуальных свобод. Утверждая это, я, естественно, ни в коем случае не посягаю на значимость антиалкогольного движения. И все же всякое призвание (в том числе и психоаналитика) во многом предопределяется сексуальной конституцией. Я далек от мысли, что антиалкоголизм в каждом случае можно свести к таким факторам; я только хочу заметить, что нередко бегство от алкоголя — это тоже невротическая (то есть идущая от бессознательного) тенденция, своего рода перебрасывание сопротивления. Алкоголик вытеснил свое либидо и может вновь овладеть им только в опьянении; невротический трезвенник хотя и дает волю своей сексуальности, но за это вынужден отказываться от другого, не менее сильного желания. Такой антиалкоголик напоминает мне мужчину, о котором однажды рассказывал профессор Фрейд. Этот человек, когда был маленьким мальчиком, как-то испытал ужасные угрызения совести из-за того, что позволил себе «неприлично» прикоснуться к одной маленькой девочке, а в тот момент, когда это случилось, он ел пирожок с красной смородиной в форме рогульки. Остаточное воздействие угрызений совести было столь сильным, что с тех пор он не мог выносить никаких рогулек. (Но сексуальным наслаждениям предавался и впредь.)

Профессор Блейлер критикует мое утверждение, что алкоголь разрушает сублимации. Этому будто бы противоречит часто наблюдаемое громогласное проявление «патриотических сублимаций», наступающее под влиянием алкоголя.

Это возражение напоминает мне о том, что я упустил в своей работе количественный момент при алкогольном воздействии. Определенно, что сублимации, которые в индивидууме полностью сформированы, но не могут выразиться из-за торможений, выходят на свет под воздействием малых количеств алкоголя.

Но если выпивший человек, под эгидой «патриотизма», растроганно обнимает и целует своего соседа за столом, то здесь, думаю, стоит говорить о завуалированной гомосексуальной эротике, но никак не о сублимации.

Невротик, вообще говоря, может предаться пьянству «по причине вредности своей жены или из-за того, что вдруг заболела его свинья». С точки зрения логики — и по мнению моего критика — эти мотивы пьянства можно, конечно, объявить «идиотскими», а пьяницу обвинить в «слабости»; однако психоанализ находит более глубокие объяснения мотивации таких поступков. (Чувствительность сложных комплексов, перебрасывание либидо, бегство в болезнь и т. д.)

Недавно я прочел сборник сообщений д-р X . Мюллера об исследованиях алкогольных психозов с 1906 по 1920 гг. У меня не создалось впечатления какой-то особой их сложности, и я не понимаю, почему господин Блейлер словно требует от каждого, кто хочет заниматься алкогольными проблемами, доказательства особенной пригодности к этому. В ряде сообщений авторы защищают вторичное, как бы «разрешающее» значение алкоголя при алкогольных умственных расстройствах, имеющих, в сущности, эндогенную природу. (Бонхофер, Суханов, Штоккер, Рейхгардт, Мандель.) Я тоже придерживаюсь этой точки зрения, но делаю шаг вперед тем, что на место неясного понятия «эндогенность» ставлю механизмы, вскрытые Фрейдом и Гроссом.

Опасение профессора Блейлера, что публика, не имеющая собственного мнения, может понять превратно мой взгляд на алкогольные психозы (также, как и сексуальное учение Фрейда), я разделяю, однако не вижу основания скрывать свои воззрения. Если бы Фрейд пугливо озирался на людей, не имеющих собственного мнения, то не было бы психоанализа.

Теория и практика психоанализа

Книга посвящена теоретическим разработкам Ш.Ференци в области психоанализа. Разбираются понятия интроекции и проекции, на основе которых предлагается критерий разграничения неврозов и психозов (для первых характерна интроекция, для вторых - проекция). Автор подробно рассматривает особенности развития "принципа (или чувства) реальности", исследует механизм возникновения промежуточной ступени в развитии чувства реальности - между отрицанием реальности и согласие на какое-то неудовольствие. Также в книге представлены описания многочисленных случаев практического психоанализа в самом широком диапазоне: гомосексуальность в патогенезе паранойи, возникновение тиков и т.д. Теоретические разработки Ш.Ференци в этой области не потеряли своего значения и сегодня.