Ференци Ш. - Теория и практика психоанализа

Некоторые «проходные симптомы»

I . Парестезия в области гениталий 1913 г.

Некоторые пациенты, страдающие психосексуальной импотенцией, нередко жалуются, что они свой пенис «не чувствуют»; другие сообщают о выраженном чувстве холода в области гениталий; третьи говорят о съеживании (сокращении) пениса; причем все эти виды парестезии усиливаются во время попытки совокупления. В ходе анализа пациенты вдруг ни с того ни с сего сообщают, что они «лучше чувствуют» свой пенис, что «чувство холода» уменьшается, что их член становится несколько «плотнее» и т. д. Нет смысла проверять подобные заявления, хотя в некоторых случаях я не мог избежать этого. Объективно невозможно было констатировать ни особенного «холода», ни анестезии или анальгезии, заметить можно было разве что «съеживание» пениса. В качестве бессознательного источника этих ощущений аналитически обнаруживался инфантильный страх кастрации, который является также причиной ощущения ретракции у корня пениса и в промежности, особенно при наличии страха перед аналитиком (отцом). Один из пациентов проснулся как-то ночью с ощущением, что он «вообще не чувствует» свой пенис. Он очень испугался и даже ощупал свои половые органы, чтобы убедиться в том, что его член все еще «на месте». Объяснить это можно было следующим образом: в детстве ему угрожали кастрацией за то, что он трогал с целью онанизма свои гениталии; отсюда и «страх прикосновения» к половым органам. Когда он испуганно схватился за свой пенис, это было своего рода компромиссом между давним желанием заняться онанизмом и страхом перед наказанием.

Колебания в таких парестезиях иногда свидетельствуют об улучшении или ухудшении в состоянии пациента.

Наряду с бессознательными онанистическими и инцестуальными фантазиями опасения кастрации являются самой частой причиной психической импотенции; но в основном имеет место и то, и другое: боязнь кастрации из-за инцеста-онанизма.

II . Испускание кишечных газов — привилегия взрослых 1913 г.

Бывает, что анализируемый борется с искушением — громко или даже так, чтобы ощутился запах, испустить кишечные газы во время сеанса; чаще всего это искушение возникает, если что-то восстает в нем против врача. Однако этот симптом имеет целью не только «оскорбление» врача, но показывает также, что пациент хочет позволить себе сделать то, что отец когда-то запрещал ему, делая, однако, это сам. Такое «неприличное поведение» возникает в память о тех «правах», которыми обладают родители и не обладают дети.

III . Беспокойство в конце аналитического сеанса 1915 г.

Иногда к концу аналитического сеанса пациент вдруг начинает беспокоиться. Он прерывает ряд ассоциаций и спрашивает: «Разве еще не 4 часа?» или заявляет: «Мне кажется, занятие уже кончилось» и т. п. Анализ такого поведения выявил следующее. Раньше случалось, что пациент был неприятно задет моим внезапным сообщением, что занятие окончено. Он устраивался у врача как дома: вот бы насовсем остаться здесь, со своим духовным наставником, при котором чувствуешь себя таким уверенным! И будучи внезапно вырванным из этих грез, пациент может быть так потрясен, что это приводит к образованию своеобразного небольшого симптома. Взволнованные расспросы, не закончилось ли занятие, — это защитное мероприятие против подобного потрясения: лучше уж уйти самому, по собственной воле, чем ждать, когда врач «выгонит». Психологической парой к такому образу действий в обыденной жизни является преувеличенная скромность и невзыскательность. Такие люди избегают любых ситуаций, в которых их самолюбие может быть задето ощущением, что они кому-нибудь в тягость. Механизм этого защитного мероприятия напоминает механизм истерических фобий, которые тоже являются защитными мероприятиями от ситуаций, порождающих неудовольствие.

IV . Головокружение после окончания аналитического сеанса 1904 г.

Когда в конце аналитического сеанса пациент встает из лежачего положения, у него иногда появляется чувство головокружения. Рациональное само по себе объяснение, что это происходит из-за внезапной смены положения тела (анемия головного мозга), при анализе оказывается удачной рационализацией и в другом смысле: на деле ощущение при смене положения тела представляет собой лишь удобный случай для выражения определенных чувств и мыслей, находящихся под цензурой. Во время занятия пациент беззаботно отдавался свободному ассоциированию и его предварительному условию: перенесению на врача; он жил как во сне и грезил, что ему теперь всегда будет так хорошо. Внезапно вырванный из этой своей (бессознательной) фантазии напоминанием врача, что занятие окончено, он вдруг приходит к осознанию истинного положения вещей: он здесь не «дома», он такой же пациент, как любой другой; перед ним — врач, услуги которого он оплатил, а не отец, всегда готовый прийти на помощь. Это неожиданное изменение психической установки, это разочарование (его словно «опустили с небес на землю»), вероятно, вызывает то же субъективное чувство, которое ощущаешь при неожиданной перемене положения тела, когда не успеваешь приспособиться к новой ситуации и сохранить равновесие (что и составляет сущность головокружения). Ничего странного, что в момент этого разочарования исчезает и та часть веры в силу анализа, которая покоилась на доверии, подобном доверию к отцу. Пациент вдруг опять склонен объявить аналитические разъяснения «головокружением», то есть «мошенничеством»; этот словесный мостик скорее всего и способствует возникновению данного симптома ("Мошенничество", "надувательство" по-немецки - Schwindel , это же слово означает "головокружение"; соотв. Schwindler - "мошенник, обманщик"). Но констатировать это — не значит решить проблему. Тотчас же возникает вопрос: почему обманщика называют «головокружителем», человеком, намеревающимся вызвать у кого-то головокружение? Пожалуй, потому, что он может пробудить иллюзии, которые в момент разочарования вызовут чувство обманутости (= головокружения, Schwindel ), и именно описанным образом!

Впрочем, окончание аналитического сеанса заставляет пациента еще и в другом смысле психически «пошатнуться». Свобода ассоциаций, которой можно наслаждаться во время занятия, должна быть ограничена перед тем, как пациент уйдет домой, а логические, этические и эстетические барьеры, необходимые для жизни в обществе, — восстановлены заново. Это полное переключение мыслительного процесса и внезапное подчинение его принципу реальности один юноша, страдающий неврозом навязчивых состояний и особенно сильно ощущавший головокружение после занятий, однажды выразил следующим образом — на языке предпочтительной для него автомобильной терминологии: когда он встает (с кресла в моем кабинете), ему приходится тормозить свое мышление, одним махом снижая скорость с пятидесяти километров в час до двадцати пяти. Включить «тормоз» столь быстро иногда не удается; «машина» в новом положении еще какое-то время работает с прежней «скоростью», пока человек не овладевает ситуацией, что и кладет конец чувству головокружения. Труднее всего в первые секунды после аналитического сеанса вновь найти общепринятый тон в том, что касается эротики. Больной, который только что без опаски выдавал свои интимные тайны, вдруг видит врача — «постороннего человека», перед которым он должен стыдиться. И он действительно стыдится, как человек, который «распоясался» в буквальном смысле этого слова — то есть его одежда не «застегнута» как полагается. У одной очень чувствительной пациентки остаточное чувство стыда нередко сохранялось в течение целого часа после анализа: при этом у нее было ощущение, как будто она бродит голая в толпе людей.

Описанный симптом не имеет особого патологического значения, не представляет никаких технических трудностей для врача и в большинстве случаев исчезает, когда пациент привыкает к внезапным переключениям психической установки. Я описал его только потому, что есть пример, когда психическое возбуждение как бы переливается в физиологическую сферу, а это могло бы кое-что дать для понимания истерической конверсии. По окончании аналитического сеанса чувство обманутости («вскружили голову»), возникающее при психическом переключении, может, вероятно, преобразовываться в ощущение головокружения, потому что при том и другом все дело — в нарушении равновесия. Для объяснения психогенного симптома и истерической конверсии необходимо предположить между душевным и физическим процессами более тонкую идентичность, чем tertium comparationis (общее, имеющееся в обоих сравниваемых явлениях).

V . Пациент засыпает во время анализа 1914 г.

Иногда во время анализа пациенты, находясь на «вершине сопротивления», жалуются на сонливость и даже угрожают, что сейчас заснут. Таким способом они выражают свое недовольство бесцельным, бессмысленным и скучным курсом лечения. Врач объясняет им смысл их угрозы, и чаще всего они вновь становятся бодрыми, тем самым подтверждая, что их поняли правильно. Один из моих пациентов не ограничивался только угрозой, а несколько раз действительно засыпал. Я оставлял его в покое и выжидал. Я понимал, что он недолго сможет спокойно спать, поскольку за время сна платит тоже он. Я знал, кроме того, что он хочет довести до абсурда мой метод — его заставить говорить, а самому молчать. Итак, я молчал, а пациент спал примерно минут пять, но затем просыпался и продолжал работу. Он повторял такое раза три или четыре. В последний раз он увидел сон, толкование которого подтвердило, что пациент выбрал этот вид сопротивления, так как мог выразить этим также и бессознательные пассивно-гомоэротические фантазии. (Фантазия, как его насилуют, пока он спит.) Аналогичным образом, по-видимому, объясняется желание многих пациентов, чтобы их загипнотизировали.

VI . Невроз навязчивых состояний и благочестие 1914 г.

Иллюстрацией к теории Фрейда, что невроз навязчивых состояний и религиозная практика, в сущности, идентичны, является случай пациентки, у которой циклически чередовались суеверная набожность и навязчивые состояния. Когда она «здорова», она добросовестно соблюдает все религиозные церемониалы и нередко даже предписания чужой религии, считается с любым суеверием. Но как только наступают симптомы навязчивого состояния, внушающие ей страх, она перестает быть суеверной и религиозной. Ее рациональное объяснение таково: поскольку Бог (или судьба), несмотря на строгое соблюдение всех правил, не защитил ее от рецидива болезни, то она не будет больше совершать эти бесполезные мероприятия. На самом же деле религия и суеверия становятся ненужными, как только она, по бессознательным причинам, начинает культивировать свою «индивидуальную религию» (невроз навязчивых состояний). Когда ей становится лучше, она опять согласна совершать социально признанные религиозные обряды и снова становится верующей. У меня есть основания предполагать, что периоды навязчивых состояний соответствуют сильным «толчкам» либидо.

VII . О «стыдливых» руках 1914 г.

Это бывает у молодых людей, но встречается и у взрослых среднего возраста: пациенты не знают, что делать со своими руками. Необъяснимое чувство вынуждает их чем-нибудь занять свои руки, но подходящего занятия никак не найти. Им кажется, что все вокруг смотрят на них, они всеми силами пытаются что-нибудь делать руками, но стыдятся своей неловкости, что еще больше усиливает их смущение и приводит к многообразным симптоматическим действиям: опрокидывание предметов, стаканов и т. п. Их внимание слишком озабочено положением и движением рук, сознательное наблюдение за руками наруша ет обычную «раскованность», автоматизм позы и мануальных действий. Некоторые люди справляются с этим смущением, пряча руки под стол, в карманы, сжимая кулаки или ставя кисти рук в какое-нибудь жесткое положение.

Судя по моему опыту, в таких случаях речь идет о недостаточно подавленной склонности к онанизму (или другой «дурной привычке»: грызть ногти, ковырять в носу, почесываться и т. д.). Подавление этой склонности удалось как раз настолько, что цель движения (мастурбация) уже не осознается, однако импульс к нему проникает в сознание. Навязчивое желание занять руки — «переброшенное» проявление этой тенденции и в тоже время — попытка ее рационализировать. Иллюзия пациента, что все обращают внимание на его руки, объясняется вытесненной склонностью к эксгибиционизму, которая первоначально относилась к гениталиям, а потом была переброшена на те части тела, которые обычно остаются непокрытыми (лицо и руки).

Если принять во внимание тенденции, которые были вытеснены во время латентного периода и пытаются осуществиться в пубертатном возрасте, но отклоняются сознанием или понимаются превратно, то это, возможно, приблизит нас к пониманию других «странных» и «комичных» особенностей пубертатного возраста.

VIII . Тереть глаза — замена онанизма 1914 г.

Один пациент с неврозом навязчивых состояний — в его страдании большую роль играет вытесненная склонность к онанизму — реагирует на половое возбуждение тем, что у него начинается сильный зуд век, который он старается унять, потирая глаза. (См. ниже о символической идентичности глаз и гениталий.)

IX . Мочеиспускание как успокоительное средство 1915 г.

Когда ребенок пугается, няня сажает его на горшок и говорит, чтобы он помочился. Ребенок при этом явно успокаивается и перестает плакать. Нет сомнения в том, что ребенку была предложена «либидо-премия» (проявление любви). Мочеиспускание хорошо отводит аффект страха, возможно, потому, что ребенок получает столь же внезапное облегчение, сколь внезапным был испуг.

X . Болтливость 1915 г.

Во многих случаях одним из средств сопротивления пациента оказывалась болтливость. Пациенты легко болтали о всевозможных пустяках, чтобы только не говорить врачу о чем-то существенном.

XI . «Забывание» какого-то симптома и появление его в сновидении 1914 г.

Одна пациентка имеет привычку перед тем, как идти спать, проверить, не прячется ли под кроватью разбойник, но как-то вечером она забыла это сделать. Той же ночью ей снится, что ее преследует молодой мужчина, угрожая ножом. Ряд ассоциаций привел от сновидения к инфантильным сексуальным переживаниям, а также к некоей фантазии. Перед тем как заснуть, пациентка, очень щепетильная в обыденной жизни, осмелилась представить себе сексуальную сцену между нею и молодым человеком, живущим напротив. Я предполагаю, что она не стала обыскивать комнату перед сном для того, чтобы иметь возможность ночью плести дальше нить своей фантазии в пугающе-искаженном виде. Мысль о «разбойнике», раз его не искали, легче могла «помешать» спокойному сну пациентки.

XII . Поза во время лечения 1913 г.

В двух случаях пациенты мужского пола выдали свои гомосексуальные фантазии тем, что во время анализа они вдруг, лежа на спине или на боку, переворачивались на живот.

XIII . Навязчивое этимологизирование 1913 г.

Навязчивое этимологизирование у одного пациента проявлялось как подмена вопроса о том, откуда берутся дети, проблемой происхождения слов. Этот факт мог бы подтвердить теорию Ганса Шпербера о сексуальном происхождении языка. ( Imago , I . Jahrgang ).

Шандор Ференци (Sandor Ferenczi)

Теория и практика психоанализа

Некоторые «проходные симптомы»

Шандор Ференци
(Sandor Ferenczi)