Основные формы страха: исследование в области глубинной психологии

Глава 3. Личности с навязчивостями

Застыть однажды, как камень! Однажды и навсегда!

Г. Гессе

Страстное стремление к постоянству возникает в нас очень рано и глубоко укореняется в нашей душе. Очевидно, что возвращение к привычкам и доверительным отношениям нашего детства чрезвычайно важно для развития каждого человека. Возможно, здесь проявляются специфические человеческие способности, чувства и психическая организация, способность любить, дарящая нам доверительность и надежду. У шизоидных личностей, часто меняющих свои привязанности или переживших в детстве утрату близкого человека, мы обнаруживали подавление или искаженное развитие их качеств.

Определенная длительность психического состояния и повторяемость одинаковых впечатлений в равной степени важны для развития мышления, для приобретения знаний и опыта, вообще для нашей ориентировки в мире. Хаотический мир без узнаваемых и надежных закономерностей не дает возможности развернуться нашим способностям — внешний хаос соответствует хаосу внутреннему. Опыт человека и его возможности приобрести истинные и надежные знания являются внутренним отражением порядка и закономерностей мировой системы. Прилунение невозможно, если дорога на Луну выбрана произвольно, и непредсказуемо без опоры на познанные законы природы и научно разработанные траектории полета.

Выяснением взаимоотношений между макро- и микрокосмом занималась астрология; сегодня она снова переживает возрождение. В своем «Астрологическом завете» Оскар Адлер, имея в виду известное изречение И. Канта о том, что он исполнен глубокого благоговения перед двумя вещами — звездным небом над головой и нравственным императивом внутри нас, говорит о том, что нравственный закон внутри нас есть отражение звездного неба или соответствие. По мере того как мы познаем свое место в космосе, мы находим принципы организации в нас самих, и прежде всего определяем это в качестве принципа, т.е. исходим из того, что этот порядок не выдуман человеком и является фундаментальным условием нашего жизненного устройства. Это можно пояснить с помощью аллегорий, приведенных во вступлении к данной книге.

Стремление к продолжению присуще человеку: страстное желание вновь любить и быть любимым после прекращения любовной близости — основа не только нашего благополучия, но и религиозного чувства. В представлениях о текучести времени, вечности и всеобщем присутствии божественного отражается человеческая потребность в своем продолжении. Мы далеко не всегда осознаем, насколько глубока эта потребность, — только тогда, когда наши привычки и содержание нашей жизни изменяются, причем такое осознание часто продолжается и после прекращения действия изменяющих нашу жизнь факторов. Лишь тогда, когда нас охватывает ужас перед преходящим характером нашего существования, мы со страхом осознаем нашу зависимость.

Теперь мы должны приступить к описанию третьей основной формы страха — страха перед преходящим. Мы встречаемся с ним тем чаще, чем чаще обращаем на него внимание.

Рассмотрим вначале, какие возникают последствия, когда у человека усиливается страх перед временным характером своего существования и возрастает его стремление к продлению и безопасности в том смысле, какой мы вложили в наше иносказание о центростремительном направлении, или силе тяжести.

Общим следствием такого стремления является желание оставить все по-прежнему. Изменение привычного состояния напоминает о преходящем, об изменчивости, которую личности с навязчивостями (обсессивные) хотели бы по возможности уменьшить. Поэтому они пытаются найти или восстановить уже изведанное и проверенное.

Когда что-либо изменяется, они расстраиваются, беспокоятся, испытывают страх, пытаются уменьшить или ограничить изменения, а если они происходят — помешать им или преодолеть их. Они противостоят происходящим с ними изменениям, но это сизифов труд, так как все мы находимся в потоке событий, «все течет и все изменяется» в непрерывности возникновения и исчезновения, и никто не может остановить этот процесс.

Как вообще выглядят эти попытки? При таких состояниях мнения, опыт, установки, главные правила и привычки удерживаются железной хваткой на основе действующего принципа и неизменного правила — все настоящее превращать в «закон вечности». Новый опыт либо отклоняется, либо, если это невозможно, трактуется как уже давно известное и испытанное. Сознательно или подсознательно это приводит к подтасовкам, вследствие чего некоторые детали нового упускаются, тенденциозно трактуются или просто аффективно отвергаются с тем обоснованием, что они неубедительны, преходящи, необъективны. В качестве спасения человек держится за такие установки; никто и ничто не может их поколебать. История науки полна примеров подобных непродуктивных споров, основанных на упорном отстаивании своей «правоты».

Стремление отстаивать все известное и привычное неизбежно приводит к готовности встречать все новое с предубеждением, к желанию обезопасить себя от всего удивительного, непривычного и неизведанного. Это не только исключает возможность риска и попытки самому исследовать неизведанное с точки зрения наивной веры в прогресс, но и вызывает тенденцию затормозить, сдержать или даже предотвратить стремление других людей к риску, к открытию нового, к развитию.

Основной проблемой личностей с навязчивостями мы считаем переоценку потребности в собственной безопасности. Осторожность, предвидение, долгосрочное целенаправленное планирование, вообще установка на продление существующего — все это связано с упомянутой потребностью. С точки зрения содержания страха данная проблема описывается как страх перед риском, перед изменениями, перед преходящим. Если провести аналогию с человеком, который вступает в воду, умея плавать, — это курс на сушу. Такие установки и способы поведения могут приобретать разную степень выраженности и очень странные формы.

30-летний мужчина был одержим пополнением своей библиотеки. В то же время он регулярно посещал публичную библиотеку, не читая собственных книг и обосновывая это следующим образом: если он однажды переедет в такое место, где нет библиотеки, что же он будет делать, когда прочтет все свои книги? В данном случае предвидение и предусмотрительность, а также связанный с ними страх приобретают действительно гротескную форму.

Некоторые личности с навязчивостями, имея полные шкафы одежды, носят исключительно старые вещи, создавая тем самым «резервы», — у них «сердце болит», если они вынуждены надевать новое, поэтому они носят старомодную, проеденную молью одежду. Новая вещь используется ими только тогда, когда старая совсем изнашивается, и то лишь в целях предотвращения ее окончательного распада. Все, что движется к окончанию, напоминает им о преходящем и в конечном счете о смерти.

В каждом из нас живет такой страх, и все мы желаем продления своего существования и даже бессмертия; все мы ищем чего-то бесконечного и испытываем глубокое удовлетворение, когда вновь находим вещи, к которым привыкли, но по различным причинам утратили. В этом плане мы понимаем и страсть к коллекционированию: что бы мы ни собирали — почтовые марки, монеты или фарфор — нами руководит неосознанный мотив приближения к вечности, некая гарантия бессмертия — ведь как бы богата ни была наша коллекция, в ней всегда недостает той или иной вещи.

Другие надеются продлить свое существование и приобщиться к вечности, приобретая средства, помогающие сохранить здоровье и тем самым увеличить продолжительность жизни, они изобретают вечный двигатель или придают своим собственным воззрениям и теориям характер всеобщности и вневременности. Уже одна наша склонность сохранять любимые привычки и возвращаться к старым впечатлениям, особенно если возникает угроза их нарушения, свидетельствует о нашем желании продлить свое существование.

Стремление избежать страха перед изменчивостью и временностью проявляется в упорной тенденции к удержанию и овладению; это происходит во всех возможных областях. Семейные, общественные, моральные, политические, научные и религиозные традиции приводят к догматизму, консерватизму, чрезмерной принципиальности, предубежденности и различным формам фанатизма. Чем больше упрямства проявляем мы в отстаивании своих позиций, тем с меньшей терпимостью относимся к тем, кто пытается поставить их под сомнение. Мы всегда испытываем страх перед всем, что может изменить наши привычки, поколебать наши знания и верования, угрожать нашей безопасности, и подвергаем сомнению новые взгляды. Чем уже наш собственный кругозор и чем более ограниченны горизонты нашего познания, тем больше мы стремимся сохранить все в неизменном виде, тем больше боимся утратить свою безопасность из-за новых открытий и перемен в мире.

Итак, чем сильнее мы пытаемся удержать прошлое, тем больший страх испытываем перед преходящим, и, с другой стороны, чем больше мы сопротивляемся процессу изменения и развития, тем отчаяннее накапливаем силы для отстаивания своих позиций, тем выраженнее становятся переживания, связанные с борьбой поколений. Жесткая приверженность к старому и категорическое отрицание нового старшим поколением, как правило, сопровождаются экстремальным поведением молодежи.

Естественно, что приверженность традициям первоначально имеет известное позитивное значение: мы во всем ищем постоянства и абсолюта, а значит, должны найти вневременную закономерность. Однако избыток постоянства приводит к уменьшению готовности и способности к ориентации в новой ситуации, вызывает наше сопротивление изменениям, опровергающим или корригирующим ранее приобретенные знания и опыт, изменениям, которые всегда происходят в жизни. Старая истина «tempora mutantur, et nos mutamur in illis» («времена меняются, и мы меняемся с ними») не имеет силы для личностей с навязчивостями, которые одержимы стремлением к постоянству и страхом перед переменами.

Они пытаются удержать жизнь с помощью схем и правил и проявляют упрямую нетерпимость ко всему новому и непривычному, а потому и беспокоящему их. Однако это способствует формированию навязчивостей.

Таким образом, за каждой привычкой, догмой или каждым проявлением фанатизма стоит страх — страх перед переменами, преходящим и в конечном счете страх смерти. Поэтому личности с навязчивостями с таким трудом примиряются с людьми, отнимающими у них власть, или обстоятельствами, не подчиняющимися их воле. Они действуют, руководствуясь собственным мнением, и принуждают к этому окружающих. Однако все, что им не удается в жизни, возвращается к ним обратно как насилие, к которому они хотели принудить других: ведь когда мы хотим, чтобы все вокруг происходило по нашим правилам, это делается с принуждением, и мы уже не можем отличить свою волю от чужой. Так возникает впечатляющая последовательность: от навязчивых желаний к навязчивым действиям, в которых мы можем распознать жизненные силы, направленные на выравнивание однобокости и односторонности.

Человек со склонностью к навязчивостям с трудом осознает, что та или иная сторона его жизни не может быть абсолютизирована: она не подчиняется неизменным принципам и не может быть заранее просчитана и определена. Такие люди верят, что могут привести все к единой системе; они считают, что в состоянии полностью обозреть свое жизненное пространство и овладеть жизнью, т. е. хотят совершить насилие над природой. Здесь уместно привести высказывание Ницше о том, что стремление к систематизации всегда предполагает не искренность: таким образом маскируется желание насильственно упростить многообразие всего живого.

Навязчивое поведение сказывается на межчеловеческих отношениях. Вольно или невольно, сознательно или подсознательно мы предписываем другим то, что нравится нам самим. Это особенно четко проявляется во взаимоотношениях с партнерами, детьми и зависящими от нас людьми.

Как мы уже упоминали, проблема взаимосвязи поколений и сами конфликты между поколениями воспринимаются людьми со склонностью к навязчивостям особенно остро. Все новое, непривычное и необычное отклоняется и подавляется ими; их установки и суждения доводятся до абсурда. Таким образом, провоцируется появление устрашающих планов противостояния, происходят бунты и революции. Консерватизм этих людей является источником таких экстремальных действий, которые приводят к «выплескиванию ребенка из ванны вместе с водой». Здесь проявляется неизбежная человеческая трагедия; ее можно избежать только в одном случае: проявив готовность воспринимать и понимать новое.

Личности с навязчивостями боятся, что без постоянного контроля (их собственного и постороннего) может наступить мировой хаос, что для наступления такой ужасающей неупорядоченности достаточно лишь немного расслабиться, отпустить вожжи, стать более открытыми чужим влияниям и более податливыми. Они боятся, что их могут притеснить, вытеснить или обойтись без них, что их мнением могут пренебречь, и если это хоть раз произойдет, то все обрушится, наступит светопреставление; они уподобляются Гераклу, который бы уже заранее предвидел, что на месте одной срубленной головы у гидры вырастут, по крайней мере, две. Они боятся совершить первый шаг, так как представляют себе бесчисленные последствия этого поступка. Они всегда стремятся достичь большей власти, приобрести больше знаний и навыков, чтобы предотвратить возникновение нежелательного и непредвиденного, и живут по принципу «а что будет, если...», вследствие чего отвергают все возможные варианты поведения, так что их повышенная осторожность и предусмотрительность не находят применения в жизни.

Один пациент, которому было предложено оторваться наконец от дивана и высказать свои соображения, с раздражением ответил: «Но ведь тогда случится землетрясение», — тем самым в грубой форме выразив, насколько подавлены его мысли и стремления и какой длительный самоконтроль и напряжение сил необходимы для такого поведения. Осторожность прежде всего, нужно сделать все, чтобы предотвратить непредусмотренное — вот важнейший жизненный принцип личностей с навязчивостями; чтобы ему следовать, они проявляют большую изобретательность. Мы можем рассмотреть это на нескольких примерах. Одна из возможностей вырвать себя из живого потока происходящего — это нерешительность, медлительность и сомнения. Проанализировав письмо, написанное обсессивной личностью, мы можем сделать вывод о том, следует ли в данном случае проводить психотерапевтические мероприятия, или вместо этого согласиться с проведением бальнеологического лечения.

«Сердечное спасибо за Ваше письмо! Оно вызвало у меня тяжелые переживания, связанные с тем, что я не знаю, следует ли решиться на описание моего невроза уже при нашей первой беседе.

Это возможно лишь в очень поверхностной форме. Я должен был ответить согласием или отказом в отношении лечения в 10-й водолечебнице до 10.07. Между тем я, получив Ваше письмо с предложением лечиться у Вас, с того времени пребываю в нерешительности, и мое состояние отвратительно. В конечном счете окажется, что, пока я решусь на что-либо, мое место в водолечебнице будет занято. Вообще-то решение весьма просто, так как я не имею достаточно денег для поездки в Мюнхен. Между нами говоря, я набрал некоторую сумму, однако она недостаточна. Так дело не пойдет. Я все время думаю о том, что лечение на курорте было бы необходимо и даже безотлагательно. Я представил себе, что, быть может, диагноз органического заболевания больше соответствует тяжести моего общего состояния и лечение на курорте может дать позитивные результаты. В Мюнхене мне негде жить. После лечения в 10-й водолечебнице мне в этом году, очевидно, было бы утомительно ежедневно — туда и обратно — ездить в Мюнхен? Я не могу сделать этого ни при каких обстоятельствах. Как только я подумаю, какая неопределенность связана с этими поездками, меня охватывают тревога и страх. Кажется, что даже война не может вызывать такого беспокойства. Я предполагаю, какой ужас вызовет у Вас моя нерешительность! Но ведь Вы — психоаналитик! И Вы должны знать, что я один из тех людей, которые хотя и любят, но не женятся, потому что не могут на это решиться. И потом, было уже поздно. А теперь мне снова предстоит путешествие. В конце концов, ничего другого мне не дано. Так уж повелось, что Мюнхен, который требует больших затрат, вызывает страх. Такова реальность. Не лучше ли сначала скопить деньги, а потом уже двинуться в путь? На следующий год, в мае или июне, я определенно буду подготовлен для такого путешествия. До настоящего времени мы дважды получали только половину зарплаты. Такая несвоевременность в выплате зарплаты стала сейчас нормой. Если все будет в порядке с деньгами, то я приму лечение в водолечебнице, после чего появлюсь в Мюнхене. Получив известие о том, что мое место не может быть зарезервировано на длительный срок, я, может быть, решусь ехать в Мюнхен. Чтобы реализовать эту возможность, я хотел бы узнать от Вас, не мог ли бы я отсрочить оплату до 15.09 и нельзя ли мне проводить занятия с Вами в период с 07.08 по 07.09.

О, это тяжелые роды! Если я сделаю все, о чем написал, мне кажется, безусловно, можно было бы продолжить психоанализ, но все остается таким, каково оно есть.

P.S.: Я не могу ни на что решиться, и это доставляет мне мучения. Я хочу убедиться в том, имеется ли еще место в 10-й водолечебнице. И еще я хочу узнать, сможете ли Вы работать со мной до 07.09 и могу ли я оплатить расходы до 15.09. Быть может, я отправлю телеграмму». (В конечном итоге он так и поступил и решился на психоанализ.)

Мы можем себе представить, сколь мучительны для человека такие колебания и такая нерешительность, и прежде всего потому, что он расценивает важные для него решения как окончательный приговор. Мы видим, как он ставит свои решения в зависимость от каких-то посторонних вещей — так, на него могут оказать влияние поломанная пуговица на пиджаке или результат игры в кости. Позднее мы увидим, что такой же страх возникает у него перед личной ответственностью.

Еще один пример того, как личность с навязчивостями воздвигает преграды на пути естественных переживаний.

«Есть ли вообще смысл в толковании сновидений? Все это очень относительно — содержится или не содержится данный смысл в сновидении. Кто может это определить? Быть может, я уже изменил содержание сна во время его описания или даже неточно вспоминаю свои переживания во время сна? Не является ли все это сомнительным? Сновидения есть только накипь, занятие ими носит ненаучный характер. Фрейд и Юнг имели совершенно различные точки зрения относительно сновидений и по-разному их истолковывали. Совершенно очевидно, что их точки зрения не могут быть надежными и обязательными. А истолкование! То, что может прийти мне в голову... это приводит к бесконтрольности... пусть это останется полностью непознанным... кроме этого мне ничего не приходит в голову».

Такая предосторожность, мастерски аргументированная и направленная на отгораживание от переживаний, хорошо известна; страх пациента перед утратой контроля отражается в его высказываниях о непознаваемости сновидений. Кто-то может подумать, что сомнения пациента в отношении толкования сновидений совершенно обоснованны. Они, однако, упускают из виду то обстоятельство, что здесь проявляется общее свойство пациентов уклоняться от решений — ведь их сомнения касаются отнюдь не только сновидений и связаны со страхом перед всем «опасным»; они ищут способа уклониться от ситуации, которая содержит угрозу для них.

Многие личности с навязчивостями, исходя из той же предосторожности и предусмотрительности, отличаются вязкостью суждений, застревают на деталях. Их поведение можно проиллюстрировать удачной шуткой: «Один человек, попав на небо, увидел две двери с табличками: "Дверь в царствие небесное" и "Дверь на лекцию о царствии небесном". Он подумал и вошел во вторую дверь».

Одна из закономерностей психической жизни заключается в том, что все подавляемое нами накапливается, как талая вода, и создает внутреннее давление. Поэтому навязчивые явления требуют много времени и сил, чтобы сдерживать их в глубинах нашей души. Так возникает порочный круг навязчивостей: с одной стороны, в подсознании удерживается все подавленное и вытесненное, а с другой — воспроизводятся навязчивые явления для борьбы с ним. Таким образом, интегрируется все то, чего мы избегаем и от чего испытываем страх, и это переживается нами, скорее всего, с удивлением, так как подавленное несет в себе такое значимое содержание, что даже просто рассказ о казалось бы бессмысленных сновидениях обнаруживает важную информацию.

Можно себе представить, как ограничен и упрям, как принципиален и односторонен в своих выводах человек с такими установками, как «безжизненна» его жизнь, если он возводит в абсолют свои принципы и в соответствии с ними добивается исполнения своих требований.

Человек с обсессивным развитием личности осознает лишь то, что он считает «правильным», т. е. то, что не несет в себе опасности риска и связанного с ним страха. Такие люди считают себя обязанными верить в то, что они считают истинным, и всякая другая, свободная от их предрассудков, мысль кажется им невероятной.

Будучи принципиальными во всем, они доводят естественное стремление к порядку до педантичности, необходимую последовательность и рациональность — до неисправимого упрямства, разумную экономность — до скупости, здоровое своеобразие — до исключительного своенравия, вплоть до деспотизма. Вся полнота жизни заменена у них жесткими правилами, однако это не помогает им полностью преодолеть страх, что приводит к развитию навязчивостей. Эти симптомы, изначально способствующие связыванию и устранению страха, постепенно становятся внутренне необходимыми. Они «навязываются» личности, и человек не может от них отказаться, даже если не видит в них смысла. Навязчивое мытье рук, навязчивые сомнения, навязчивый счет, навязчивые воспоминания являются примерами таких действий. Если же человек пытается избавиться от навязчивостей, высвобождается связываемый ими страх.

Сколь бы разнообразными ни были навязчивости, все они в конечном счете представляют страх перед риском, перед стихийной беспечностью, которая толкает нас на рискованные действия. Такой страх наряду с попытками его предотвратить или преодолеть всегда настигает этих людей при столкновении с новым, неизвестным, опасным и запрещенным, при любой попытке отклонения от привычного стереотипа. Когда все остается таким, как есть, — вещи на письменном столе, порядок расположения которых незыблем, мнения и суждения, имеющие силу закона, моральные установки, застывшие и навсегда классифицированные, теории, неоспоримые, как аксиомы, вера, непоколебимая и абсолютная, — то кажется, что время остановилось. Все уже предусмотрено, мир больше не меняется, действительность есть лишь повторение прошлого и давно известного — так пульсирующий ритм жизни становится монотонным, мертвым. Такое поведение, быть может, иногда не лишено настоящего трагического величия, так как жестокая, подавляющая и укрощающая жизнь воля и недостаток гибкости придают личности некую монументальность, лишая ее изобретательности и удачливости. Трагизм заключен также в провале абсолютизации воли, так как жесткие требования независимо от того, носят ли они реальный или воображаемый характер, заведомо невыполнимы.

В простых примерах столь принципиальной позиции личностей с обсессивным развитием трагическое и комическое тесно переплетаются между собой — попробуйте хоть раз сделать вашу квартиру абсолютно чистой, чтобы в ней не было ни пылинки. Трагичность данной ситуации заключается в том, что нельзя удержать и зафиксировать чистоту, как невозможно остановить время. Так льют воду в бездонные бочки Данаиды. Так как пыль всегда появляется вновь, то какой бы чистоты мы ни достигли, вновь возникает желание ее стереть, и эта проблема неразрешима, сколько бы ни повторялись наши попытки. В данном случае стремление к абсолютному избавлению от пыли несет в себе такой же смысл и таит в себе такую же опасность, как и попытки достичь абсолютной моральной чистоты. Собственно говоря, перенос этой проблемы на банальный уровень носит искусственный характер, и истинное разрешение возникших проблем не требует насилия.

Когда иррациональные чувства принуждают нас к бесплодной деятельности, мы всегда должны спрашивать себя, какого существенного столкновения с действительностью или какого решения хотим избежать.

Проблему навязчивостей с юмором описывает Ф. Т. Фишер в своем романе «Все так же одинок». Его герой ведет длительную войну против того, что он называет «коварством объектов». Вытесняя преимущественно агрессивные аффекты и побуждения, он постоянно совершает действия, не соответствующие его намерениям, и прячет вещи в башмаки, называя это «коварством объектов». Когда несимпатичная соседка за столом случайно проливает на его одежду соус, он расценивает это как «коварство объекта» в виде запачканных соусом пуговиц на его пиджаке, скрывая таким образом подавленную неприязнь и агрессивность по отношению к даме. Такие неудачные действия лиц с обсессивным развитием особенно часто встречаются в описаниях 3. Фрейда, который объясняет это вытеснением жизненных побуждений. В ошибочных действиях (оговорках, забывчивости, ошибках) проявляется все, что было скрыто и подавлено, и, минуя чувство вины, предается искаженной гласности.

Навязчивости могут достичь степени болезни с неблагоприятным течением, заполняя всю жизнь человека и производя впечатление властвующей над ним демонической силы. Можно себе представить, что в прошлом, когда еще не было сведений о психодинамических взаимосвязях, эти ужасные насильственные действия, лишенные какого-либо смысла, производили впечатление одержимости человека бесом или злым духом. Такие больные сами часто рассматривают эти действия как результат вмешательства в их жизнь посторонней силы, поскольку они носят чуждый им характер.

Каждая навязчивость имеет тенденцию к распространению на все новые и новые области, напоминая некоторые соматические заболевания, в частности метастазирование опухолей. Жизнь личностей с навязчивостями все более и более ограничивается навязчивыми проявлениями. Ниже мы приведем ряд примеров, демонстрирующих эту закономерность.

Описанные навязчивые процессы представляются нам защитой от беспокоящих «злых» мыслей, желаний и побуждений, которые мы считаем необходимым подавить. Попытки избежать или преодолеть такие нежелательные психические процессы отнимают много сил и времени. Однако это вряд ли достижимо: нам как будто противостоит колдовская сила. Едва мы преодолеваем злые, грязные, грешные мысли, как они всплывают вновь и навязчиво требуют новых усилий по их преодолению. И снова повторяется спасительная формула в виде заклинания типа «Иисус-Мария-Иосиф», или предпринимаются действия для того, чтобы предотвратить появление в сознании этих мыслей и желаний. В тяжелых случаях это приводит к различным формам самоистязания (в частности, к флагеллантизму — самобичеванию), о чем известно из описанных примеров религиозного фанатизма. Чем больше усилий предпринимается для уклонения от навязчивых идей, тем скорее происходит «метастазирование», т. е. расширение и разрастание навязчивостей: бывает достаточно безобидной ассоциации, чтобы подозревать намек на срамное желание и связанные с ним слова и представления и начать новые усилия по их изгнанию. Это отражено в шутке, карикатурно изображающей «христианский» ряд чисел: «Один, два, три, четыре, пять... тьфу!.. семь», — цифра 6 имеет срамную ассоциацию. Все это напоминает упомянутую выше историю о невозможности убрать из комнаты абсолютно все пылинки и хорошо описывается латинской пословицей «Naturam expellas fursa, tamen usque recurret» («Сколь яростно ни изгоняй природу, она постоянно возвращается»). И действительно, природа, жизнь не могут быть изгнаны или подавлены — они все равно каким-то способом возвращаются на свое место. Какие рафинированные формы могут приобрести способы защиты, видно из следующего примера.

Одна пациентка с навязчивым стремлением мыться, которое подсознательно символизировало избавление от ее «грязных сексуальных побуждений», получала сексуальное удовлетворение именно тогда, когда соответствующим образом мыла свои гениталии как «источник греховности». Это сопровождалось наслаждением вплоть до оргазма, однако без чувства вины, так как на уровне сознания было связано с процедурой очищения.

Христианская церковь обеих конфессий (католическая и лютеранская), осуждавшая в прошлом сексуальность и пробуждавшая у своих прихожан чувство вины, и в настоящее время, к сожалению, способствует возникновению так называемых неврозов духовного происхождения. Ее враждебность ко всему плотскому вызывает у многих молодых людей, особенно в пубертатном возрасте, страх и чувство вины; соответственно требуются механизмы для их подавления. Вместо того чтобы в соответствии с возрастом и развитием проводить в школе беседы на темы, вызывающие у подростков естественное и часто примитивное любопытство, детей длительное время при подготовке к конфирмации обучают песнопениям и катехизису. В результате подростки получают эти сведения, чаще всего извращенные, другим путем.

За десятилетия психотерапевтической деятельности мы узнали, к каким опустошительным последствиям приводит религиозная враждебность к проявлениям плоти. Часто это начинается с борьбы с онанизмом (якобы вызывающим ужасные соматические и духовные последствия), отчего возникают тяжелый страх и чувство вины. Если не удается преодолеть этот «грех», такие переживания в юности нередко заканчиваются самоубийством.

Основные формы страха

Книга известного немецкого психолога и психотерапевта Фрица Римана (1902 - 1979) рассказывает о страхах в человеческом существовании, их проявлении у шизоидных, депрессивных, навязчивых и истерических личностей. Материал для книги дала богатая психоаналитическая практика автора. Ф.Риман пишет: "Эта книга предназначена для помощи в нашей индивидуальной жизни, она является посредником в понимании себя самого и других, в осмыслении наших первых жизненных шагов. Книга призвана снова и снова напоминать нам о том, как прочно мы связаны друг с другом".