|
4.3. Биографические предпосылкиМы вновь напоминаем, что страх перед необходимостью и окончательностью является у истерических личностей преобладающим. Он становится побудительным импульсом центробежных тенденций и стремления к переменам. Если вначале мы обратимся к факторам, способствующим развитию истерических личностей, то обнаружим прирожденную живость и привлекательность, спонтанность реакций и жизненный напор, выразительность, способность проявлять вовне свои внутренние переживания и представления, общительность и вполне закономерную потребность в общении. В связи с такой предрасположенностью, особенно сильно проявляющейся в межчеловеческих отношениях, эти люди находятся в зависимости от постоянного подтверждения той симпатии, которую они вызывают. Их живость, открытость, приспособляемость и склонность к увлечениям оказывают положительное впечатление на окружающих; они никогда не бывают скучными; они нуждаются в побуждениях и инициативе и сами инициативны. Врожденная внутренняя привлекательность истериков часто сопровождается внешней красотой; это обстоятельство они очень рано начинают использовать для возбуждения к себе симпатии. Они с легкостью влюбляются и многим нравятся, полагая, что так и должно быть; они чувствуют себя очаровательными и полагают это чувство совершенно естественным. Хотя это преимущество является лишь преходящим даром природы, они используют его постоянно, стремясь вызвать любовь и удивление и не отказываясь от этого ни при каких условиях. Они очень рано начинают рассчитывать на свою привлекательность и, опираясь на нее, выбирать свой жизненный путь. В них живет уверенность в том, что они заслуживают любви и восхищения. Для того чтобы эти предрасположения дали импульс к развитию истерической личности, необходимо воздействие окружающей среды, на чем мы и хотим остановиться более подробно. В соответствии с психоаналитическим опытом вероятность возникновения такого импульса относится к периоду жизни ребенка между 4 и 6 годами. В этом возрасте ребенок делает новые важные шаги в своем развитии. В это время расширяются и обогащаются его способности и поведенческие возможности, перед ним ставятся новые задачи: он постепенно врастает в новый мир, где познает правила ролевого поведения; он получает первые представления о своей половой принадлежности и половой роли; он предчувствует и предвосхищает будущее как поле для испытания своих возможностей и проверки своей миссии по отношению к другим. Это означает, что его прежний магический мир желаний с представлениями о безграничных возможностях для их удовлетворения постепенно заменяется реальностью, которая ограничивает его волю и его возможности. Его внутренний мир расширяется и обогащается, включая в себя уже более значительные области, которые относятся к жизни взрослых; становятся разнообразнее и его реакции. Это подразумевает требование возрастающего благоразумия, ответственности и расчета; короче говоря, ребенок в этот период начинает осознавать реальность существования мира взрослых, свое положение в этом мире и высказывать свои предположения о нем. Для того чтобы эти шаги развития были удачными, ребенок нуждается в убедительных примерах и образцах для подражания. Ему нужно увидеть в поведении взрослых нечто привлекательное: их мир должен стать его миром, а для этого он, в свою очередь, должен воспринять правила и образ жизни взрослых. Родителям в этот период предъявляются новые требования: ребенок уже не малыш, полностью принадлежащий им и неотделимый от них, а они для него не полубоги. Он — маленький человек, который критически, с возрастающим стремлением к знаниям, наблюдает за ними, спрашивает об обоснованности заветов и запретов, соблюдение которых рассматривает как приобщение к обществу (взрослых) и требует за это любящего вознаграждения; он хочет подвергнуть испытанию родительскую любовь и убедиться в том, что она существует. Ребенок начинает осваивать свою роль в качестве представителя того или иного пола и воспринимает это со всей серьезностью. В этот период особенно важно понимание родителей, ведь именно теперь ребенку требуются образцы для подражания: это необходимо для выработки самооценки и обретения идентификации. Как раз в этот период истерическим личностям недостает руководства и образцов для подражания, столь нужных для их развития. Когда ребенок переходит от младенчества к реальному восприятию жизни с отказом от прежнего поведения и безответственности в пользу ответственности и понимания необходимости, он решает совершенно новую для себя задачу знакомства с определенным порядком в окружающем мире. В этот период родители должны помочь ребенку в его желании освоить этот новый для него мир, в котором он хочет идентифицировать себя с родителями и для этого готов отказаться от прежних форм детского поведения и свободы. Ребенок должен получить радость от переживания соответствующей возрасту половой идентификации и от того, что он справился с новыми для него задачами; гордость за это составляет основу образования здоровой самооценки. Теперь представим себе среду, которая характеризуется неустойчивостью и хаотичностью, где - то, за что сегодня наказывают, завтра не принимают во внимание; где с ребенком продолжают обращаться как с малышом, не принимают его всерьез, относятся к нему неискренне, считая маленьким и глупым, а на его вопросы отвечают с пренебрежением, нечетко и невразумительно. Или представим себе родителей, допускающих при ребенке грубые сцены и ссоры; они полагают, что он все равно ничего не понимает и зависит от них, и в то же время ожидают, что он признает их поведение разумным. Они ведут себя так, как считают нужным и удобным для себя, а когда ребенок делает им замечания и спрашивает, почему они так поступают, наказывают его за дерзость, исходя из принципа «quod licet lovi, non licet bovi» («что дозволено Юпитеру, не дозволено быку»). Такая среда характеризуется хаотичностью, непонятностью, отсутствием руководящего начала и достойных примеров, в связи с чем ребенок теряет необходимые ориентиры и не ощущают поддержки родителей. Так создаются условия к воспитанию безответственности. Вот один пример (из дневника девочки-подростка). «Произошло нечто необыкновенное и из ряда вон выходящее. Я была больна. Матери до этого не было никакого дела, для нее я здорова, все нормально и это само собой разумеется. Поэтому устраиваю утонченный игровой театр, в котором участвуют те молодые люди, которые этого хотят, и одна солнечная девочка, один ребенок, предлагающий угощение. Каждый гость обнимает тебя, отмечая, какая ты замечательная, и приносит тебе все, в чем ты нуждаешься. И если нельзя добиться любви за твою нежность и хрупкость, то можно достигнуть другой цели — чтобы о тебе заботились. Чем сильнее болеешь, тем больше тебя любят. Конфликт впервые возник в интернате, с того времени, как я стала девушкой. Однажды, когда мне было 12 или 13 лет, я захотела нанести визит своей тетушке. По обыкновению я скакала сломя голову по лестнице. "Не будь такой экзальтированной", — предупредила мать. "Что значит — экзальтированной?" — "Эксцентричной, чрезмерно подвижной"». Я ничего не поняла. До этого я всегда была "сладкой", "очаровательной" и вдруг стала неугомонной. С трудом я сообразила, что каждый возраст имеет свои законы. Если маленького ребенка все балуют, то с подростками это случается редко, а со взрослыми — никогда. Я стала обучаться новой для себя роли, при которой я должна была лучшим образом проявить свою принадлежность к женскому полу, роли невинной девочки, которая доверчиво и трогательно смотрит на мир большими глазами и видит в нем только хорошее. Боже, я была действительно наивной, но едва один взрослый знакомый разъяснил мне, как я восхитительно наивна, я стала наивной по расчету. Взрослый Дон Жуан, полагаясь на мою детскую беспомощность, считал, что он ничем не рискует, делая мне безнравственное предложение вступить с ним в близость. Моя мама позавчера рассказала о том, как она старалась избавиться от меня, когда я была маленькой: "Когда ты, будучи маленькой, находилась в детском доме, я нередко забывала о тебе. Я всегда считала, что ты счастлива в детском доме, в твоих письмах звучало так много радости". Она, моя догадливая мама, которая иногда стелется передо мной, была ослеплена этими прошедшими цензуру письмами! Я должна была оставаться в детском доме, несмотря на слезные просьбы о свободе. Здесь есть лишь одно оружие — болезнь!». Другая девушка говорила: «Почему я расту в окружении дураков и вынуждена считаться с ними? (Она имела в виду свою семью.) Я вынуждена так много страдать!». Вот еще один пример поведения истерических личностей, связанного со средовыми факторами. Мужчина лет тридцати обратился к нам для лечения по поводу фобической симптоматики: в кинотеатре он хотел сидеть только в углу, не мог пользоваться скоростным поездом («когда я был проводником, то при больших расстояниях между станциями вынужден был останавливать поезд и выходить»), лифтом, а когда нужно было проехать через мост, должен был выходить из автомашины и идти по мосту вдоль парапета, держась за перила. Он испытывал мучительный страх перед тем, что на него может обрушиться потолок, когда оставался один в комнате. Из-за нелепости этих страхов он боялся сойти с ума. Этот страх перед сумасшествием в последние годы усугубился (один из его братьев в связи с психическим заболеванием был помещен в психиатрическое учреждение и там умер). Страхи этого пациента стали более понятными в процессе знакомства с его биографией. Как единственный сын (брат был на восемь лет моложе его) он в течение длительного времени оставался баловнем матери. Отец был образцовым чиновником с сильно выраженной склонностью к навязчивостям. Он приносил работу из конторы домой, так что, за исключением периода совместного приема пищи, семья не видела его лица. Мать баловала сына за спиной отца, тайно подсовывая ему деньги, приобретая для него множество обновок и заслоняя собой от мира (например, при трудностях, возникавших в школе, и т.д.). Отец думал о нем мало, не проявлял к нему интереса и был рад, когда от него скрывали неприятности и оставляли в покое. Ребенком наш пациент часто болел, что давало матери дополнительный повод для того, чтобы его баловать; брак с весьма здравомыслящим человеком, который был намного старше ее, стал ее разочарованием, поэтому завоевание сыновней любви с помощью баловства и заигрывания стало главной целью ее жизни. В постпубертатном возрасте сын вместе со своим другом проводил операции на черном рынке, в связи с чем хорошо зарабатывал и водил знакомство с многими девицами. Когда мать узнала об этих подпольных гешефтах, она тотчас же отвергла желание поделиться этими сведениями с мужем из-за его твердых моральных установок (он был настолько корректен и порядочен, что если не мог взять в переполненном омнибусе билет, то на следующий день покупал два билета). Из-за своих тайных запретных гешефтов сын стал менее регулярно посещать школу и поэтому испытывал все возрастающий страх разоблачения. Он вел двойную жизнь — корректного сына перед отцом и игрока за его спиной, прикрываясь при этом материнской защитой. Его привлекала такая жизнь, однако у него стали часто возникать боли в области сердца и головокружение как соматизированное выражение страха перед разоблачением. Он не получал настоящей и действенной поддержки даже в своем окружении. Наш пациент индифферентно относился к отцу, его не привлекали отцовские воззрения о том, что мир основан на исполнении долга, а контакты с ним были настолько затруднительны, что они оба старались их избегать. Когда он, к примеру, иногда по воскресеньям заходил в кабинет отца без особой надобности, они садились на большом расстоянии друг от друга. Отец читал газету, сын просматривал иллюстрации, и они не перекидывались друг с другом ни единым словом. Либо им нечего было сказать друг другу, либо они испытывали смущение и неловкость при попытке общения. Пациент находил отца и его образ жизни комичными и за его спиной вместе с матерью высмеивали «старика» за его крохоборство и сверхкорректность. Мать, которая совсем юной вышла замуж за пожилого мужчину, оппозиционно относилась к мужу и в своем браке оставалась ребенком. Только сын дал ей возможность насладиться «большой жизнью», о которой она так тосковала. И вот теперь она попала в положение, когда ее поддержка стала ложной защитой при трудностях, которые испытывал сын. Он не находил нигде нужных ориентиров, не имел почвы под ногами. Длительный страх перед грядущей катастрофой перешел в боязнь того, что все может обрушиться (потолок может развалиться и упасть), что он не может через все это пройти (страх перед мостом). Возникли и другие страхи перед ситуацией, из которой нет подходящего и желательного для него выхода. Страх перед тем, что ложная ситуация, на которой основана его жизнь, раскроется, проявлялся также в сердечных болях и приступах головокружения. Страх сойти с ума был частично связан с братом, а частично был проявлением смутного понимания того, что все это не может продолжаться долго. Благоприятной средой для развития истерической личности может стать и ситуация так называемой «золотой клетки». В такой среде делается акцент на внешнем благополучии, общественный престиж имеет для родителей большее значение, чем ребенок; ребенку внушают восхищение какой-либо значительной персоной, влияющей на положение родителей в свете, и предлагают подражать ей. Он завидует школьным товарищам; ему кажется, что у них «есть все»; кроме того, он должен разыграть роль счастливого ребенка — иначе его сочтут неблагодарным; он придумывает себе болезни и одновременно выказывает высокомерие, стремясь привлечь к себе внимание и вызвать зависть. Если родители не могут служить примером для детей, то у последних остаются две возможности: либо идентификация все же происходит вопреки такому воспитанию, либо дети более не воспринимают родителей всерьез и чувствуют себя полностью покинутыми. Повзрослев, они считают, что в период их созревания родители отдавали предпочтение другим, и становятся в оппозицию к ним, заявляя, что они «ни за что не станут такими, как родители», а это, естественно, не является конструктивной идеей. Тяжело переносит ребенок и ситуацию, когда родители как бы меняются своими половыми ролями — мать «надевает брюки», а отец становится «героем в шлепанцах» или «подкаблучником». В таком случае дети не усваивают жестко установленные обществом половые роли и иногда меняют их вплоть до разрушения привычных форм женственности или мужественности. Мужа «подкаблучника» лишила власти жена, которой он боится, а мужеподобная, выполняющая мужские функции жена с ревнивым соперничеством относится к мужчинам и с презрением — к представительницам собственного пола. В такой семье ребенок лишен соответствующего образца полового поведения, что затрудняет его развитие, а позднее создает определенные проблемы в его отношениях с людьми противоположного пола. Правильные установки родителей по отношению к своей половой принадлежности и сексуальности являются важным фактором в развитии ребенка и создают привлекательный образец для идентификации с мужественным отцом или женственной матерью. Общество предлагает мужчинам и женщинам множество возможностей для выполнения половой роли, справедливо разделяя их. Определить и принять свою половую роль должен каждый человек: это необходимо, чтобы иметь возможность занять определенное место в коллективе и осуществить свои претензии на власть, участвовать в борьбе за половую эмансипацию и освобождение от цепей и ограничений, которые накладывает на человека эта половая принадлежность. На сцене театра жизни разыгрываются и мужские и женские роли; особенно важное значение имеет их правильное распределение при воспитании детей. Маргарет Мид в своей книге «Мужчина и женщина» приводит тому убедительные примеры. Развитию истерической личности способствует и такая семейная ситуация, когда единственный ребенок является для одного из родителей своеобразной заменой партнера, хотя еще не созрел для выполнения такой роли. Это приводит к потере детской непосредственности и к раннему половому созреванию. Сын выступает в роли не только союзника и утешителя матери, разочаровавшейся в его отце, но и доверенного лица. Такая нагрузка не соответствует его возрасту, эти обязанности тяжелым бременем ложатся на его плечи. Между ним и матерью существуют близкие и интимные отношения, сын на все смотрит глазами матери. В то же время его взаимоотношения с отцом разрушаются. Ребенок не может естественным образом проявить свои симпатии и склонности, как это бывает в семьях, где родители любят друг друга. Возрастные интеллектуальные возможности у такого сына недостаточно зрелые, и он пренебрегает советами и разъяснениями отца, которые будут так необходимы позже, когда наступит время испытания его мужественности. С некоторыми поправками ( mutatis mutandis ) это может быть отнесено и к дочери. Другим последствием дисгармонии в отношениях между родителями является навязывание ребенку несвойственной ему роли или функции, которая не соответствует его сущности и не дает ему ощущения истинной безопасности и уверенности в себе. Чаще всего это проявляется в том, что с ним обращаются как с маленьким, не считаясь с тем, что он уже повзрослел и имеет собственные возрастные интересы и потребности. Это вызывает у него растерянность и служит источником снижения самооценки: он не выполняет того, чего от него ожидают, так как не понимает требований взрослых. Родители, недовольные своей неудавшейся жизнью, пытаются воплотить свои несбывшиеся мечты в детях и таким образом реализовать то, что не удалось им самим. Неспособные служить примером для ребенка и дать ему соответствующие наставления, они настаивают на выполнении им роли, часто ему не свойственной. Такая среда служит благодатной почвой для развития истеро - депрессивных личностей. Нечто подобное происходит, когда ребенку навязывают роль «папочкиного или мамочкиного солнышка». Такой ребенок должен быть сияющим, радостным, своими поступками доставлять наслаждение родителям, за что его любят и им восторгаются. Однако эта любовь к фасаду, к внешнему обличью позже затруднит ребенку поиски самоидентификации. Такая «фасадная» роль иногда становится второй натурой и, будучи пережитой и более как роль не востребованной, может привести к жизненному краху и, как следствие, к тяжелой депрессии. Тяжелой, неблагоприятной для развития является среда, где семейные отношения заменяются социальными установками или мнением меньшинства. Дома ребенок обучается образцам поведения и следует установкам, которые действуют и поощряются в данной конкретной семье, а вне ее отвергаются. В таких случаях ребенок, попадая в другой коллектив, чаще всего в школьном возрасте, переживает ситуацию как критическую, к чему он не был подготовлен вообще или же эта подготовка была фальшивой. Чувства разочарования, беззащитности, неуверенности, позора, глубокая очевидность того, что знания о мире, полученные им дома, непригодны, толкают ребенка назад, в семью, и служат причиной его депрессивной фиксации на поощряемых в ней образцах поведения. Все это служит основой для развития смешанных истеро - шизоидных личностей. Центральной проблемой истерических личностей является нарушение самоидентификации: они либо идентифицируются с образами своего детства, либо остаются в состоянии оппозиции или протеста, либо принимают навязанные им роли. Кроме описанных выше вариантов среды, благоприятствующей развитию истерических личностей, следует также упомянуть среду, связанную с насилием над личностью. Здесь развитие по данному типу может быть следствием проявления протеста против закостенелости, навязывания ребенку чужих мнений и установок, подавления детской непосредственности. Такое же патогенное влияние на развитие личности ребенка оказывают противоположные методы воспитания: снятие всех ограничений или же, наоборот, запрещение всего, что он делает и что желает получить от окружающих, т. е. сознательное или подсознательное соревнование с ними. Поведение и особенности развития так называемых «неудачных детей» из очень строгой, чопорной или ограниченно -авторитарной среды являются не признаками истинной истерии, а формой реакции на подавляющие личность ребенка воспитательные воздействия. Мы должны также коснуться исторических фактов, в соответствии с которыми истерия ранее считалась исключительно женской привилегией, что следовало из самого обозначения этого расстройства греческим словом «истерия»-«матка» (die Gebaermutter). Это заставляет нас задуматься по поводу того очевидного обстоятельства, что женщины особенно часто страдают истерией. В то же время мы должны предостеречь, что эти факты не подкрепляются научными доказательствами; здесь может иметь место ложный аспект, связанный с тем, что многие человеческие высказывания бессознательно (а иногда и сознательно) имеют тенденциозный характер. В нашей западной культуре жизнь женщины ранее была ограничена исключительно областями, связанными с исполнением роли супруги, хозяйки и матери. Вся ее жизнь и все выполняемые ею роли ограничивались узким семейным кругом («внутри семьи произрастает животворящая хозяйка», говорится в «Песне о колоколе» Шиллера) в противоположность жизни и ролям мужчины, которому предоставлялись богатейшие возможности для самоутверждения и самореализации вне семьи. В связи с этим оценка партнерских взаимоотношений имеет для женщины иное, чем для мужчины, значение. Социальные роли мужчин во многих отношениях заранее более значимы, мужчины занимают более престижные и высокооплачиваемые должности; женская работа считается менее значимой и менее оплачиваемой, женщина часто находится в юридической и материальной зависимости от мужчины. Она во всем обделена: в возможностях своего развития, которые ограничены домашним очагом и семьей; в мыслях и желаниях, направленных больше на мужчину и выполнение его предназначения в обществе, нежели на собственное существование. Находясь в плену коллективных предрассудков, она длительное время считалась существом бездуховным и не имела права на утверждение собственной сексуальности. Незавидным было положение женщины и при патриархате. При таких обстоятельствах истерия служила орудием борьбы с миром мужчин за возможность проявить себя и одновременно способом отмщения этому миру. Иными словами, истерия используется для воздействия на мужчину, когда с него как бы «срезается ботва» и «ненужные наросты», в результате чего он становится беспомощным и покорным. Истерическое поведение носит иррациональный, нелогичный, непостижимый и непредсказуемый характер, что делает мужчин бессильными, превращая в ничто с их логичностью и рациональностью: реакции и цели женщины, ее болезни, ее «хочу — не хочу» или «могу — не могу», драматические сцены, соматические симптомы, взрывы отчаяния и угрозы самоубийства представляют для мужчины неразрешимую задачу и, по словам Ницше, вызывают у него желание обуздать упрямство кнутом и, в конце концов, разорвать партнерские отношения. Когда выполнение «супружеских обязанностей» сопровождается пренебрежением женской сексуальностью, то это часто становится причиной «фригидности», которую обычно используют для прикрытия существования «черного Петера». В смешении таких мужских качеств, как претензии на власть и обладание, таится тщательно скрываемый глубокий страх мужчин перед женщинами, перед другой возможной стороной своей жизни, которая представляется им опасной (они преувеличивают эту опасность). Женское подсознание противостоит мужскому превосходству с гениальной помощью истерии (последняя одновременно выполняет функции самозащиты и мести). Неслучайно по мере ослабления патриархата так называемые классические формы истерии становятся все более редкими: обретение женщинами равноправия и снятие ограничений в развитии их способностей сделали их ненужными. Изучая происхождение истерии, мы узнаем, что подавление, снижение общественной и самооценки, несвобода, насилие и непонимание со стороны партнера и общества вызывают истерические реакции протеста независимо от половой принадлежности. Приведенные выше примеры средовых воздействий, определяющих развитие истерических черт, подтверждают это положение. Мы показали, что основой многих истерических состояний является страх перед обязательностью, конечностью и необходимостью. Истерические личности не делают для себя выводов из своих неудач и не приобретают опыта, если их поведение не соответствует требованиям и ожиданиям окружающих. Напротив, чем чаще они переживают неудачи, чем меньше удовлетворяются их желания, тем больше возрастают их потребности и чаще предпринимаются попытки их осуществления. Это приводит к истерическому порочному кругу с упрямым отстаиванием своих позиций и желаний. Их склонность к соблазнам объясняется общей неудовлетворенностью собой и своей жизнью, сопровождающейся жаждой ярких впечатлений и удовольствий, — с этим связана их страсть к переменам и новым раздражителям как к способу найти удовлетворение, причем эти поиски всегда относятся к внешнему, а не к внутреннему миру. Оказать помощь истерическим личностям — не значит способствовать их уходу от реальности; нужно помочь им принять на себя адекватные роли, приучить к порядку, обязательности и соблюдению законов, обеспечить возможность самопознания и зрелых поступков. Сюда же относятся определенное мужество для осознания реальности и способность к необходимому самоограничению, которые должны быть присущи всем людям. Для этого следует раскрыть перед ними позитивную сторону реальности, что может в той или иной мере удовлетворить их запросы. Удивительно, что понятие истерии часто нуждается в переоценке: с точки зрения депрессивных и шизоидных личностей, а также личностей с навязчивостями, наш подход к истерии как к болезни кажется сомнительным, так как, по их мнению, главными должны быть моральные оценки. Представление, что истерик только «играет в болезнь», когда ему это выгодно, связано с бытующими предрассудками. Быть может, биографические сведения об истории формирования личности пациентов и соответствующих симптомов помогут понять, что истерия есть болезнь с определенной последовательностью развития и что истерики страдают так же, как и другие больные. Быть может, наши предубеждения усиливаются еще и от того, что внешне жизнь истериков кажется благополучной и это, как говорится, лишает их права на болезнь. Знакомство с их жизнью заставляет нас изменить это мнение и отречься от предрассудков прошлого — ведь показателем полноценной жизни является умение понять страдания других людей, и чем больше наша терпимость, тем большую благодарность мы заслуживаем и тем счастливее люди, которым мы помогаем. Основные формы страха
Книга известного немецкого психолога и психотерапевта Фрица Римана (1902 - 1979) рассказывает о страхах в человеческом существовании, их проявлении у шизоидных, депрессивных, навязчивых и истерических личностей. Материал для книги дала богатая психоаналитическая практика автора. Ф.Риман пишет: "Эта книга предназначена для помощи в нашей индивидуальной жизни, она является посредником в понимании себя самого и других, в осмыслении наших первых жизненных шагов. Книга призвана снова и снова напоминать нам о том, как прочно мы связаны друг с другом".
|
|
||||
© PSYCHOL-OK: Психологическая помощь, 2006 - 2024 г. | Политика конфиденциальности | Условия использования материалов сайта | Сотрудничество | Администрация |